Игорь Пронин - Наполеон. Книга 1. Путь к славе
— Как жарко… — Остужев прикрыл больную голову руками.
— Жарко? Нет, Александр Сергеевич! Вот в Египте было жарко. Даже мамлюки с коней падали, а я ничего. О, да ты шатаешься. Надо тебе водички, идем быстрей.
Распихивая итальянцев не по годам широкими плечами, Байсаков потащил Александра к фонтану, если так можно было назвать довольно грязное сооружение с неизвестно откуда берущейся водой. Это никому не понравилось, и со всех сторон на Ивана обрушился град тумаков. Однако он, лишь прикрывая лицо, никому не отвечал.
— Тут с ними подерешься — хуже будет, я уже пробовал! — сообщил он на ухо Остужеву. — Ну, давай, пей.
Саша потянулся к фонтану, но тут же получил затрещину — коренастый итальянец с огромными зубами, весь в рванье, закричал ему что-то про уважение к старшим. Остужев развел руками, попытался извиниться, с трудом подбирая итальянские слова, и получил еще один удар, на этот раз кулаком в нос. Способность к драке отчего-то никак не просыпалась, то ли из-за удара по голове, то ли из-за отсутствия угрозы жизни.
— Ну, хватит! — Байсаков выпустил его и начал бить налево и направо. — Пей, Александр Сергеич, пока французы не налетели!
Вода! Остужев пил долго, стараясь исподлобья все же наблюдать за происходящим. Впрочем, следить было особенно не за чем: Байсаков обладал какой-то медвежьей силой и разбрасывал всевозможных оборванцев и разбойников, собранных французами в тюрьме, удивительно легко. Мало кто решался подойти к нему второй раз, и совсем никто не хотел третьей попытки. Однако вскоре раздался выстрел, потом еще один. Итальянцы легли на землю, присел рядом с Остужевым и Байсаков.
— С французами осторожнее! — снова сказал он. — Зверье!
К ним уже бежали гренадеры, до того курившие трубку у стены. Немного освежившийся Остужев понял причину их проворности — во дворе на шум драки появился их начальник, маленький усатый капитан. Он тоже быстро шагал к ним на коротких кривых ногах, придерживая рукой кавалерийскую саблю.
— Дай, я с ними поговорю, — шепнул Остужев Байсакову и начал по-французски: — Мсье! Произошло недоразумение, мсье! На нас напали!
Гренадеры, услышав правильный французский выговор, чуть убавили прыти и подошли к ним уже шагом.
— Опять этот медведь! — недовольно проворчал старый усатый солдат. — От него одни неприятности.
— Когда дрались итальянцы, вы не вмешивались, — заметил ему Остужев. — Вы вообще не следили за порядком, мсье. Я должен вам это сказать, как офицер армии Республики.
— Никакой ты не офицер! — до них дошагал наконец и капитан. — Ты насильник. Нашел себе приятеля, да? Этот каналья уже покалечил тут несколько человек, и я не собираюсь этого терпеть! Мы цивилизованная нация, и даже в итальянцах есть капля культуры, а этого азиата следует расстрелять.
— Позвольте, капитан, я никого не насиловал, до вас дошли ошибочные известия. — Остужеву совсем не понравилась такая репутация. — Произошло недоразумение, но об этом лучше знает генерал Бонапарт.
— О да. — На капитана сказанное не произвело никакого впечатления. — Генерал Бонапарт мне вас и прислал. Приказано не жалеть, но и не расстреливать. Зачем вы мне такой нужны, а? Ни то, ни се. Вот что я придумал! Ведите их обоих в караулку и дайте для начала по паре десятков шомполов.
— Ну вот, опять! — взревел Байсаков, услышав знакомое слово. — Я же говорил, зверье эти французы!
— А остальных обезьян загоните в клетку, хватит гулять, — распорядился капитан и странно посмотрел на Остужева. — Я жду распоряжений на твой счет. И знаешь, что я думаю о том, почему их нет так долго? Потому что нашему любимому генералу некогда изобрести для тебя наказание полюбопытнее. Я бы отрезал тебе кое-что и заставил сожрать, но я человек простой, без фантазии. Думаю, будет что-то интересное. Но пока шомпола не помешают. В караулку!
Покалывая узников штыками, обоих погнали к серому приземистому зданию в углу тюремного двора, завели внутрь, в узкое длинное помещение с лавками вдоль стен. Обоих обнажили до пояса и ремнями привязали к скамьям. Два солдата достали шомполы и приготовились начать экзекуцию, остальные столпились напротив.
— Я что, слова выговариваю как-то неправильно? — лениво спросил капитан. — Я сказал: загнать остальных обезьян за решетку! Или я сперва вас, обезьян, должен туда загнать? Задумайтесь, почему, пока другие завоевывают Италию, вы торчите здесь, в тюрьме.
Раздосадованные солдаты лениво потянулись к выходу.
