Владислав Конюшевский - Иной вариант
— Питьевая?
И после повторного кивка начала поить раненого. Толик сначала ей помогал, а потом, намочив платок, принялся оттирать испачканный бушлат. Более-менее справившись с задачей он, глядя в начавший сереть пейзаж за окном, спросил:
— Это что, сейчас Долгухино проехали?
— Да нет, вроде на указателе «Листвянка» было написано. Так что минут пятнадцать осталось… Если ваши друзья не опоздают.
Собеседник ухмыльнулся:
— Не опоздают — а потом, помолчав, поинтересовался — Слушай, а как вы, догадываясь кем мы являемся, решились влезть в это дело? Или вконец жизнь такая допекла?
Я пожал плечами:
— Да мне по фиг. Это вон он — мотнул головой в сторону водителя — альтруизм проявить вздумал. А у меня своя жизнь, с вами не пересекаемая.
— То есть тебя все в ней устраивает?
— А ты меня что — вербануть решил? Не надо. Окружающая обстановка мне конечно категорически не нравится, но я с государством в азартные игры не играю, тем более, в заведомо проигрышные.
Анатолий удивился:
— Почему это — проигрышные?
Криво ухмыльнувшись, я пояснил:
— Долго объяснять. Да и сам ты все понимаешь… Если бы мы были какой-нибудь мелкой и никому не нужной африканской страной, то шансов на переворот было бы немеряно. Но ЗДЕСЬ… Даже если вы ненадолго захватите власть, моментально вмешается Запад и на этом все быстро закончится. А играть без шансов на выигрыш, меня совсем не прикалывает.
— Поня-ятно… Значит, предпочитаешь просто тихо подыхать?
— Скорее — выживать. Вот сейчас сдам эти штанги, получу свою штуку зелени и в ус дуть не буду!
Говорить подобное было противно, но что оставалось делать? С радостью соглашаться с собеседником? Смысл? Даже если не брать в расчет то, что через два дня я буду уже в своем мире и здешние кошмарики меня никаким боком касаться не будут, кривить душой не хотелось. Мне действительно не верилось хоть в какие-то перспективы здешней России. Захватить власть не проблема, даже имея довольно небольшое количество людей. Но вот потом… Я не говорю даже о том, что последователи демократов начнут какую-то гражданскую войну. Нет, гражданская война это когда ввязывается население, а за этих кровососов выступит только полиция (да и то наверняка не вся) и жалкие огрызки оставшейся армии (в чем я тоже глубоко сомневаюсь). Так что здешние «колхозники» (блин, но почему все-таки такое странное название у местного сопротивления?) власть смогут взять. Только сразу же после этого на территорию страны войдут иностранные «миротворческие» силы и все станет по-прежнему. Даже хуже…
Правда, сказав, что думаю, один черт почувствовал себя довольно паршиво. А Толик еще и усугубил:
— Что же. Выживать оно, конечно, тоже дело хорошее. Правильное и главное — безопасное. Но тебе самому такое настроение ничего не напоминает? Я вот историей интересовался и знаю, что когда Германия напала на СССР некоторые тоже считали — чего тут брыкаться, когда такая силища прет? Шансов на победу никаких нет и в этом случае самое главное — выжить. Вот и бросали оружие, поднимая руки. Хорошо что таких «выживальщиков» мало было, поэтому мы и победили… Но вы, выходит, именно из таких…
Я уже открыл рот чтобы ответить, но не успел, так как «УАЗик» резко начал тормозить. Причем, впереди вроде никаких видимых препятствий не было и почему Алексей решил остановиться, было непонятно. Но этот вопрос разъяснился спустя буквально несколько секунд после того как водитель, видно услышавший наш разговор, выскочил из кабины и рванув дверь салона, громко произнес:
— Не из таких! Во всяком случае, я — не из таких! Я уже девушке говорил и сейчас повторю — мною вы можете располагать полностью. Вот здесь — тут навязчивый дьякон начал тыкать какой-то листок Анатолию — мой адрес. Возьмите. И если возникнет надобность — обращайтесь! Все сделаю, для того чтобы помочь!
«Колхозник» листок взял а я, глядя на распаленного Ванина, только фыркнул и заметил:
— Так ты не трынди, а помогай. Тут, между прочим, раненый лежит. И чем быстрее мы его довезем, тем быстрее он помощь получит. Хотя если у господина партизана — я повернулся к Толику — есть желание толкнуть благодарственную речь и торжественно принять тебя в ряды землепашцев, то кто я такой чтобы этому мешать?
