Елена Хаецкая - Вавилонские хроники

– Сдохнет! – упрямо сказал Мурзик. И ногой топнул. – Непременно сдохнет!

– А я не хочу! – выкрикнул я со слезой. – Кого я ебать буду, если она… сдохнет?.. Я дохлую… не буду…

– Другая народится, – утешил меня Мурзик. И плюхнулся рядом со мной на скамейку.

Я сел, хватаясь за него. Повис у него на плечах тяжелой тряпкой. И мы снова запели, раскачиваясь в такт:

– Ах, Анна-Лиза, Анна-Лиза, кому вы, блядь, теперь сдалися…

Я проснулся в своей постели. Голова у меня болела. Рядом со мной на столике стоял стакан с апельсиновым соком. Плохо соображая, я схватил стакан и жадно приник к нему.

На кухне заворочались. Донесся тихий смех.

– Анна-Лиза? – крикнул я.

– И эти две потаскушки тоже, – отозвался голос Мурзика.

Женский голос захихикал.

– Одна! – крикнула женщина из кухни. – И не Анна. И не Лиза.

– Цира!

Ну конечно, она. Тискалась с Мурзиком на его неудобной складной кровати.

Я сел на диване, подтянул трусы и взялся за свои джинсы.

– Мурзик, – сказал я укоризненно, – у тебя когда-нибудь бывает похмелье?

– Не, – сказал Мурзик, появляясь в комнате. Цира, приплясывая сзади, висла у него на плечах. – Ну как, полегчало?

Я застегнул последнюю пуговицу на ширинке.

– Принеси еще сока, а?

Мурзик повернулся к Цире. Та отлепилась от его спины и упорхнула на кухню.

– Открой ставни, – сказал я.

Мурзик подошел к окну и снял ставни. Хлынул веселый весенний свет. Золотая серьга блеснула в ухе моего бывшего раба.

– Это ты меня домой донес? – спросил я хмуро. И поднял с пола рубашку.

– А кто еще?

Цира уселась рядом со мной на диване и подала мне стакан с холодным соком. Стакан запотел. Я начал пить, из-за холода почти не разбирая вкуса. У меня сразу заломило зубы.

Цира погладила меня по спине и удобно устроила голову у меня на плече.

– Что надо? – спросил я.

– А просто так… – сказала Цира и вздохнула.

Так началось утро нашего последнего дня.

К полудню я окончательно пришел в себя. Мурзик скормил мне две противопохмельные таблетки, на всякий случай принял одну сам (я настоял). Пока мы собирались, Цира сидела, поджав ноги, на диване – в пушистом свитерке, в голубеньких джинсиках – и играла с котятами.

Наконец все было готово. Я остановил клепсидру, чтоб зря не капала, выпустил кошку с потомством на лестницу, написал маме записку, и мы трое вышли на улицу.

Цира шла посередине, цепко держа под руки Мурзика и меня. Мы добрались до офиса фирмы «Энкиду прорицейшн», поднялись на второй этаж. Сегодня у нас был выходной – день Шамаша. Поэтому никого из посторонних в здании не было.

Нас встретил Ицхак. Он был немного бледен и дергался больше обычного – нервничал.

– Проходите наверх, ребята, – сказал он. – В лабораторию. Луринду готовит там кофе.

– Что с шестым Энкиду?

– Мы с Булькой вчера нажрались, – сообщил Ицхак. – Я притащил его в офис.

– Как он?

– Пока спит.

– Пора будить.

– Рано, – сказал Ицхак. – Перед трансом разбудим. Не то сбежит или гадости говорить начнет. И без него на душе херово.

– Ну-ну, Иська. Ты нашу душу не трогай. Это не только твоя душа. Это душа великого героя…

Изя посмотрел на меня с отвращением и отвернулся.

Мурзик отцепил от своего локтя Циру и тихонько сказал:

– Это… господин, я за своей кривоногой пошел. Ждет ведь. Да и время не терпит.

– Иди, Хашта, – сказал я.

А Цира только поглядела тоскливо.

И мы с Цирой поднялись в лабораторию. В лаборатории стоял крепкий кофейный дух. На диванчике, среди сорванных со стены схем и графиков, вычерченных самописцем, дрых Буллит.

Луринду, до глаз налитая кофе, повернулась в нашу сторону и улыбнулась.

– Как настроение, братья Энкиду? – спросила она.

Цира ответила ей кислым взглядом. Плюхнула на диван, рядом с Буллитом, свою сумочку. Не спросясь, налила себе кофе. Сморщилась: горький.

– И мне, – попросил я.

Цира налила и мне.

Буллит вдруг громко всхрапнул и взметнул руками. Цирина сумочка повалилась на пол. Цира метнулась к сумочке, прижала ее к груди.

– Что там у тебя? – спросил я. – Яйца?

– Индикатор.

– Зачем ты его взяла, Цира?

– На всякий случай.

Мы помолчали. Цира допила кофе, вытащила рамку и поднесла ее к спящему Буллиту. Рамка уверенно завертелась.

– Да, все сходится… – сказала Луринду. И вздохнула.

