Андрей Ерпылев - Имперский рубеж
– Чурки с гор! – зло проговорил, как выплюнул, капитан, и юноша вдруг вспомнил его – один из любителей нард, всегда заседавший в дальнем конце «клуба». – Шарахнули ракетой на взлете… Благо бы на небольшой высоте – могли бы сесть на брюхо, а так… – Он сокрушенно махнул рукой и потрусил к машинам.
Все было ясно…
* * *– А это что такое? – Федюнин присел возле бесформенного куска, все еще слабо дымящегося, и осторожно потыкал в него черенком вешки. – Отмечать или как?
– Все отмечать, – буркнул поручик, втыкая свой знак возле чьей-то ноги, оторванной ниже колена: начищенный ботинок совсем не пострадал, чего нельзя было сказать об остальной обгоревшей культе с остатками ткани вокруг щиколотки и сахарно-белой длинной костью, торчащей из лохмотьев темной плоти.
За прошедшие два часа мозг настолько отупел от увиденного, что эта деталь еще недавно живого, трепещущего человеческого тела уже не вызывала эмоций, будто выброшенный за ненадобностью старый сапог – валяется себе какой-то мусор и валяется. Наступила защитная реакция организма, не позволяющая живому сорваться с винта при виде мертвого. Ведь чего только не увидел Саша за эти два часа…
Вокруг, полускрытые дымкой, как привидения, бродили размытые человеческие фигуры. Казалось, грибники туманным утром устроили «тихую охоту» в странном лесу без деревьев. Только вот грибы им попадались страшненькие…
Бежецкий совсем не был специалистом в таких вопросах, но тут все казалось понятным даже ему: ракета «земля—воздух» – скорее всего одна из «Эрроу», что в числе других контрабандных поставок тоненькими ручейками сочились через горную границу с Британской Индией, – заставила сдетонировать вместительные баки «Пересвета», полные горючего. Естественно, что не выжил никто. Даже относительно целые тела попадались очень редко – все больше разорванные на куски, переломанные, обгоревшие.
– Вот ни себе хрена! – услышал Саша голос Федюнина. – Вы только поглядите, ваше благородие!
«Что он там нашел, – подумал офицер, втыкая вешку возле расщепленной пассажирской скамьи. – Опять какую-нибудь ерунду, поди!»
Он поспешил к солдату, склонившемуся над чем-то большим, угловатым.
Нет, солдат на этот раз нашел не ерунду.
Глубоко врезавшись в сухую почву уцелевшим краем, на земле лежал один из гробов – точно такой же, какие вчера поручик видел в морге. Деревянная наружная обшивка раскололась при ударе о землю, рассыпавшись по досочке, а сам цинковый ящик сильно деформировался, лопнул по спайке, и к тому же передняя его часть отсутствовала напрочь, будто откушенная гигантскими ножницами. Все вокруг было усеяно знакомыми мешочками, целыми и лопнувшими. Только этот силикогель почему-то был похож на муку или сахарную пудру. Бежецкий нагнулся и поднял один кулечек, удивившись, что внутри матерчатого мешочка там еще один – из полиэтиленовой пленки.
«Как же он будет влагу впитывать?»
Порошок обильно перепачкал пальцы, невесомым облачком повис в воздухе, распространяя резкий запах…
– Смотрите, ваше благородие! – Федюнин совал ему под нос обгоревшую с одного конца доску от ящика. – Селюнин наш это!
На доске чернела трафаретная надпись «…тер-офицер Селюнин».
– А это что у вас такое? – Солдат обмакнул в мешочек грязный палец, подозрительно понюхал облепивший его порошок, осторожно лизнул кончиком языка…
– Вы знаете, что это такое, вашбродь? – выпучил он глаза на офицера. – Это же…
Но тот и сам уже догадался, что это такое…
* * *– Вы арестованы, поручик!
Размалеванный камуфляжными цветами вездеход ждал Бежецкого на краю аэродрома. Повинуясь сигналу ротмистра с темно-зелеными эмблемами Корпуса на воротнике, два дюжих вахмистра споро обыскали не пытающегося сопротивляться офицера и, защелкнув у него на запястьях вороненые дужки наручников, усадили в просторный кузов.
– Ну что, расскажете сами, как все было? – устало спросил жандарм, устроившись на металлической скамейке перед Сашей. – Курите?
Подручные его скрылись в кабине, оставив офицеров наедине, и вездеход медленно тронулся с места.
– В чем меня обвиняют?
– Пока ни в чем, – пожал плечами ротмистр, прикуривая от металлической зажигалки. – Но, думаю, вскоре обвинят в убийстве.
– В убийстве?
– Это у вас манера такая, поручик, повторять последнее слово? – улыбнулся жандарм. – Разве я непонятно выразился?
