Во все Имперские. Том 6. Дриада - Альберт Беренцев
Из этого я сделал единственный возможный вывод — моё новое тело все же не совсем материальное. Из чего оно состоит — леший его знает, но управляет этит телом, видимо, все еще вросший в голубое сало Нагибин, то есть я…
Откуда-то слева раздался удивленный свист, я повернул свою могучую голову и узрел уличного торговца квасом. Торговец стоял на улице и пялился на меня во все глаза.
Ну, это было и неудивительно. Тут было на что посмотреть. Кусты общественного садика, где мы с Машей укрылись от взглядов и ушей посторонних, меня больше не прикрывали — я теперь был ростом метров под восемь. Такую тушу за кустами не спрячешь.
Торговец квасом решительно полез за смартфоном, я тут же крикнул ему:
— Non! Apage hinc! Occidam!
Квасник тут же уронил от ужаса свой смартфон, потом подобрал его и бросился бежать, Такая реакция была логичной — голос у меня теперь был таким оглушительным и мощным, что с крыши каких-то казарм, расположенных за садиком, вспорхнула в воздух стая голубей.
Это круто. А вот то, что я говорил теперь на каком-то непонятном языке — нет…
Сам-то я свою фразу понял, я хотел крикнуть кваснику «пошёл прочь, убью» и на самом деле это крикнул, вот только явно не по-русски…
— Да сядь, дурак, пригнись, — потребовал снизу девичий голос.
Я уставился на Машу, которая теперь казалась мне просто куклой. Я бы мог взять девушку и посадить себе на ладонь, если бы захотел. Впрочем, её совет явно был мудрым, если я буду и дальше открыто торчать в таком виде посреди города — рано или поздно кто-нибудь точно вызовет полк Охранки, чтобы они расстреляли ту неведомую хрень, которой я теперь стал.
Я скорее пригнулся, потом уселся по-турецки прямо на землю. Но этого было мало, моя голова все еще торчала над кустами. Тогда я вытянул ноги, смяв в лепешку сразу несколько крупных кустов шиповника, а потом растянулся на земле, перекрыв своим телом несколько парковых дорожек. Вот теперь меня точно не видно.
А еще я заодно убедился, что мое новое тело на самом деле не астральное — взаимодействовать с физическими объектами я реально мог. Точнее говоря, я мог их курочить, причем с легкостью.
— Qua lingua loquor? — спросил я у Маши.
Говорил я красивым брутальным баритоном, но таким мощным, что от звука моего голоса в каком-то особняке бешено залаяли собаки, а у авто на улице сработала сигнализация.
— На латыни ты говоришь, — недовольно пояснила Маша, — Молчи, дурак! Сюда сейчас весь город сбежится!
Маша с трудом перелезла через мою громадную руку, потом потыкала кулаком мне в щеку. Я её прикосновение ощутил, хотя очень слабо — как будто по тебе муха ползёт.
— Это явно материя, — доложила Маша, — Но какая-то странная. Ты состоишь из какой-то астрально-материальной смеси, я думаю…
Мне тем временем вдруг стало нехорошо. Голова у меня неожиданно закружилась, резко за одно мгновение, внутри у меня все перевернулось, я на секунду потерял ориентацию в пространстве и вообще забыл, кто я такой. Я бы, пожалуй, даже упал, но я уже и так лежал на земле.
Еще через мгновение я ощутил потерю — как будто я блевал, или истекал кровью, или делал это все одновременно…
В следующую секунду я понял, что все еще лежу не земле, только стал снова маленьким, а потом мою ногу пронзила резкая боль.
— Твою мать! — застонал я и выдернул из ноги Машин кинжал.
Надо мною металась фиолетовая аура, сначала слабая, но все усиливавшаяся — моя рана регенерировала. Мое божественное тело растворилось, я снова был собой. Зато опять обрел способность говорить по-русски.
— Как ты это сделал? — спросила Маша.
Я уже поднялся на ноги, Маша теперь была ростом мне по плечо, как и раньше.
— Магия гавваха, вот как, — процедил я, возвращая Маше кинжал, — Судя по всему, я смог сделать из собственных страданий себе новое тело. Типа как качки растят мышцу через превозмогание. Только я вырастил себе магическое тело через боль.
Маша смотрела не меня со смесью шока и недоверия:
— Да. Но ни Царь, ни Алёнка такого не умеют…
— У меня другая магия, не такая, как у Царя, — пояснил я, — А что касается Алёнки… Ну, она же тоже каким-то образом сделала себе новое тело. Хоть и не такое, как у меня. Кроме того, она для этого явно пользовалась не гаввахом, а другой магией. Но суть та же. Я полагаю, что я обрел частичную божественность. Как Алёнка. Я чувствовал это, только что…
— Притормози, бог, — осадила меня Маша, — Для полноценной божественности ты пока что слишком плохо контролируешь свои превращения. Почему ты так быстро вернулся в прежний вид?
— Не знаю, — пожал я плечами, — Ну вернулся и вернулся, чего бухтеть? Если хочешь — я во время нашей брачной ночи снова примут эту громадную форму. Тебе же наверняка понравилась та циклопическая штуковина у меня между ног…
Маша неожиданно хихикнула, что вообще было для неё нехарактерно. Но потом тут же приняла свой обычный суровый вид:
— Тело красивое, Нагибин, спору нет. Но вот эта штуковина у него такая огромная, что ей только слоних сношать. А я, боюсь, не переживу. Так что не стоит.
— Всё же подумай над моим предложением, Маша, — посоветовал я, — И, кстати, какое у меня было лицо?
— Лицо было твоим собственным, — объяснила баронесса, — Разве что огромным. Ну и чуть покрасивее, чем у тебя в обычном виде. Побрутальнее. И черты более классические…
— Ладно, — поморщился я, — А почему я в этой божественной форме могу говорить только на латыни?
— Вот тут без понятия, — Маша дернула плечами, — Не знаю. Вероятно, просто магическая особенность. Латынь — это же священный язык Церкви и магии. Я могу только предположить, что ты стал чем-то вроде голема. Только голема созданного из самого себя, из своей боли, если можно так выразиться. Но это все сейчас и неважно. Гораздо интереснее,
