Андрей Уланов - Принцесса для сержанта
— Ну и о чем говорить будем, гражданин колдун? — интересуюсь. — Учтите, я в марках не беру, только в фунтах.
Черный удивленно так на меня глянул.
— Это я тебя, дядя, как Гор-Амрона предупреждаю, — поясняю я. — Он мне, как сейчас помню, за Дарсолану пять тыщ золота сулил. А я требовал тридцать и половину вперед. Так мы с ним в цене и не сошлись… вот беда-то какая вышла.
— В самом деле? — приподымает бровь черный. — Да… можете не верить мне, но я не знал, что план Гор-Амрона был настолько примитивен. У нас, знаете ли, не принято делиться подобной информацией, прежде…
— Ну да, — перебиваю его, — вы ж, в кого пальцем ни ткни, сплошь эгоисты законченные, хоть пробу ставь. Каждый для себя, любимого, старается, а то и под соседа яму копает.
— Неужели вы, Сергей, всерьез считаете, что подобный эгоцентризм свойствен исключительно тем, кого именуют слугами Тьмы?
— Нет, — усмехаюсь, — но я всерьез считаю, что при нашем «неестественном отборе» других скоро не останется. Кончатся все эти, — на площадь киваю, — нейтралитеты и будут наши, ваши и последний решительный…
— А не боитесь, что в этом «последнем и решительном» сражении на вашей стороне окажется лишь жалкая горстка?
Ой как дешево… я даже не удержался, зевнул.
— Представь себе, дядя, совершенно не опасаюсь. Потому как хороших людей всегда больше, чем плохих. А уж таких сволочей, как ты и прочая черная нечисть… вот их-то как раз и горстка, пусть даже ухитряетесь вы очень многим жизнь портить.
— Весьма, я бы сказал, занимательная точка зрения. — Черный пальцами нервно так по столешнице побарабанил. — И ведь не спишешь на отсутствие должного жизненного опыта, ибо его, по моим представлениям, у вас, Малахов, в избытке. Но при этом…
— Послушай, ты, гражданин чернокнижник, — перебиваю. — Ты вроде чего-то по делу сказать хотел?
Это все из-за миски. В другое время, конечно, я бы ему выговориться позволил — вдруг бы да вытрепал чего полезное и разведывательно-важное. А тут… завтракал-то я рано, живот потихоньку сводит, а она стоит под самым носом и благоухает… но не руками же в нее лезть?! Вот и начал сатанеть потихоньку.
— Что ж, можно и по делу, — пожимает плечами Куан. — Скажите, товарищ старший сержант разведроты 134-й стрелковой дивизии Сергей Малахов, как бы вы отнеслись к предложению вернуться обратно в свой Мир?
— Гражданин чернокнижник, — щурюсь. — А как бы ты отнесся к предложению засунуть свою башку в собственный зад?
Сказал и, как говорит старший лейтенант Светлов, с чувством глубочайшего морального удовлетворения пронаблюдал, как у темного скула дрогнула.
— Отрицательно, — спокойно говорит он. — Ибо действие сие является невозможным с точки зрения анатомии, но вполне осуществимо при посредстве соответствующей магии. Аналогичным же образом магия способна перенести вас, Сергей, обратно, хотя это заклинание будет неизмеримо сложнее и дороже, чем, к примеру, магическое усилие по засовыванию вашей головы… ну, чтобы не быть вульгарным, в эту кружку.
— За дурака держишь, дядя? Или впрямь думаешь, что ничегошеньки я у здешних магов не повыспрашивал?
— У магов Света, — с презрением бросает Рилл, — куда меньше знаний и возможностей о прорыве Межмирового Барьера. Ибо с тех времен, как им — весьма, замечу, случайно, — открылись их пресловутые Тайные Тропы, они, как это говорят у вас, почили на лаврах, не утруждая себя сколь-нибудь серьезной исследовательской работой в смежных направлениях. В отличие от нас. Вспомните, к примеру, чье именно заклинание доставило вас в этот Мир.
И тут у меня внутри словно оборвалось что-то.
— Врешь, — говорю. — Как есть врешь, гражданин чернокнижник.
А черный ухмыляется ехидно так… понимающе.
— Все сказанное мной — истиннейшая правда. Вы, Сергей, превосходно это знаете.
И ведь, думаю почти с отчаянием, прав он, сволота такая. Не врет. Уверен я, что не врет. Не пойми откуда эта уверенность во мне взялась.
— Итак, — нарочито скучающим голосом осведомляйся Куан. — Каковым будет ваш ответ?
— По-хорошему, — мечтательно так говорю, — послать бы тебя, черный, на три с загибом… жаль, заведеньице здешнее больно прилично выглядит. А если вежливо, культурно и коротко — нет.
Я ему это «нет» прямо в лицо бросил, словно перчатку рыцарскую. Честно признаюсь: уверен был, что начнет этот гад плеваться, шипеть и вообще вести себя неподобающим образом.
