Целитель #10 - Валерий Петрович Большаков
И вдруг ясно, словно наяву, перед глазами проявилось Машино лицо. Подруга смеялась, жмурясь из-за щекочущей челки, но не поправляла волосы — руки ее были заняты Юлечкой. Юлией Евгеньевной Зенковой. Малышка самозабвенно тискала плюшевого кота, и хихикала, словно радуясь, что у мамы такое хорошее настроение…
«Да вернусь я! — сердито подумал прапор. — Вы что? Вернусь обязательно! Куда я денусь…»
Четверг, 3 июля. День
Москва, Кремль
Заседание Политбюро началось, как всегда, в четыре часа — глухо донесся бой курантов. Правда, состав был далеко не полон — Долгих в командировке, Егорычев приболел, еще человек восемь или больше работали «на местах», по призыву Машерова.
«Нечего в Москве бумаги перекладывать, — заявил тот со всею своей партизанской прямотой, — айда в народ! Делом займемся!»
Но исполнители главных ролей на месте.
Андропов рассеянно пожимал руки, похлопывал по плечу, а сам в это время соображал, генерировал идеи, тут же разбирая их, и отбрасывая «в шлак». Или обдумывал дальше, прокручивая голую мысль, и та обрастала деталями.
Заняв свое место, он сказал официальным голосом:
— Здравствуйте, товарищи! Сразу хочу предупредить, что на следующее заседание мы пригласим журналистов с Центрального телевидения и Всеобщего вещания. Будут нас долго снимать, а потом склеят репортаж минут на пять эфирного времени. Так что… Прошу выглядеть опрятно, брито и причесано!
Машеров хохотнул, Громыко дипломатично улыбнулся, а остальные запереглядывались.
— Ну, а что вы хотели? — развел руками Юрий Владимирович. — Хватит нам быть «орденом меченосцев», и шептаться втихую! А насчет секретности — просьба не беспокоиться: Кузьмич исследует каждый квадратный миллиметр видеопленки. Кстати, где он?
— Я за него, — привстал Иванов. — Товарищ Цвигун сейчас во Владивостоке.
— Понятно. Ладно… — президент сдвинул «рогатые» часы, чтобы не отсвечивали. — Дмитрий Федорович, вам слово. Для зачина.
Устинов кивнул, поправляя очки, но зачитывать с листа не стал. Набычившись, навалившись на стол, он заговорил глуховатым, рокочущим баском:
— Всё идет по плану, товарищи. Весь правый берег верховий Иртыша занят нашими войсками. Местное население демонстрирует полную поддержку и лояльность. На левобережье Керулена обстановка сложнее. Продолжаются бои за города Алтан-Эмэл и Чжалайнор, однако обстановка меняется к лучшему. Мы наладили «воздушный мост», и подкрепления, оружие, боеприпасы доставляются бесперебойно. Группа советских войск в Монголии выдвинулась и к Иртышу, и к Далай-Нору…
— Простите, что перебиваю, — негромко вставил Брежнев, — но и здесь нужно больше открытости, товарищи. К чему нам замалчивать победы? Пусть народ знает своих героев! Конечно, на Западе брехать не перестанут, но хоть вранья станет меньше.
— Хорошо, — проворчал министр обороны, — мы обдумаем этот вопрос сегодня же… Товарищи! — голос его окреп, набираясь внутренней силы. — Специальная военная операция — это прежде всего сигнал Пекину, Вашингтону и всяким там Европам, что нас лучше не задевать. Да, мы ведем политику деконфликтации с капстранами, но это вовсе не тождественно непротивлению злу! Кстати, забыл упомянуть… Мы выполнили свое обещание — поставили Ханою танки и авиацию, и сейчас части НОАК или громятся, или уже отброшены, причем вьетнамцы воюют уже на китайской территории — в провинции Гуанси, и местное население… чжуаны, кажется… встречают их, как своих!
Андропов облокотился на стол и сплел пальцы.
— Андрей Андреевич? — мурлыкнул он.