После моих слов оба смутились и Анатолий лишь пожал дьяку руку, сказав при этом, что он конечно рад слышать подобные слова, но они действительно торопятся. Лешка, окинув меня уничижительным взглядом, лишь кивнул и потопал обратно, на свое место.
Еще десять минут прошли в молчании, а потом наша машина остановилась возле мерседесовского микроавтобуса с красными крестами на бортах, припаркованного на обочине. Тут же находились еще два мужика, которые сноровисто помогли перетащить опять потерявшего сознание Витька, к себе. И тут Ванин проявил своевольство, взяв и отдав спасенным, снаряженный автомат с гранатометом, от которых мы так и не избавились по дороге. Я было сильно напрягся, но те оружие приняли как должное и сразу сунули его в салон. После чего, Толик опять пожал дьякону руку, поблагодарив и присовокупив, что дескать, будет иметь его ввиду. Я тоже был удостоен рукопожатия, правда, без аудиосопровождения. Зато Настя, сунув мне на прощание свою теплую ладошку, сказала:
— Спасибо вам. Надеюсь, ты когда-нибудь изменишь свое мнение…
После чего, они загрузились в свою тачку и отъехали. А мы, закурив глядели им вслед до тех пор, пока «Мерседес» не скрылся за поворотом. И лишь только после этого я выдохнул и размашисто перекрестился. Алексей, увидев это действо, закашлялся дымом и когда успокоился, заметил:
— Вообще-то, креститься надо правой рукой…
— По фигу. Главное — пронесло.
Ванин, подходя к своей дверце удивился:
— В смысле?
— В прямом. Ладно, садись, поехали. А я тебе пока свое видение ситуации объясню.
Дьякон, трогаясь с места, насмешливо угукнул:
— Было бы очень интересно послушать… — а потом, сразу спросил — Послушай Сергей, ты мне для начала другое скажи. Ведь насколько я тебя успел узнать ты достаточно смелый, шустрый и умный мужик. Почему сейчас ты повел себя так странно? Неужели ты действительно хочешь просто выживать? Ведь сам говорил — «мы не сделали скандала, нам вождя недоставало». То есть не было объединяющей силы. Но ведь сейчас она в твоей жизни появилась! Или как дело до дела дошло, так сразу в кусты? Только меня мог попрекать, что я лишь воздух сотрясать могу?
— Нет, не в кусты. Просто я реально смотрю на вещи. Вот сам прикинь, что будет после того как победят «колхозники». В смысле — как на это те же отлученные от трубы америкосы отреагируют? Сразу с ковровых бомбардировок начнут или для начала точечными ударами развлекаться станут? И кстати — объясни, почему именно «колхозники»? За что их так обозвали?
Ванин недоверчиво посмотрел на меня и я поспешил добавить:
— Эй, эй, не забывай что я с «незалэжной» и тутошних приколов не знаю.
— Вообще-то это все знают…
Я только вздохнул и собеседник, поняв — объяснять все-таки придется, начал свой рассказ. И из него следовало, что когда начали разгонять армию, многие армейцы двинули не в города, где уже нечего было ловить, а решили заняться фермерством. Брали в аренду здоровенные куски земли и начинали там активно пахать. Какое-то время они были сами по себе, но как только пошли прибыли, так сразу же нарисовались крепенькие братки с предложением обширной и сравнительно недорогой крыши. Только вот зря они это затеяли. Вояки и так были злы крушением армейской карьеры, а тут еще такая хреновина образовалась. Короче, первых вымогателей просто били и выкидывали за пределы своих земель. А когда те решили побряцать оружием, то отряды новоявленных фуражиров стали просто исчезать. Причем — массово. То есть военные их просто уничтожали и тихо закапывали.
Но так как криминалитет был тесно связан с властью, то последняя решила вмешаться в процесс. После чего, несколько крупных фермерских образований (которые в просторечье назывались просто — «колхозы») были уничтожены в результате довольно сильных боев. Все от того, что у вояк на руках оказалась масса оружия и просто так свои позиции они сдавать не собирались. Но частники против государства не потянули и после разгрома наиболее строптивых (к слову — все преподносилось исключительно в рамках борьбы с терроризмом, экстремизмом, коммунизмом, и прочими «измами»), остальные начали платить. Пусть гораздо меньше чем изначально предполагали их крыши, но начали. Только вот попутно, окончательно озверевшие армейцы консолидировались, наладили между «колхозами» крепкую связь и организовали на местах лагеря переподготовки, которое органично стали ядром движения сопротивления. То есть все по классике — днем он мирный фермер, а как только противник отвернется, тут же становится страшным «колхозником».