Не угадал. Выслушал меня гражданин чернокнижник все с той же постно-занудной рожей и кивнул.
— Собственно; — вздыхает, — я и не ожидал от вас другого ответа. Наивно было бы ожидать от мелкого подручного Митрана хоть каких-то проблесков ума или свободной воли. Если бы меня не попросили попытаться…
— Вот насчет ума, — перебиваю его, — не надо. Не жалуюсь. По крайней мере, чтобы сообразить, где я нужнее, хватает.
— Интересно, — говорит Рилл, — чем же вы руководствовались в ходе этого «соображения».
— Да твоими же, гражданин чернокнижник, словами. Там, в моем мире, фашистских гадов добить уж как-нибудь без одного старшего сержанта обойдутся. А здесь… «сложно и дорого», ты сказал, помнишь? Что-то, — усмехаюсь, — не приходилось мне слышать, чтобы тебе подобные благотворительностью занимались. Раз готовы это самое «сложно и дорого» да за просто так преподнести — значит оч-чень крепко я вам поперек глотки встал.
Черный голову чуть наклонил, глянул на меня… изучающее так… словно на жука неизвестной науке породы.
— Вы, Малахов, правы лишь в одном. Мы не занимаемся благотворительностью — мы стараемся действовать эффективно. То есть минимизировать расходы. Например, в вашем случае заклинание обратной переброски, действительно весьма сложные и дорогие чары, все же чуть менее дороги и сложны, чем усилия по вашему гарантированному устранению из пространства Игры… гм, иным способом.
— Ну да, — говорю. — А соорудить дверь над колодцем да сказать, что она и есть та самая, в обратный путь, скажешь дядя, тоже «сложно и дорого»?
— То есть, — приподымает бровь Куан, — причиной вашего отказа послужило вовсе не продекларированное желание продолжать «стоять нам поперек глотки», а банальное недоверие?
— А хоть бы и так, дядя. Разве таким, как ты, хоть на медный грош верить можно?
— Разумеется, нельзя. А вот предусмотреть условия, при которых возможности обмана с моей стороны будут сведены к нулю, — вполне.
— Это какие же?
— Например, вы сможете предварительно взглянуть на пункт вашего предполагаемого назначения.
— Ага. Три раза. Думаешь, про мороки я ни сном ни духом?
— Вам не надоело кривляться, Малахов? — морщится колдун. — Один из амулетов в вашем правом кармане дает вам силу видеть сквозь иллюзии мага Тьмы до третьего уровня включительно. Другой, — которым вы за время нашей беседы уже успели воспользоваться, — позволяет, опять-таки в отношении служителей Тьмы, отличить правду от лжи. Сейчас я не лгу, и, повторюсь, вы, Сергей, превосходно это знаете.
Интересно, думаю, а поверит этот гад мне, если я честно скажу, что позабывал про все эти талисманы-амулеты давно и надежно. Хоть и таскаю их исправно.
— Ладно, — говорю, — раскусил ты меня. Знаю я, что не брешешь ты… и потому… катись-ка ты, дядя, отсюда! Колбаской! Пока я добрый…
— Что ж, — вставая из-за стола, говорит черный, — благодарю, что не разочаровали меня, товарищ старший сержант. Прощайте.
Двинулся он к сходу с настила, я — взгляд с его спины не сводя — одной рукой за пистолет, второй за обойму с регистровыми пулями схватился… и тут меня словно ножом под ребро кольнули.
— Эй, дядя! — кричу. — А ну стой! Передумал я!
Глава 10
Особнячок у гражданина чернокнижника был, по здешним меркам, не из выдающихся. Двухэтажный, серого камня… с какой стороны ни гляди, на дворец не тянет, даже на хозпристройку к левому заднему крылу. Домик и домик.
Хотя внутри отделан вполне себе. Мебель в стиле ко-ко — в смысле, барокко или рококо, а в котором из двух, это уже не к моим десяти классам вопрос. Стены тканью обшиты, картины повсюду в овальных рамах, через открытую дверь печь виднеется, вся в бело-красной узорчатой плитке. Ковры, опять же…
В общем, уютная такая квартирка, прямо жалко ломать.
— Лаборатория находится на втором этаже, — сухо командует из-за моей спины Рилл. — Лестница справа.
— А что, — спрашиваю, — тихо так в доме? В одиночестве обитать изволишь?
— Какое это имеет значение?
Я к лестнице подошел, вверх глянул… ох, и не люблю же я такие вот лесенки — чугуневые, как сержант Синичкин их обзывает, с высокими перилами, узкие и винтовые. Уже месяца четыре не люблю, с тех пор, как на меня по одной из них гранату спустили. Я, само собой, через перильце сиганул… ногой за хрень какую-то завитушечную зацепился и ка-ак хрястнулся! Спасло, что в полушубке был, а то мог бы натуральный арбуз-башка выйти.