Андрей Посняков - Черный престол
— Думаю, нам следует вычислить соглядатаев, — закончив с обсуждением предполагаемых козней друида, наконец, предложил Ирландец. — Сделать что-нибудь этакое и посмотреть, как, кто и чем на это ответит. Ну, не мне тебя учить, ярл. Это во-первых. Во-вторых, срочно заняться поисками пропавшего Зевоты, уж больно не вовремя для нас он исчез. Погиб в случайной драке? Может быть. Но вряд ли. Во всяком случае, это нужно выяснить. Ну и, наконец, Харинтий Гусь с его караваном. Что мы вообще о нем знаем, об этом Гусе? Похоже, ничего.
— Пара укромных мест его всё-таки нам известна, — улыбнулся ярл. — Помните, там, на берегу реки?
— Интересно вас слушать, — скептически ухмыльнулся Снорри. — Только как мы это всё проделаем? Не разорваться же!
— А почему бы и нет? — Ирландец бросил на него быстрый взгляд. — Разделимся. Кто-то отправится в корчму Мечислава, выяснить о Зевоте, кто-то пойдет шататься по торгу и пристани, собирая все сплетни о Харинтии Гусе, ну а кто-то, думаю — ты, ярл, — останется в корчме за главного. Ну, заодно и для того, чтобы обнаружить тайного соглядатая. Или даже не одного.
Выслушав Ирландца, Хельги-ярл довольно кивнул:
— Не хмурься, Снорри! Конхобар дело говорит. Думаю, тебе стоит пройтись по рынку, корчма Мечислава — уж слишком тонкая работа!
— Думаешь, я не справлюсь, ярл?!
— Конечно справишься. Но наш друг Ирландец это сделает быстрее, ведь для общения с Мечиславом требуются недюжинные коварство и хитрость. А ты, Снорри, — добрый честный вояка!
— Ну да. — Снорри совсем по-мальчишески порозовел от похвалы, соглашаясь с тем, что, конечно, уступает бывшему жрецу в коварстве и хитрости.
— Ну, вот и славненько, — подвел итоги ярл. — Тогда — быстренько разошлись по своим местам, нечего мешкать!
— Да, но…
— Ты что-то хотел сказать, Снорри?
— Мы забыли о Никифоре, ярл.
— Что? О, боги! И правда… А кстати, где он?
— Похоже, как всегда, со своими единоверцами — поклонниками распятого Бога, — сказал Ирландец. — Я собрался было проверить их всех, да не хотел обижать Никифора недоверием. Да и лишняя работа, придет — сам расскажет.
— И то правда, — согласился ярл. — Ну, да сопутствует вам удача!
Накинув, несмотря на жару, плащи — для статуса, — Снорри с Ирландцем взяли в конюшне Зверина по лошади и выехали со двора.
Проводив их глазами, Хельги надел тунику понезаметнее — темненькую, затасканную, выкрашенную дубовой корой в теплый коричневатый цвет — и вышел в гостевую залу, полупустую ввиду раннего времени.
В Киеве еще не было постоянного христианского храма. Верующие — поклонники распятого Бога, как их называли варяги, — собирались раз в неделю в просторном доме церковного старосты Мефодия. Молились на недавно привезенную из Константинополя икону Пресвятой Богородицы, жгли свечи, общались. По вечерам читали по-гречески жития святых столпников да вели неспешные беседы о подвигах во имя веры.
Встретив здесь, в Киеве, наконец своих единоверцев, Никифор воспрянул душою. Не раз и не два за день заглядывал к Мефодию, прикладывался к иконе, молился вместе со всеми, по воскресеньям с благоговением внимал службе. Проповеди церковного старосты оказывали на него большое влияние. Внимая описаниям подвигов Варлаама-пустынника или столпника Варвария, Никифор представлял себя на их месте. Постепенно, под влиянием Мефодия, в душе его возникло и окрепло желание служить Господу не в известной всем ирландской обители, а среди полудиких лесных племен, погрязших во мраке язычества, еще не озаренных светом истинной веры. Что может быть угоднее Богу, чем основать обитель в дальнем урочище, привечать страждущих и неутомимо нести слово Божие идолопоклонникам-дикарям? Вот это и есть самый настоящий подвиг, подвиг ради славы Иисуса Христа, несомненно достойный деяний первых апостолов.
Никифор слушал сладкие речи Мефодия, не замечая ни хитрого блеска его маленьких коричневатых глазок, ни бросающегося в глаза богатства, ни жадности, нет-нет да и проявлявшейся в отношении церковного старосты к братии. Ничего этого не замечал Никифор, и отнюдь не потому, что был невнимателен или глуп, нет, просто не хотел замечать, гнал из головы все сомнения, уж больно привлекательную идею предложил ему Мефодий. А тот давно уже понял, какое яростное пламя бушует в душе молодого послушника, и подпитывал его разговорами, разжигал ежедневными молитвами, укреплял таинственными намеками.
— Скоро уже, Никифор, — мягко говорил он, поглаживая тонкую руку послушника. — Скоро. — И тут же быстро поднимал глаза: — Сможешь ли ты отправиться в дальнюю даль, где несть ничего человеческого и Божия, где живут одни язычники, где нет храма, чтобы помолиться, нет икон — преклонить колени, нет ничего, одни дикие звери да непроходимая чаща?
