Атташе - Евгений Адгурович Капба
— О моей компетентности никто и не говорил. Я — тупой и преданный, и не лишен воображения, верно? А еще — я успел познакомиться с нравами Гертона в частности и Федерации в целом.
— И?
— Гертон — центр легкой промышленности, так?
— Да-да, центр снабжения одеждой, обувью, кожевенными изделиями всей федералистской армии, — он цедил слова сквозь зубы, — А вы рисуете надписи и приманиваете кошек! Сотни комплектов формы, сапог, портупей, седел ежедневно поставляется в военные части…
— Давайте с вами заключим пари, Арис, — это начинало доставлять мне удовольствие, — Через тридцать дней словосочетание «гертонские сапоги» станет именем нарицательным для чего-то, приносящего беду и неудачу. Не хочу делать оптимистические прогнозы — но местные заводы обанкротятся, снабжение будет нарушено. По крайней мере — на какое-то время.
— Что — ваш шаман дунет, плюнет и постучит в бубен? — особист поморщился.
— Именно! — я сдерживал улыбку.
* * *
Тесфайе превзошел сам себя. Он крутился и вертелся вокруг своей оси, подпрыгивал чуть ли не выше собственного роста, завывал и бил в бубен, извергая изо рта самые изощренные проклятия на всех известных ему языках. Ночная смена только-только покидала проходную Гертонского кожевенного завода, фабричный гудок возвестил конец работы, солнце едва-едва окрасило крыши домов, трудовому народу хотелось есть и спать. А тут — шаман!
Одни рабочие огибали странного типа по широкой дуге, другие — останавливались и пялились на бесноватого колдуна, третьи стремились скорее постучать по дереву или отплеваться. Кто-то вызвал полицию — и шаман кинулся прочь, сверкая мощными коричневыми ляжками. Погоня, свистки, грохот… В узких улочках заводского района полицейским было сложно угнаться за ним, тем более, что Кузьма и Эшмуназар подготовили для них парочку неприятностей вроде высыпанной телеги угля, внезапано открывшегося водопроводного люка или града цветочных горшков и черепицы с крыш и балконов.
Шаман скрылся — как будто и не было. Город посудачил о нем некоторое время, а потом забыл и не вспоминал — до поры.
Воспользовавшись шумом и суматохой на другом конце заводского района, мы с Арисом приблизились к невзрачному кирпичному забору. Я подставил руки лодочкой, особист оперся ногой и, оттолкнувшись, перемахнул на ту сторону. Силён! Чуть ли не сальто сделал. После недолгой возни с той стороны сверху появилось его лицо:
— Давай руку, поручик. Тут поддоны навалены. Сторож напился и спит.
Это было к лучшему. Тратить на него заветную трубочку не хотелось, да и всякое могло быть: заметь нас этот пропойца на подходе — мог бы и пальнуть из двустволки. Я перебросил на ту сторону полотняную торбу, Арис поймал ее, а потом таки протянул мне ладонь. Сальто я крутить не умел — поднялся, упираясь подошвами ботинок в стену, уселся верхом, чтобы осмотреться, а потом сиганул вниз — на поддоны.
— Чего грохотать-то? — недовольно прошипел особист.
— Так сторож же спит!
— Сторож спит, а…
Они смотрели на нас, я и Арис — на них. Мы переглядывались: два человека и две здоровенные псины, подобные саблезубым тиграм. Огромные, рыжего окраса, с влажными черными зубастыми пастями и треугольными ушами. Мне сразу вспомнились дхоли из книжки про мальчика, которого воспитывали волки. Ну да, у нас имелись револьверы — но остановит ли револьверная пуля такое чудище?
Внезапно Арис склонился низко к земле, как-то лихо притопнул ногой и хлопнул себя ладонью по ляжке. А потом низким, горловым голосом рявкнул:
— Пр-рочь!
Будь я проклят, эти огромные псы заскулили и на полусогнутых ногах потрусили прочь, повизгивая!
— Это что еще за фокусы, Арис?
Он совершенно точно хотел торжествующе улыбнуться. Но не умел. Поэтому буркнул:
— Кто на что учился, поручик… Одни — тыкать в людей штыком и орать «в атаку», а другие…
Особист не договорил. Очень многозначительный господин этот Арис. Сама таинственность и загадочность. Куда нам! Я бы, наверное, продолжал мысленно паясничать, но здание цеха, пропахшего химикатами, пчелиным воском и черт знает чем еще, было уже совсем рядом. И дверь с большим навесным замком — тоже Я намеревался разбить ближайшее окно рукояткой револьвера, Арис снова продемонстрировал один из многих своих талантов: достал из кармана пару изогнутых металлических штуковин и — клац-клац — путь был свободен. Отмычки?
— И где это мы? Это что такое вообще? — спросил он, морща нос от резкого запаха.
— «Гуталиновый завод братьев Иганов», — гордо ответил я, — Дайте-ка мне шамонит.
— Шамонит?
— Шамонит. А что, по-вашему, в этой торбе?
— Мы таскаемся с парой кило шамонита? — кажется, даже его проняло.
Настало мое время торжествующе улыбаться. Я включил фонарик и осветил помещение. Вот они — резервуары с ингридиентами! Воск, пальмовое и терпентинное масло, патока, шеллак и — анилиновый краситель! Я забрал из рук Ариса торбу и полез по металлическим скобам, наваренным на стенке большого бака. Оставалось только открыть крышку и высыпать размолотый в порошок шамонит в черную жижу.
— Дайте-ка мне вот эту кретинскую лопату! — попросил я.
Особист всё-таки дураком не был и протянул мне сразу ту, которая была измазана в черной краске. Я осторожно и тщательно перемешал содержимое резервуара, потом вернул лопату вниз, закрыл крышку и сказал:
— Готово.
— Всё? Мы за этим столько времени торчали в Гертоне? — Арис так ничего и не понял.
Откуда ему было понять? Он ведь не бывал на Золотом острове и не общался с достойным юным джентльменом, с честью несущим звание чистильщика обуви. И не вчитывался в сопроводительную документацию к этому жуткому горючему, в которой была указана точная концентрация шамонита, необходимая для моментального воспламенения.
* * *
Первые бунты в войсках Федерации начались через недели две — мы уже были далеко от Гертона. Загоралась обувь, конская упряжь, портупеи и кобуры. Случались пожары на складах, в полевых лагерях, обозах. Чаще всего горели гертонские сапоги — прямо на людях, во время маршей и стоянок. Количество обожженных и пострадавших исчислялось сотнями, убытки были просто колоссальными. Проверки зачастили на Гертонский кожевенный завод, производство кошмарили день за днем — но найти источник проблемы не могли.
Кто-то из местных вспомнил про шамана и про дикие и странные происшествия в городе, про негаснущую надпись. Среди солдат пошли слухи, что гертонская обувь — проклята. Целые роты и батальоны отказывались носить гертонские сапоги. Рабочие с кожевенного роптали и боялись выходить на смены — их вины в происходящем не было, но коситься и отплевываться при их виде начинали всё чаще и чаще. Солдаты и вовсе грозились вернуться в город и разнести фабрику по кирпичику.
Наступление застопорилось — в вельде на жаре что
