Польская партия - Михаил Алексеевич Ланцов
На мотоцикле вдоль остановившейся колонны подъехал Михаил Катуков. Его, как и Роммеля, Фрунзе постарался привлечь сразу, как только смог. Ни тот, ни другой на тот момент не успели отличиться в делах бронетехники. Но Михаил Васильевич прекрасно знал — это их тема. И они раскроются. Надо только дать возможность. И они раскрылись, став к весне 1928 года командирами отдельных, полностью механизированных батальонных тактических групп.
— Мне доложили о черепахах, — произнес Катуков, пожимая руку Роммелю. — Что делать будем?
— Батарея зенитных орудий за тобой идет?
— 88-мм?
— Да.
— За мной.
— Отлично, — расплылся в улыбке Эрвин.
Катуков несколько секунд смотрел на него в недоумении, а потом тоже улыбнулся. Дальше, за перелеском было большое поле. Вспаханное и засеянное пшеницей. За которым, с удалением в четыре-пять километров шел еще один лес. Где как раз неприятель и засел. Но ни у английских «ромбов», ни у Рено, ни у других машин, поставленных в Польшу, не имелось вооружения, способного бить так далеко. Из-за чего эти 88-мм зенитки выглядели… ну… скажем так — крайне неприятно.
— А они не контратакуют?
— Обязательно контратакуют. Но тут, — махнул рукой Эрвин, — мы поставим наших самоходки под прикрытием пехоты. В лоб САУ у них только часть «ромбов» пробивает, но их, я думаю, выбьют первыми. А мы сами…
Переговорили.
И уже через пару минут Катуков сел на мотоцикл и «улетел» в свой БТГ, отдавать спешные указания. Да и вообще — все пришло в движение. А на носу замаячила самая крупная танковая битва эпохи, понятное дело, без учета Второй Мировой войны, до которой было еще далеко…
15 мая завершилась переброска 1-ого корпуса постоянной готовности к Минску. И его развертывание. А также наведение понтонных переправ на участках обороны, которые держали территориальные части. Что позволило вывести вперед БТГ в качестве авангарда.
Это стало возможным, в том числе и потому, что основные силы поляков находились на некотором расстоянии от рубежа обороны. Просто для того, чтобы не быть постоянно в зоне досягаемости 180-мм орудий. Да и 122-мм гаубицы бронепоездов доставляли немало хлопот.
Почти вся линия обороны проходила здесь по линии различных рек. Иной раз совершенно никчемных. И те же уланы были в состоянии их форсировать своим ходом. Но… и это важно, тут же оказывались бы отрезанными от тылов, для которых требовалось наводить переправы. И в первые несколько дней контакта такие попытки предпринимались. Но раз за разом саперные работы оказывались под обстрелом артиллерии. А там, куда она не доставала или не успевала, прилетали Р-1МБ со своими ФАБ-250. Которых более чем хватало и для некоторого углубления дна этих мелких водных препятствий, и для… хм… прекращения работ по наведению переправ.
В Минске тем временем шли позиционные бои. Тоже без особенного успеха, потому как взломать такую оборону поляки не могли. У них не имелось ни технических средств, ни тактики, ни специально обученных людей. Да, поначалу они пытались использовать бронеавтомобили и танки. Но очень быстро отказались от этой затеи, потеряв около сотни машин. Слишком уж быстро они там гибли из-за своей чрезвычайно тонкой брони. Так, словно этой самой брони у них не было.
Тут сказывались и 13-мм винтовки, и 7,92-мм пулеметы с бронебойными патронами. Тем более, что пулеметчики активно применяли тактику «продавливания», когда старались бить в одно место. Насколько это конечно было возможно. Из-за чего даже относительно толстая броня тяжелых «ромбов» поддавалась.
Довольно быстро выяснилось, что пехота продвигается намного лучше в глубину города. Просто в силу возможности пользоваться укрытиями. Однако подходящего вооружения у бойцов не было. И, сближаясь с личным составом штурмовой инженерно-саперной бригады они неизменно терпели поражение. Иной раз в сухую.
Им остро не хватало ни автоматического оружия, ни гранат, ни средств индивидуальной защиты. Про средства связи и легкую артиллерию, и речи не шло, в том числе и про легкие ручные 40-мм гранатометы, раскрывшиеся в этих боях особенно ярко. В том числе и потому, что бригаде выдали выстрелы с новыми гранатами. Стандартные имели двойной детонатор. Первый работал с замедлителем, чтобы при падении в снег, сено или какие-то мягкие грунты граната таки взорвалась. Второй — простейший ударный. Так вот — в новых гранатах второй детонатор можно было принудительно отключать. И закидывать гранаты очень хитрым способом. За угол дома там рикошетом или еще как. И головной боли полякам принесли великое множество.
Командование силами вторжение оказалось в недоумение.
Казалось бы — очень небольшие силы сдерживали их натиск. Ну, при поддержки излишне хорошей авиации и железнодорожной артиллерии. Но все равно — на участке численное преимущество было не 1 к 3, а сильно за 1 к 10. Одна беда — воспользоваться им не получалось.
Из-за чего весь план операции летел коту под хвост.
Что делать? Кто виноват? Ну, в общем, все как обычно. Но время шло и к Минску подошел 1-ый корпус постоянной готовности. И, вместе с ним все 8 БТГ. А потом, наведя понтоны, начали наступление севернее столицы БССР. Прозевать их подход поляки не могли. Даже несмотря на то, что битву за воздух они безнадежно проигрывали. И постарались подготовиться…
— Я не понимаю, господа, — произнес Шарль де Голль[1], — чего мы ждем?
— Мы ждем их атаки, чтобы в оборонительном бою разгромить танки коммунистов. — вкрадчиво произнес генерал-лейтенант, командовавший всем этим военным формированием, но безгранично уважавший де Голля, хоть и носившего чин всего лишь полковника.
— Мы в состоянии ударить в лоб. Опрокинуть эти ничтожные силы. И пройдя решительным маршем к переправам, перейти на ту сторону с тем, чтобы отогнать бронепоезда. Хотя бы отогнать. Это позволит нам вслед за танками и бронеавтомобилями продвинуть вперед массы пехоты и обеспечить наступление, с выходом в тыл защитников Минска. Отрезая их от снабжения.
— Это очень оптимистично, — произнес один из других полковников. — Коммунисты очень ловко оперируют самолетами и орудиями. Так что, если появится угроза захвата нами переправ, они их уничтожат.
— Не оставляя своим людям на этой стороне возможности переправиться?
— Коммунисты, — пожал плечами генерал-лейтенант, — дикие люди. Они могут пойти на все что угодно.