— Смогу! — падая на колени, горячо шептал Никифор. — Я готов, отче.
— Жди, сын мой. И помни — никому ни слова. Местные языческие князья спят и видят, как бы извести светлую Христову веру.
Никифор кивал, и мечтательная улыбка озаряла его осунувшееся лицо. Вот он, ответ Черному друиду, о котором говорили друзья — Хельги, Снорри, Ирландец. Но имеет ли он право ничего не говорить им, исчезнуть внезапно, бросив в трудное время? Наверное, имеет, ведь толку от него не так и много, скорее больше вреда — ведь это по его вине исчезла неизвестно куда красавица Ладислава, и не способен он на интриги, соглядатайство, участие в кровавых стычках — на всё то, что так нужно было друзьям в последнее время. Никифор чувствовал это — они постепенно перестали давать ему ответственные поручения, всё меньше посвящали в свои дела, а в последние дни вообще как бы забыли о нем. Значит, не так он им и нужен. Гораздо больше нужен Господу! Правда, уйти так просто, не предупредив их, как просил Мефодий, было бы непорядочно, нехорошо, нечестно. Но ведь Мефодий просил… А это — друзья, с далеких северных фьордов делившие с ними кровь, пот и пищу.
Не говорить… Не говорить никому… А он и не скажет! Он напишет. Пусть знают, что он не исчез незнамо куда — иначе ведь будут искать, — пусть ведают, что наконец-то решился Никифор на подвиг во имя веры. Жаль, друзья его язычники… Но очень неплохие люди! Парадокс — как сказали бы древние эллины. В смятении переживал молодой послушник последние дни, разрываясь между привязанностью к друзьям и к Всевышнему.
— И куда ж он исчез, твой юный дружок Ярил? — язвительно усмехнулся Дирмунд.
— Он не мой дружок, Мечислава, — хмуро возразил Ильман Карась, стараясь не встречаться взглядом с друидом. — Мечислав тоже спохватился — три дня не объявлялся парень. Думал, может, я его куда послал? Так я не посылал.
— А сам он не мог догадаться? — хищно прищурился князь. — Догадался, заметил, что следят за ним, и на всякий случай сбежал, затаился.
— Вряд ли так. — Ильман покачал прилизанной головой. — Незадолго до пропажи видел я его, да и Неруч — соглядатай наш — видел. Весел был парень, как обычно, за столом в корчме шутковал да песни пел препохабные.
— Он мог всё это делать для вас, специально, чтоб усыпить бдительность, — возразил друид. — Скрывать свои истинные чувства весьма просто.
— Только не для Ярила! Уж слишком молод, едва шестнадцатое лето пошло.
— Да, пожалуй… — подумав, согласился князь. — Тогда, может, его убрали те, за кем мы следим?
Ильман Карась пожал плечами:
— Зачем им это? Тем более он им служит.
Друид лишь скривил губы в презрительной улыбке: не очень-то ему хотелось объяснять этому глупцу очевидные вещи. Причин для Хельги и его друзей убрать своего агента хватало, и самая главная — на всякий случай, чтоб не выдал, ежели что. Друид бы поступил точно так же. И скорее всего, это их рук дело.
Вот уж, поистине, послали боги помощничков! Что ни помощник — то дурак, каких мало. Взять хоть этого Ильмана. Вроде не сказать, что дурень, — хитер, хитер, бестия, коварен! Но вместе с тем и не умен нисколько. Ведь хитрость это совсем не то, что ум. О Мечиславе и говорить нечего — по рассказам Ильмана, туп, как полено. Однако ж с разбойничками своими неплохо управляется, так для этого не ум нужен, а кулак крепкий. Эх, вот был раньше слуга — Конхобар. Вот уж кто умен — не откажешь. Трусоват, правда, зато нюх — как у волка. За одно лишь то, что увел его Хельги, заслуживает молодой ярл смерти!
Теперь, имея в руках Камень, можно попробовать наказать предателя Конхобара. Но с ярлом не поможет и Камень! Друид заскрежетал зубами, вспомнив тот давний случай в Таре. Кто бы мог подумать, что сила волшебного Камня совсем не подействует на Хельги? Значит, кроме Камня, нужно что-то еще. Быть может, сила богов? Но богам нужны жертвы, настоящие человеческие — и не одна-две, а много, много больше! А для этого необходимо быстрее брать себе всю власть в Киеве, заставить киевлян и окрестные племена приносить обильные кровавые жертвы, для начала — хотя бы Перуну, и не хотеньем — так силой. Подчинить себе всех местных жрецов — волхвов. Вот где пригодился бы умный помощник типа Истомы Мозгляка. Да-а… Наверное, зря он, Форгайл Коэл, отдалил от себя Истому, сначала отправил его приглядывать за молодым ярлом в Ладогу и Хазарию, а затем, по возвращении, толком не обласкал, не уверил в собственной его, Истомы Мозгляка, значимости и нужности. Да уж, что имеем, не храним…