– И кого я убил? – откинулся на металлический борт Саша, думая про себя: «Какой бред! Право, я, должно быть, еще сплю… Хотя во сне вроде бы не чувствуют запахов, а амбре тут…»
– У вас нос чем-то белым перемазан, – заметил собеседник. – Да-да, вот тут. Все, стерли. Не алебастр, случаем?
– С чего вы взяли? – пробормотал молодой человек и вдруг все вспомнил: алебастр, поручик Зацкер, зажимающий нос перемазанной белым тряпкой, капли крови на полу…
– Ага! – Ротмистр, пытливо вглядывающийся в лицо Бежецкого, улыбнулся. – Вспомнили! Каковы были мотивы убийства? Чего плохого вам сделал Зацкер?
– При чем тут Матвей?.. – Саше снова показалось, что это – ужасный, неправдоподобный кошмар. Вроде того – с разгрузкой ящиков. – И вообще, куда мы едем?
– Сначала на квартиру упомянутого поручика, – заскучал жандарм. – Там вы покажете, как все было. Под протокол. А потом, думаю, в гарнизонную гауптвахту. Ну что, не хотите говорить?
– Пока воздержусь…
В квартире бедняги Зацкера было всего несколько человек. Самого его, вероятно, уже увезли, только возле стола, на полу виднелся грубо очерченный мелом человеческий силуэт с темным пятном на месте головы.
– Ну, что нам скажет криминалистика? – весело поинтересовался ротмистр, потирая руки, будто в предвкушении вкусного обеда.
– Криминалистика скажет, что молодого человека можно отпускать, – мельком глянул на закованного в наручники Сашу пожилой лысоватый жандарм в белом халате, накинутом поверх мундира. – Явное самоубийство, господин Кавелин.
– Не может быть! – Улыбку с лица жандарма как ветром сдуло. – Вы ничего не путаете, Мельников?
– Отнюдь, – пожал плечами криминалист. – Вот он пистолет, из которого произведен выстрел. – Он кивнул на лежащий на столе пластиковый пакет. – Отпечатки на рукояти и спусковом крючке четкие. Найден, как и должно быть, справа от тела…
– Но как могли проглядеть пистолет при первичном осмотре?
– Это вы своих гавриков спросите, Кирилл Сергеевич, – ядовито улыбнулся криминалист. – А я вот сразу нашел. Под циновку закатился пистолет. Вон там, – он указал пальцем, – у окна.
– И как он там, с позволения спросить, оказался?
– Элементарно. У покойного поручика, как вы успели, наверное, заметить, конституция тонкая, хрупкая. Как у девушки, если уместно такое сравнение. А пистолет, – криминалист снова кивнул на пакет, – «люгер». Та еще машинка. Вот и выбило его отдачей из мертвой руки. Такое бывает, – покивал он своим словам. – И довольно часто. Так что отпускайте молодого человека, Кавелин, он вне подозрений.
– Еще отпечатки пальцев следует сверить, – проворчал ротмистр, отпирая ключиком браслеты, уже успевшие врезаться в Сашины запястья.
– Уверен, что они окажутся принадлежащими Зацкеру, – пожал плечами криминалист. – У меня, Кирилл Сергеевич, большой опыт в подобных делах…
– А почему вы решили, что это я убил Матвея? – спросил Бежецкий, когда они с жандармом спустились вниз.
– Вас вчера видело множество народу, – пожал плечами Кавелин, закуривая. – Когда вы, подобно фурии, неслись сюда, ничего перед собой не замечая. А потом… Вы же знаете, какая в туземных домах звукоизоляция? Вашу ссору тоже слышали многие. И то, как вы надавали бедняге пощечин.
– А выстрел они тоже слышали?
– Нет, выстрела никто не слышал. Ночью был обстрел, как вы знаете.
– Так я, по-вашему, надавал Моте… Матвею пощечин, а потом вернулся и под покровом ночи пристрелил его? Бред.
– Почему бред? Всякое бывает… А с чего вы так осерчали на поручика? Знающие вас люди говорят, что вы с ним были дружны.
– Это наше с ним дело, – насупился молодой человек.
– Не хотите говорить – как хотите, – жандарм затянулся дымком. – А что вы делали вчера в госпитале?
– Заходил еще к одному своему другу, полковнику медслужбы Седых, – с вызовом ответил поручик. – Или знающие меня люди не сообщили вам, что я и с ним дружен?
– Да не ершитесь вы… – вздохнул Кирилл Сергеевич. – Тут трагедия случилась, а он со своим гонором шляхетским… Я понять хочу – с чего это такой человек, как Зацкер, решил пустить себе пулю в висок. Жизнерадостный, общительный… Испугался дуэли, как вы думаете?
– Вряд ли, – теперь пожал плечами Александр. – Матвей трусом не был… Действительно, с чего ему стреляться? Остыли бы оба, выпили мировую… Он ведь меня даже не вызвал. Наоборот, бежал за мной, хотел что-то объяснить…
