Евгений Красницкий - Отрок. Женское оружие
– Матушка меня в Ратное не отправит?.. – чуть слышно всхлипнула девчонка, явно с трудом выговаривая ужасные слова, и прижалась к Арине еще сильнее, словно в поисках защиты; видно, эти сомнения терзали ее до сих пор.
«Ну хоть в память пришла, слышит что-то. А то словно в мороке была. Вот теперь и говорить можно».
– Погоди, дай матушке тоже успокоиться, – Арина погладила ее по голове. – Ты думаешь, ей легко было? Она за тебя перед родом в ответе. Она же тебя наказать ОБЯЗАНА была. Но ты – ее дочь, и от твоей боли ей вдвойне больнее. Поговорю я с ней потом, попрошу за тебя… Но только ведь этот раз не первый, наверное, и не последним может оказаться?
– Да не знаю я, что делать-то. Не знаю, как ей угодить! Что ни сделаю – все не так… Может, я и правда дура? – тоскливо проговорила Анька. Впрочем, слез на это раз в голосе не слышалось, но звучала такая обреченность и покорность судьбе, что Арина поневоле поежилась – совсем ведь разуверилась в себе девка.
– Я же не зря тебе помощь предлагала. Правда, ты тогда не услышала, – улыбнулась она. – Только тут дело такое – слушаться меня придется. Будешь слушаться-то? Слушаться и слушать?
– А ты и вправду научишь? – теперь Анька глядела на Арину с надеждой и вниманием. Та с облегчением перевела дух – получилось! Слушает! Возможно, впервые слушает кого-то столь внимательно. Вот теперь уже и серьезно с ней говорить можно.
– Научу, – пообещала Арина, глядя в переполненные надеждой глаза. – Вернее, разбираться мы с тобой вместе будем. А то один раз научу, а в другой меня рядом и не окажется. Так что давай думать.
– О чем думать-то? – с сомнением прогундела Анька и шмыгнула носом. – Я уж думала…
– И чего надумала? Говори-говори, не бойся, – подбодрила она, видя, что девчонка не решается продолжать.
– Да не любит меня тут никто! – вздохнула та. – Даже Машка с детства задается и дурой обзывается! Вон, сейчас мы с ней боярышнями стали, а толку? Она-то боярышня, а я – дура-Анька… Алексей и то… – Анька вспыхнула, спрятала глаза, заерзала на лавке и сразу как-то засмущалась.
«Ой, девонька, а ведь тебе он нравится… Ну ясное дело – муж взрослый, да еще такой лихой и загадочный… не то, что отроки, и его насмешку тебе обиднее всего слышать. Да и ладно, не вредно это, почти все в твоем возрасте через такое прошли…»
– Ну и что Алексей? – подбодрила она Аньку.
– Он… он говорил, что у овцы разума больше, чем у меня-а-а-а… – в голосе Аньки явственно послышалось подступающее рыдание.
– Много мужи про наш разум знают, – усмехнулась Арина. – Ну-ка, хватит скулить! Слышишь меня? Я зачем здесь? Для разговора или причитания твои слушать? Ну-ка, выпрями спину, дыши, как я тебе говорила! Ну! Вдохнула… медленно… медленно, я сказала! Выдохнула. Еще раз! Спину, спину держать! Да не вздыхать, а дышать! Ты же из рода Лисовинов – не кто-нибудь! Подбородок выше, гордость боярскую почувствуй и сразу ныть расхочется. Еще раз, так, чтобы со стороны не слышно было… Голову высоко держи, гордо, глазами вокруг обведи, будто непорядок какой высматриваешь. Вот так. Чувствуешь, что сразу полегчало?
– А… да, вроде бы…
– А теперь все с таким же гордым видом… руки еще в бока упри… ага, так, правильно. А теперь голоси: ой, бедная я несчастная, разума меньше, чем у овцы…
Анька, только что чуть опять не сорвавшаяся в причитания, неожиданно для самой себя смешливо фыркнула.
– Неужто не выходит? – с изумлением вскинула брови Арина и улыбнулась девчонке. – А ну-ка, попробуй теперь так: встань гордо, глянь вокруг свысока, да строго этак… можешь еще ногой притопнуть: «Пошто порядка нет?!»
Анька попыталась изобразить предложенное, получилось совершенно ненатурально, но плаксивые нотки из ее голоса исчезли совсем.
– Так, молодец! – подбодрила Арина. – А теперь сдвинь брови, и еще строже: «Как посмел меня, боярышню, дурой обозвать?!»
– Как посмел боярышню дурой обозвать? – теперь у Аньки получилось уже лучше.
– А вот я сейчас братьев покличу да велю тебя самого уму-разуму поучить! – снова подсказала Арина. – И ногой, ногой не забывай!
– А вот я сейчас… – Анька явно входила в роль.
– Ну, и самое главное: «Ой, бедная я, несчастная, разума меньше, чем у овцы!» – Арина изобразила на лице плаксивое выражение, заломила руки, будто в отчаянии, и закатила глаза к потолку.
Анька, начавшая было повторять: «Ой, бедная я…», поперхнулась и скорчилась от хохота.