Громыко эффектно шлепнул толстенной «Нью-Йорк таймс», и ткнул пальцем в аршинные буквы:
— Американцы, как всегда, крикливы и заполошны, но… Если вкратце, они огласили наши претензии к Китаю. Правда, назвали их ультиматумом. Дескать, Москва нашла единственный способ справедливого дележа гидроресурсов, а захваченные территории передадут Улан-Батору. И вот тут, на врезке: «Русские требуют прекратить войну с Вьетнамом, признав его границы, включая и островные». Но американцы так и не поняли истинных причин СВО! Конфликт с Вьетнамом инициировал Дэн Сяопин, он и сейчас руководит боевыми действиями, бездарно проигрывая, сдавая один населенный пункт за другим!
— А Хуа Гофэн довольно потирает руки! — усмехнулся Суслов.
— Именно! — с непривычным для него жаром воскликнул министр иностранных дел. Вернув лицу бесстрастие, он церемонно доложил: — Юрий Владимирович, ваше послание передано товарищу Хуа.
Суслов одобрительно кивнул, а прочие запереглядывались.
— Открою тайну переписки! — президент тонко улыбнулся. — «Во первых строках своего письма», как обычно начинал мой отец, я изложил вкратце предысторию конфликта, упомянул про недовольство уйгуров в Синцзяне вообще, и на правобережье Иртыша в частности, про монголов, что ропщут в Барге — это там, где как раз протекает Керулен — и сделал Хуа Гофэну предложения, от которых тот не сможет отказаться. О чем речь? Во-первых, я готов признать товарища Хуа вождем всех компартий мира, кроме тех, что находятся у власти…
Шепотки закружились по Ореховой комнате.
— Да, — усмехнулся Андропов, — этого даже Мао не добился! Заодно я готов передать все коммунистические партии капстран на окормление пекинской казны…
Шепотки сменились сконфуженным хихиканьем, даже Михаил Андреевич выдавил улыбку.
— Во-вторых, почему бы Москве с Пекином не разделить мир на сферы влияния? — невозмутимо продолжал Юрий Владимирович. — Отдадим китайцам пол-Африки, изрядный кусок Латинской Америки, часть арабских государств, хоть всю Западную Европу, плюс Австралию с Новой Зеландией. Берите, не жалко! А за это, за всё мы нормализуем отношения с КНР, начинаем торговлю, культурный обмен, то, сё… В общем, «русский с китайцем — братья навек!»
Как Андропов и предполагал, члены Политбюро с головой окунулись в споры, лишь бы унять сомнения или выгадать от грядущего передела, но сам он хранил олимпийское спокойствие.
Сферы влияния — иллюзия, ибо «мягкая сила» просочится даже сквозь «железный занавес». Но если Китай жаждет примерить платье голого короля, то пускай! Почему бы и не восхититься влиянием, которого нет? Чем бы дитя не тешилось…
Перевесившись к Иванову, президент шепнул:
— Борь, ты Мишу звал?
Борис Семенович наклонился и кивнул:
— Он здесь, Юр, во дворе скучает. Пригласить?
— Нет-нет, сам спущусь. И так с утра сиднем сижу! Прогуляюсь хоть…
* * *
Пульс Москвы участился за последние годы, на улицах уже смыкались первые «пробки», но стены Кремля по-прежнему хранили невозмутимость, сдерживая напор времени.
На аллеях изредка попадались военные, козырявшие Верховному, или служащие с пухлыми портфелями. Однажды прошелестела шинами «Чайка». И тишина…
— Всё хотел спросить… — улыбнулся Андропов, поблескивая очками. — Миша, как вам новое лицо?
— Нормально, — Гарин дернул уголком утончившихся губ. — Рита бурчит… в шутку, надеюсь, что теперь больше внимания достается не ей, а мне! Нормально. Нет, правда. Я теперь хожу, как невидимка! Миша Гарин будто исчез… или я словно в маске… Нет-нет! Маска, личина — совсем не то! Грим — это обман, его могут раскрыть, а тут — лицо! Мне сейчас гораздо спокойней. Кому надо, те знают, кто я. А кому не надо… Пусть ищут!
— Ну, что ж, тогда и я спокоен. М-м… Я вот о чем хотел с вами поговорить, Миша. Вы же у меня как бы советник! Денег на науку мне
