Леонид Гурунц - Наедине с собой или как докричаться до вас, потомки! Дневниковые записи 1975-1982
Правда, этого динозавра мы уже перекрасили в другой цвет, называем даже иначе. Но это ничего не меняет. Если на клетке, куда загнали вонючего скунса, напишешь “лань”, скунс от такой надписи ланью не станет.
И что постыдно: рабство, сервилизм древности, средневековья никто не воспел. Наш сервилизм тонет в одах, о нем пишут философские трактаты, перекрасив его в другой цвет, сменив надпись на клетке. Но от клетки с надписью "лань" прошибает вас газовой полосой скунса.
Мы ее называем, эту образину, "родимыми пятнами капитализма", пережитками капитализма, впрочем, ставшими уже нажитками.
Прародитель этой образины – демократический централизм. Еще Эзоп говорил, что раб, получая вольную, от рабского нутра избавиться долго не может. Революция нас застала рабами. Демократический централизм, навязанный нам с первых шагов, не помог нам избавиться от своего рабского нутра. Наоборот, он вогнал его в нас, как молоток вгоняет гвоздь в доску. И этот гвоздь, всаженный по самую шляпку, уже не заноза, не чужеродное существо, а частъ нас самих. Попробуй, достанъ этот гвоздь из тела любого из нас. Получишь по морде прежде всего от того, кого попытаешься освободить от гвоздя. Так крепко вбили его. Еще бы! Такой у демократического централизма был молотобоец – Сталин.
Добавим от себя: власть имущим до лампочки судьба будущего, им не до каменьев, о которые может спотыкаться это самое будущее. Они заняты собственным благополучием, проявляя при этом величайшую бдительность по отношению к чистоте и безопасности трассы, чтобы, упаси Бог, не попался им на пути самый что ни на есть обыкновенный камушек, камушек с голубиное яйцо.
Откройте двухтомник избранных произведений Григория Медынского, воистину великого поборника справедливости и неутомимого заботника о будущем, и вы воочию убедитесь в наличии каменьев, затруднявших наш путь к цели, нашим идеалам.
Сытый не должен призывать голодного к воздержанию. Не имеет на это морального права.
Ответственный высокооплачиваемый товарищ, у которого пять дач только в Армении, пришел в коллектив рабочих и служащих, лишенных многих благ жизни, и прочел им лекцию о ленинских нормах поведения. Оратора не стали слушать. Его освистали.
Государство, где улыбаются не тому, кому надо, где ласкают не работника, голубят клячу и бьют по голове скачущего коня, рискует погибнуть от своей глупости, от этой безумной расточительности и безудержной щедрости не по карману.
Рокфеллер погорел бы от такой нелепости в одни год. Мы не горим. Зародыш пока цел. Но мы постоянно истончаем его оболочку, грозя добраться до сердцевины. А вдруг дойдем? Кто в ответе за это безумие?
Безумный, безумный мой век! Где ты научился так безнаказанно оскорблять чувство человеческого достоинства?
А человек будущего – это, прежде всего, личность. Личность, а не истукан, винтик, исполняющий волю высшей субстанции, какие бы нелепые цели не ставила эта субстанция. Это какая-то амальгама, сулящая гибель всему живому.
Хочешь писать хорошо, обопрись на правду. Выбирай самую подлинную правду, самую жестокую, самую честную, иногда даже неприятную в своей обнаженности. И всеми мерами защити эту правду. Правдоподобие, полуправда – хуже всякой неправды. Неправда обнажена, с ней легко воевать, полуправда же в защитной маске, скрытно действует, как раковая опухоль разъедает изнутри.
Донкихотство считают зрящей затеей, уделом недалеких, а порою недоумков, кандидатов в психиатричку. Над донкихотами высокомерно подсмеиваются, при появлении их в обществе подмигивают друг другу, спрашивают, откровенно смеясь:
– Ну, как, Дон-Кихот, мир еще не перевернулся?
Но мир действительно перевернулся бы, жизнь в нем приостановилась бы, если бы не донкихоты. Если бы не люди, говорящие то, что думают, и делающие то, что разумно, о чем мечтают.
Вам показывают на черное и велят сказать, что это белое. Все говорят, а вы нет. Вы не дальтоник и не желаете жить по указке. Вам затыкают рот, но вы не поддаётесь. Вы говорите свое "нет"…
И я приветствую вас, такого. Ваше краткое "нет" равносильно одержанной победе на поле боя. На вас пошли штыки, но вы не отступили, не покинули поля битвы.
Ложь разрушает мораль. Разрушенная мораль – государство. Вот что такое ложь, та стезя, на которую мы стали. Безумные смертники, не видящие пропасти, очертания которой ясно видны невооруженным глазом. Остановитесь, люди! Впереди гибель!