«Да уж, хороши бы мы были, кабы сейчас боярыня заглянула, – усмехнулась про себя Арина. – Но получилось ведь! И без ворожбы получилось. Девчонка-то, кажется, отошла от испуга и слушает!»
– Умница, Аннушка! – с чувством сказала она зардевшейся от нежданной и непривычной похвалы девке. – Теперь на тебя и смотреть приятно, и дурой обозвать ни у кого язык бы не повернулся. Садись-ка снова рядом. Про спину, про спину не забывай, и про дыхание тоже. О чем это мы говорили? Об Алексее?
Арина увидела, как сразу вспыхнули Анькины глаза, интересно девчонке поговорить про него. Да еще с новым человеком и внимательным собеседником.
– Алексей… – даже имя старшего наставника Анютка произнесла с явным уважением, но дальше затараторила, восторженно округлив глаза и сразу теряя степенный вид боярышни. – Да такого, как Алексей, больше нигде и нет! Ты просто не знаешь! – она оглянулась на дверь и хихикнула. – У нас в Ратном и то не все слышали, а я подслушала, как дед про это говорил… Он знаешь кто? Он – Рудный воевода! Тот самый… Слыхала, может? Его даже половцы похлеще нечистой силы боялись! Вот!
– А ну стой! – прервала ее Арина. – Остановись, я сказала! А ну-ка теперь попробуй сказать: «Кто посмел боярышню дурой обозвать?!»
Анька открыла рот, попыталась было что-то из себя выдавить и тут же замолчала. Мордаха при этом у нее стала растерянная и немного несчастная, а рот удивленно приоткрылся…
– Ну что? – насмешливо поинтересовалась Арина. – «Бедная я несчастная, разума меньше чем у овцы!» теперь лучше выговаривается?
– Ой, а как же это? – Анька изумленно уставилась на Арину и захлопала глазами.
– А вот так! – молодая женщина оценивающе оглядела Аньку и покачала головой. – В том-то и дело, что была ты перед этим боярышней с виду – и повадка, и движения, и взгляд, вот и слова выговаривались как раз те, что боярышне впору, а жаловаться да плакать тебе расхотелось, смешно стало. Так?
– Ага… – растерянно подтвердила Анька.
– Вот и я перед собой боярышню видела и с боярышней беседовала. А забылась ты, так сразу передо мной деревенская баба-сплетница появилась. Вот как ты думаешь, тот же Алексей стал бы боярышню – просто так, к слову – дурой обзывать?
– Не-е-ет, наверное…
– Вот и я думаю, не стал бы. Не потому что побоится, а потому что дуры-то и не увидит. А бабу-сплетницу или девчонку сопливую?
Анька промолчала, только глаза отвела со вздохом.
– Ага, и сама понимаешь, – удовлетворенно кивнула Арина. – А потому запомни: кем себя чувствуешь, та ты в этот миг и есть! И другие тебя такой видят. Ощущаешь себя боярышней, а не плаксой сопливой и не дурной бабой-сплетницей, так и вид у тебя становится боярышне приличный, и слова ты говоришь, какие боярышне произносить пристало – глупости всякие на язык не ложатся, сама же только что почувствовала. Да и другие в тебе именно боярышню увидят. А боярышню-то дурой обозвать не всякий отважится. А потому… встать!
– А? – Анька аж вздрогнула от неожиданного окрика.
– Встать, я сказала! Спина, голова, голос, взгляд – все, как у боярышни! Не топчись буренкой на лугу, с ноги на ногу плавно переступай. Теперь оглядись… да не глазами елозь, а голову поверни… не верти, а степенно поверни, оглядись. Подбородок выше, в глазах властность. Ты в своем праве! Ощутила себя, кем надлежит?
– Да, вроде бы…
– Вот и это запомни: кем тебе хочется себя почувствовать, тем и держи себя. Внешнее и внутреннее у человека накрепко связаны. Если твоя неуверенность наружу прорывается, и ты с этим совладать не можешь, то и другие в то, что ты показать им желаешь, не поверят. И любой, кто собой владеет – сильнее и сможет тебя себе подчинить. Хочешь, чтобы другие в тебе боярышню признали – сама в себе должна ее ощущать, а для этого и выглядеть должна боярышней. И помнить об этом постоянно, и держать себя так, чтобы иного никто и помыслить не мог. Постепенно привыкнешь, и само собой получаться станет, по-другому уже и не сумеешь. А значит, и глупость ляпнуть или дурь какую сотворить тебе уже намного труднее будет – это тебе даже на ум не придет и не выговорится, и заставлять себя не придется.
Запомни, затверди как молитву и все время про себя повторяй: как женщина себя чувствует, так она и выглядит, как выглядит, так и чувствует! Запомнила? Повтори!
Анька повторила, потом, по требованию Арины еще раз, и еще… Постепенно речь ее становилась размеренной, плавной, даже напевной – заучиваемое правило начало превращаться в наговор, безотказно действующий помимо сознания. Арина этого и добивалась – девчонку нужно было довести до того, чтобы уже первые слова – «Как женщина себя чувствует…» – заставляли ее переходить в «состояние боярышни». Разумеется, получится это не сразу и, скорее всего, не быстро, но начало было положено. Анька ее услышала и, главное, ПОВЕРИЛА!
