Второй шанс - Никита Киров
Повезло снова, когда его отпустили без выкупа, и что им встретились люди, которые бесплатно помогли добраться до Осетии, прикрывая от боевиков.
Им везло, но только до поры до времени. Потом перестало. Они встретили сочувствие среди противника, но, как я вижу, здешние местные бандиты решили использовать его для заработка.
Немало здесь было нищих, ведь бизнес это выгодный, но только для тех, кто его держит.
А чтобы разжалобить народ, набирали ветеранов горячих точек, в основном фальшивых. Но были и настоящие, которым больше не было куда идти, или их обманули.
Вот как чудом выжившего танкиста Лёшу Коробочку.
— Должок же, — напомнил я. — Они же тогда приехали нас выручать.
— Так мы и не спорим, — сказал Царевич. — Раз говоришь, что надо, мы и пойдём.
Глава 13
— Пить надо меньше, — заявила проходящая бабушка, глядя на парня в военной форме, стоящего у киоска. — Молодой, на тебе пахать можно! А ты на опохмел клянчишь. Тунеядец.
Говорил парень тяжело, неразборчиво и однотонно, глотая звуки, и было сложно понять, что именно, вот она и подумала — пьяный.
Это всё последствия тяжёлой контузии, которую можно было бы вылечить, была бы возможность лечиться. Да вот, видать, не было. Много у кого такой нет, вот и Царевич ходит с приступами внезапной головной боли, и наш старый знакомый Лёша Коробочка тоже не в лучшем состоянии.
Но всё равно его использовали. Танкиста облачили в военную форму старого образца, грязную и потрёпанную, с бушлатом, на котором будто спали собаки, и заставили собирать мелочь. Ещё и ожоги на коже, старые, зарубцевавшиеся. Прохожие думают, наверное, что пьяный уснул возле печки или костра. А он в танке горел, и теперь совсем не похож на того пацана, каким был.
Там были и другие нищие, но они уже повидали Шустрого, вот и свалили на всякий случай подальше. А вот этот здесь явно недавно.
Лёша Коробочка что-то проговорил бабушке, но она ответила ругательствами, и прислонился к стене зарешечённого киоска с журналами и газетами. Руки дрожали.
Тут прям реабилитация нужна, а не просто собрать денег на еду. У него сбитая координация, а пережитое отложило серьёзный отпечаток, раз он не может вернуться к обычной жизни. Впрочем, не у всех из нас это удаётся и без таких травм.
Но раз мы уж решили заступаться за всех наших, чтобы никто нас трогал, то и его уже не бросим. Старый должок ещё вернём.
— Ну что, Коробочка, здравствуй, — сказал я, чуть улыбнувшись.
Он непонимающе посмотрел на меня с таким видом, будто видел впервые.
— Денег нет, выручи, — очень неразборчиво и тихо проговорил он. — Хоть немного.
Я на мгновение задумался, может, мы сами перепутали его. Но нет, взгляд узнал, глаза серые, выделялись на фоне грязного лица. Это тот самый пацан в танке, что нас прикрывал, несмотря на риск для экипажа. Танкисты — они такие.
— Не узнал? — спросил я, подходя ближе. — Помнишь, на бокс ходил, а тебе там нос разбили, мать больше не пускала? А потом в Грозном ты приехал и как давай там «духов» хреначить? Потом мы вас напоили с Матвеем Сергееичем, Царствие ему небесное.
Взгляд стал осмысленнее и теплее. Лёша присмотрелся ко мне внимательнее.
— Старый? — узнал он и заулыбался. Зубов не хватало. — Шоколадку тогда принёс, — говорил неразборчиво и медленно, однотонно, как робот. Но глаза живые, осматривали всех нас.
— А меня в карты обыграл, — засмеялся Шустрый. — Всё-то торчу полтинник.
— Не слышу. Громче говорите. Перепонки тогда лопнули. Плохо зажили.
— Ты голодный? — спросил Царевич, внимательно посмотрев на него. — Пошли, покормим хоть.
— Жрать хочу, — Коробочка закивал. — Царевич? Шопен?
— Шустрый я, ты чё? — поправил Борька.
— Громче. Не слышу.
— Пошли, танкист, — позвал я и подтолкнул.
— Ребята, — из окошка киоска высунулась продавщица, женщина лет сорока. — За ними тут смотрят. Бандиты придут, если что. А они не разбираются, сразу драться лезут. Калечат. И этих бьют, если денег мало. Хлещут так, чтобы мало не показалось.
— Пусть приходят, — мрачно проговорил Царевич. — Кого ещё бить будут — большой вопрос.
Коробочка упирался, будто не хотел отходить от «поста», но мы увели. Лёша очень грязный и оборванный, и сразу стал привлекать внимание, хотя до этого на него не обращали внимания.
Завели в столовую недалеко от входа, но не ту, что держали люди Султана, а другую, попроще. Мужик в этой забегаловке, усатый и краснощёкий, тут же возмутился, увидев нас.
— Куда его? — он вышел из-за кассы. — Нам он тут не нужен. Чтобы этих вшивых тут…
Царевич скрипнул зубами так, что я это услышал, и шагнул вперёд. Но я взял его за плечо и сам вышел поговорить, посмотрев на мужика. У него под рубахой видна тельняшка. Ну, может, не для красоты носит, а хотя бы в армии служил.
— Батя, во-первых, заплатим, — начал я спокойно, — а во-вторых, это не абы кто, а участник боевых действий, танкист, Грозный брал в 94-м. В плену был. Чего ты его гонишь отсюда? Всё нормально будет, без происшествий, всё чин-чинарём.
— А чего он мелочь клянчит тогда? — мужик замер. — Мы думали, обычный алкаш, притворяется.
— В какие-то проблемы влип. Будем выяснять.
— Ну ладно тогда, — он отошёл со смущённым видом. — Мы же не знали. Раз такое дело, всё понимаем. Рассольник есть, сварили только что. Ща принесём.
Пахло как раз солениями. Место тесное, много народа не помещается, и только один столик был свободен в углу, очень маленький, мы все туда не влезем. Из магнитофона играла песня про милого бухгалтера. Мужик, который о себе говорил «мы», дал распоряжение на кухне, и вскоре Лёше принесли суп и тарелку с кусками серого хлеба на ней.
— Садись давай, — я показал на шершавый красный пластиковый стул.
— А, что? Можно?
— Хавай уже, — Шустрый пихнул парня.
Коробочка с трудом начал есть, склонившись над тарелкой, чтобы не расплескать всё из-за дрожащих рук, но вдруг вскочил на ноги, едва не опрокинув всё.
— Бабки же, — испуганно сказал он. — Если не соберу сто тысяч до обеда…
— Сиди, — подтолкнул его. — Порешаем всё.
— Ничего у вас тут расценки, — Шустрый присвистнул. — Сто тысяч до обеда, в день тыщ триста выходит, наверное… а у Царевича получка — восемьсот за месяц. Кажется, не тот мы бизнес выбрали, хе-е…
— Подожди со своими шутками, Боря, он всё равно с этого ничего не имеет, — сказал я и сел рядом с Лёшей. — Как они тебя прижали? Ты же не сам на улицу вышел? Заставили?
— Так