У Паруйра Севака есть стихотворение “Одинокое дерево". В нем Севак сочувственно говорит о могучем дубе, возвышающемся отдельно от леса, об одиноком дереве, к которому лес относится неприязненно: "Стоящий стеною, шумящий листвою, весь лес со злорадством смеется над ним".
А дуб на холме – громоотвод.
Он – для всех, для людей, для народа. Как дуб ловит молнии, предназначенные лесу, так и истинная личность должна принимать на себя груз ответственности за все на свете.
Когда высшее мерят низшим, всегда есть опасность свести высшее к низшему.
Я, кажется, понял, свобода,
Что ты похожа на соль…
Когда добывают тебя из недр,
Руки горят от порезов и ссадин…
Когда тебя нет, все пресно в мире…
Паруйр Севак
Не знаю где как, но в литературе надо идти не по хоженым тропам, не по газонам, по котороым нельзя ходить, а по бездорожью, без щупа-миноловителя, если даже грозит скрытая мина. И всегда помнить: наша мина там, где легко пройти, где мягко под ногами.
Истину терпеть не могут не одни политики, ее не терпим и мы сами. Разве скажешь тому же Петросяну: ты не метр, не становись поперек дороги тем, кто на метра тянет, кто идет в гору?
"Диктатура пролетариата есть власть, никакими законами не ограниченная, и опирается эта власть на насилие".
Это сказал Ленин. В другом месте: "…с варварами нужно обращаться по-варварски". Стоит ли после этого удивляться тому, что у нас было при Сталине. Кровавая Франция девяносто третьего года, уставленная гильотинами, – детская шалость. У нас похлеще было… Минувшее живет в нас, не теряя запала.
Шестьдесят с гаком – немалый срок, чтобы уразуметь, что наши догматы не привились. Вынужден еще, еще и еще раз напомнить: давайте научимся не лгать, не выдумывать догмы, расчитанные на дураков. Дураков, к слову сказать, все меньше и меньше, и верующих в несостоятельные догмы – тоже.
Мы знаем, научены горьким опытом, во что обходится нам слепая вера в догмы, неправда, которая подстерегает нас повсюду. А между тем, неправда – это дорога в неведомое, которая никуда не ведет. Если ты, писатель, какими бы добрыми намерениями не руководствовался, слегка покривил душой, выпустил праведную стежку из под ног, непременно упрешься в болото, откуда тоже нет выхода.
Постой, постой, кажись Георгий Гулиа, уже давно убежавший в историю, хочет вставить свое слово. Не беспокойтесь, не от себя. Из интервью в Швейцарии. Ну что ж! И на том ему спасибо. Посмотрим, как думают, что говорят наши коллеги за рубежом о наболевшем вопросе, набившем нам всем оскомину, о правде, которую мы на словах так любим, прикрываемся ею, но за пиршеский стол не сажаем.
Ханс-Рудольф Хильти: "Что главное для литератора? Искать правду, доискаться ее. И эта работа писателя не должна подвергаться материальному, экономическому диктату из-за того, что он находит вещи, весьма прискорбные в нашей жизни". И далее: "Правда, я бы сказал, категория философская, это и естественность, и правильное видение событий, и верная передача характеров, честная позиция повествователя".
Герман Бургер. Писатель. “Правда… это важная эстетическая проблема. Некогда считалось, что прекрасно то, что радует сердце и глаз. Девятнадцатый и двадцатый века в литературе убедительно доказали, что даже страшное, уродливое в жизни может быть содержанием прекрасного – стихов, новелл, романов. Кажется Поль Сезанн сказал, что красиво нарисованная репа лучше, чем слабо изображенная мадонна".
Все верно. Только стоило ли ехать в Швейцарию, чтобы понять, что дважды два четыре?
Порок должен быть наказан, добродетель – торжествовать. Так принято считать.
Жизнь такая пресволочная штуковина, она часто так перетасовывает карты, что порок торжествует, а добродетель наказывается.
Сколько стоит критик, если оценивая произведение искусства, исходит не из достоинств его, а из достоинств кресла, на котором восседает автор?
Не по милости ли этих льстецов погибают таланты?
Я знаю людей, страдавших от того, что им вовремя не воздали того, чего они заслужили. Но знаю и тех, кто погиб от лживых похвал.
Дутая, незаслуженная похвала – это сахар, если его употреблять не в меру, он вызывает болезнь.
Пусть тот, кто без кресла, спит спокойно. Ему не грозит смерть от переизбытка сахара.
Александр Твардовский в одной беседе с молодыми писателями призывал их "делать биографию". Горький рекомендовал молодому писателю Бабелю “идти в люди".