— Капитан, а почему вы здесь торчите, пока другие завоевывают Италию? — спросил привязанный к скамье Остужев, подозревая, что терять ему уже нечего. — Я знал нескольких капитанов, которые уже успели стать полковниками со времени начала кампании. Я уж не говорю о посылках, которые они отправляли домой, и о прекрасных ломбардийках!
— Я здесь, потому что мне можно доверить это заведение, — мрачно объяснил капитан. — Хотя ты прав, обошлись со мной несправедливо. Поэтому ты получишь не двадцать, а тридцать шомполов.
— Он сказал — тридцать? — Байсаков вовсе не был так глуп и нелюбопытен, как могло показаться на первый взгляд. — А я говорил тебе, Александр Сергеевич, от французов все зло. Зверье!
— Помолчи, пока и тебе не прибавили.
Остужев почти хотел этой боли. Слишком болело сердце, да и голова тоже. Но ничего так и не произошло.
— Добрый день, мсье!
Он вывернул шею и увидел рядом с капитаном двух милых девушек, которые держали четыре пистолета. В одной он без труда узнал Мари, во второй не узнал, но угадал Гаевского. Солдаты, стоявшие над узниками с шомполами, с тоской посмотрели на ружья, но Антон быстро шагнул между ними и оружием. Капитан, увидев совсем юных девушек с пистолетами, впал в оцепенение.
— Предупреждаю сразу: терять нам уже нечего, — заговорил Гаевский басом, и это произвело впечатление даже на бывалых солдат, которые разом вздрогнули. — Поэтому в случае сопротивления стрелять будем сразу. Вас трое, у нас четыре пистолета, еще и пулю сэкономим.
Мари, впрочем, один пистолет положила, чтобы вытащить из-за пояса нож и освободить Остужева. Александр сел, накинул рубашку и встретился глазами с печальным взглядом Байсакова.
— Да не оставим тебя, Иван Иваныч, — вздохнул он. — Дай мне пистолет, Мари, и освободи этого скитальца.
— Тоже из наших краев? — по-русски удивился Гаевский. — Из нас пора полк формировать.
— А ты чего девкой оделся? — спросил Байсаков, которого только еще начала освобождать Мари. — Не стыдно, а? Хуже скомороха. Смотреть противно.
— Мари, а может, мы его оставим? — тут же предложил Антон. — Пусть не смотрит.
Девушка ничего не ответила. Когда Байсаков освободился, он первым делом взял ружье, не забыв отобрать и шомпол у солдата. Остужев к тому времени уже оделся и разоружил все так же пребывавшего в оцепенении капитана.
— Нет, мой друг, — сказал он ему. — Вам даже и такое заведение доверить нельзя. Теперь надо связать их и быстро уходить.
Гаевский усмехнулся Мари.
— Вот я тебе говорил: как только освободим, начнет командовать. Он же старше, ты понимаешь? Он умнее.
Мари снова промолчала, только качнула головой в сторону двери. Не той, что вела в тюремный двор, а другой, выйдя через которую можно было оказаться на свободе.
— А связать этих? — Гаевский кивнул на солдат и капитана. — Зачем нам выстрелы в спину?
— Можно не связывать! — важно сказал ему Иван. — Можно вот так!
Он прошел мимо трех французов, на ходу отвешивая им удары в челюсть. Все трое попадали без сознания.
— Папаша научил, — пояснил Байсаков. — Это на себе прочувствовать надо, тогда понятно, как бить, чтоб не зашибить совсем.
Гаевский посмотрел на Остужева с выражением муки на лице. Александр только развел руками: не бросать же его теперь? Они прошли через дверь, ведущую к свободе, и оказались в небольшой будке. Здесь, связанные и с заткнутыми ртами, лежали два часовых.
— Скучно им было, захотелось с девочками поболтать, — пояснил Гаевский. — Дисциплина у французов что-то падает. Пора Бонапарту об этом подумать. Его-то они слушают, а вот офицеров рангом поменьше бояться разучились. Вина много пьют, за девушками волочатся…
— Помолчи! — приказал Остужев, выглядывая на улицу. — Есть карета или еще что-нибудь?
— Есть карета, есть. Иди налево. — Гаевский вытолкнул его наружу. — Пистолет только сунь под сюртук.
Карета и правда стояла шагах в ста. Когда Остужев дошел до нее и увидел, кто держит лошадей, то споткнулся и едва не упал. Это была Джина Бочетти, как никогда прекрасная в уланской форме. Она опустила глаза и не сделала ни шагу навстречу.
— Что это значит? — Остужев тоже не подошел к ней и дождался Гаевского. — Откуда она вас знает?
— Я к ней пришел, — объяснил Антон. — Услышал, что случилось, и пришел к ней. Правда, сначала ее выгнал Бонапарт, и еще, кстати, он пытался арестовать Колиньи. Но это ни к чему рассказывать здесь, только что вырвавшись из тюрьмы. Может быть, поедем?