Внизу раздался грохот. Мы переглянулись. Несколько мужских голосов загомонили, перебивая друг друга. Голоса были незнакомые. И недружественные.

Я оставил девушек наедине с Буллитом и сбежал по лестнице в офис.

Два дюжих молодца в заломленных на затылок кожаных кепках втащили в офис большой мешок. В мешке что-то яростно дергалось и рычало.

Молодцы, кроме кепок, имели на себе стеганые ватные штаны синего цвета и такого же цвета ватники. У одного ватник был перепоясан солдатским ремнем. Он пнул мешок ногой в кирзовом сапоге с обрезанным голенищем.

– Цыть, сука!.. – прикрикнул молодец.

Ицхак смотрел на них, не вставая с дивана. Мешок покачался немного, завалился набок и затрясся.

– Что здесь происхо… – начал было я.

Другой молодец обрезал:

– А ты, кровосос, молчи!

– Вот, – произнес с дивана Ицхак, – товарищи доставили нам учителя Бэлшуну. По заданию партии.

– Ну, – с удовольствием подтвердил молодец с ремнем на брюхе. – Партия сказала: «Надо!» Лично товарищ Хафиза распорядилась. А что, ошибка какая?

– Нет, – сказал я, глядя на мешок. – Ошибки, товарищи, нет. Все правильно.

– А коли правильно, – сурово молвил мне молодец, – то извольте расписочку… Не надейтесь, мы тут поголовно грамотные. Читать-писать научены. Партия позаботилась, чтоб кровососы-рабовладельцы не пользовались нашей, значит, рабской угнетенностью…

– В чем расписочку? – поинтересовался я.

– А что доставлен, значит, означенный супостат в означенное место. И подпись с печатью. Партии для отчетности. Чтоб не говорили потом, что мы народ обманываем. Лживыми посулами, значит, заманиваем. Если коммунист сказал, что сделает, значит – сделает, и точка. И говорить не о чем.

Мешок перестал трястись.

– Так поглядеть сперва, наверное, надо, кого вы там принесли? – спокойно сказал Ицхак.

Я прямо-таки дивился его равнодушию. Эксперимент был под угрозой срыва. После такого акта варварского насилия, какое было учинено над учителем Бэлшуну, вряд ли он согласится сотрудничать с нами.

Однако Ицхак уже кивал своим носом, чтобы громилы развязали мешок. Те нехотя распутали завязки. Из мешка выкатился учитель Бэлшуну. Он был растрепан и помят. Яростно стуча головой об пол и изрыгая проклятия, он засучил ногами и задергал связанными за спиной руками.

– Этот? – повторил громила.

Ицхак повернулся ко мне. Вопросительно изогнул бровь.

Я кивнул.

– Этот…

Громила постучал по столу корявым пальцем.

– Расписочку… Входящий-исходящий…

Ицхак написал: «По просьбе товарища Хафизы и товарища Хашты кровосос Бэлшуну кровососам Ицхак-иддину и Аххе-Даяну доставлен. Вавилон, 18 нисану 57 года от Завоевания.» И расписался. Прижал печать. Вручил бумажку громиле.

Тот повертел ее перед глазами, потом удовлетворенно кивнул, свернул и сунул в карман под ватник.

– Другое дело. Хоть и кровосос, а с понятием. Будем вашего брата резать, тебя обойдем…

Он хохотнул, и они с другим товарищем покинули офис.

Ицхак наклонился над учителем Бэлшуну и развязал ему руки. Потом помог перебраться на диван и крикнул, задирая голову вверх:

– Луринду, ягодка! Кофе господину учителю!

Луринду спустилась с дымящейся чашкой на белом пластмассовом подносике.

– Прошу вас, – сказала она тихо.

Бэлшуну взял чашку трясущейся рукой, поднес к губам.

– Что все это значит? – спросил он наконец. – Вы, надеюсь, не в сговоре с этими головорезами?

– А что произошло? – в свою очередь спросил Ицхак.

– Они ворвались в мой дом на рассвете. – Учитель Бэлшуну содрогнулся. – Перебили у меня посуду. Опрокинули аквариум… Зачем-то… Сперли несколько книг – где на обложке голые женщины… Это были книги по магическим практикам…

Ицхак покусывал губу и мрачнел все больше и больше. Потом облизал кончик носа.

Учитель Бэлшуну смотрел на ицхаков нос, как завороженный. Наверное, никогда не видел таких носов.

– Рассказывайте, – подбодрил его Ицхак. И положил руку ему на плечо.

Учитель Бэлшуну отдал пустую чашку Луринду и попросил ее сварить еще. Луринду ушла. Она была недовольна – ей хотелось послушать.

– Потом стали мне угрожать. Правда, я не понял, из-за чего. Так, бессвязные выкрики приматов… Затем… – Он потер скулу.

– Что, побили? – спросил я.

– В общем… – Он перевел взгляд на меня. Узнал. – Вы были у меня на двух, кажется, сеансах?

– Да.

Он помолчал немного.

– Так это ваша месть? – спросил он наконец.