Время перемен - Евгений Васильевич Шалашов
Идем дальше. Для того, чтобы выплавлять железо из руды, требуется топливо. А вот его-то как раз нет ни в Петроградской, ни в Череповецкой губерниях. Донбасс далеко, да и уголь там неважный, Англия не даст, а использовать торф или дрова, как предлагали в тридцатые годы – нерентабельно. Стало быть, следует предложить уголь Печорского бассейна. Вроде бы, бассейн еще не открыт, но запишу, что по «оперативным данным, французские промышленные круги выражали особый интерес к Печоре, так как там имеется каменный уголь, содержавший…». Да, а чего он содержит-то? Высокое октановое число? Нет, это не про уголь, а про бензин. Не помню. Ладно, напишу просто, что «уголь высокого качества». Вероятно, французы проводили собственную разведку в районе реки Печора, что подтверждается косвенными данными. Какими именно, пока не знаю, но придумаю. То, что уголь там есть, я знаю на сто процентов, а подтвердить это сможет геологическая экспедиция. Им и труда-то особого не составит отыскать уголь. Насколько помню, на обрывистом берегу реки Воркуты есть место, где угольные пласты выходят наружу.
В моей истории освоение месторождений Печорского угольного бассейна началось в первой половине тридцатых годов. Как следствие – среди тундры и на вечной мерзлоте вырос город шахтеров. Стало быть, можно приблизить этот момент. Рабочие руки есть, деньги тоже.
А вот теперь самая главная трудность. У будущего Воркутинского угольного бассейна нет прямого транспортного сообщения. Стало быть, нужно построить железную дорогу от Печоры и до… Может, до Котласа? Ну, пусть транспортники гадают.
Для того, чтобы теория обрела жизненную плоть, следовало провести огромную подготовительную работу: организовать промышленные испытания железных руд, установить возможность коксуемости угля, построить железнодорожные магистрали к источникам сырья и топлива и многое-многое другое.
Теперь нужно придумать красивую концовку. Впрочем, зачем думать, если можно выдернуть цитату из товарища Ленина. Виноват, не из самого Владимира Ильича, а из его речей. Значит, пусть будет так: «Рациональное размещение промышленности в России с точки зрения близости сырья и возможности наименьшей потери труда при переходе от обработки сырья ко всем последовательным стадиям обработки полуфабрикатов вплоть до получения готового продукта».
Самое интересное, что все здесь реально. И наличие железа на Кольском полуострове и присутствие каменного угля на Печоре – для русских геологов не секрет. Стало быть, если мою записку передадут в соответствующие инстанции, а геологи подтвердят потенциальное богатство (а они подтвердят!), а Совнарком все утвердит, так я в лепешку разобьюсь, но раздобуду деньги, даже если придется обвалить французский фондовый рынок, а заодно и английские биржи. Черт с ними, все равно скоро Великая депрессия. Зато Череповецкий металлургический комбинат выпустит первый чугун не в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, а в году так… Ну, пусть в тридцать четвертом, или тридцать пятом, а к тридцать седьмому получим первую сталь… А, может, и раньше.
А начинать можно именно с Печорского угольного бассейна. Даже без Череповецкого металлургического завода, каменный уголь нужен. Донецк, это здорово, но дополнительный источник, тем более, содержащий топливо более высокого качества, не помешает. В блокадный Ленинград, кстати, везли уголь именно из Воркуты. Значит, первое, что требуется сделать – организовать экспедицию. Второе – подготовить проект шахты. Третье – начать строительство железной дороги. Безработных нынче немало, а с завершением гражданской войны их количество увеличится. Не факт, что все они рванутся на строительство, но кое-кто, кому нечего терять, поедут. А если организовать работы по прокладке дороги вахтовым методом, сменами по два или три месяца, вполне возможно.
И вот еще что. В моей истории Северо-Печорскую железную дорогу строили заключенные. Боюсь даже предположить, сколько людей нашло свое последнее пристанище в тундре, в неглубоких ямах, потому что долбить могилы глубиной в два метра, в вечной мерзлоте тяжело, а то и невозможно[13]. А если мы используем труд вольнонаемных, обеспечив людей достойной зарплатой, продовольствием, теплой одеждой и передвижными вагончиками, в которых можно погреться? Пожалуй, можно будет сберечь тысячи, если не десятки тысяч жизней. Да и за зарплату люди работают гораздо охотнее, чем за пайку.
Только я решил полюбоваться самим собой, как зазвонил телефон.
– Аксенов, слушаю вас, – снял я трубку.
– Быстров это, из МУРа, – донесся с того конца провода молодой уверенный голос. – Сказали, что нужно позвонить в ВЧК, по этому номеру.
– Иван Петрович, если не ошибаюсь? – поинтересовался я и, не дожидаясь ответа, спросил. – Скажите товарищ Быстров, если это не сверхсекретно – певец с Сухаревского рынка, Крюков, насколько серьезно провинился? Как я понимаю – парень на тамошних карманников работал, отвлекал внимание? Или что-то еще?
– Если бы только внимание отвлекал, так полбеды, – вздохнул Быстров в трубку. – Есть подозрение, что данный гражданин причастен как минимум к двум грабежам, и к трем убийствам с ограблением жертвы. При задержании применил оружие против сотрудника угро, едва скрутили.
Я призадумался, потом осторожно поинтересовался:
– По преступлениям – только подозрения, или имеются доказательства?
– Есть показания свидетелей, есть протоколы допросов преступников, – сообщил Быстров, – Вещи убитых изъяты. У самого Крюкова Тимофея при себе перстень старинный был, который он с покойника снял. Причем – палец отрубил. Сам певец в полный отказ пошел – мол, ничего говорить не стану, так его свои же подельники изобличили. Такое чувство, что парень едва ли не главарем был, и его все остальные боялись.
Я не стал поправлять агента угро, что преступником человека может назвать только суд. Неважно сейчас это. Спросил о другом:
– Товарищ-то ваш в порядке?
Кажется, Быстров удивился вопросу. Ответил слегка сдержанно:
– В плечо ранен, но доктор сказал – выкарабкается.
– Ясно, – вымолвил я, собираясь распрощаться и повесить трубку.
– Так будете Крюкова забирать? – поинтересовался Быстров.
Если у
