Александр Мазин - Белый Волк
Тут меня изволили заметить.
Каменный Волк вперился в меня взглядом профессора математики, подозревающего наличие у экзаменуемого шпаргалки… Но ничего не сказал.
Свартхёвди радостно поздоровался и потеснился, уступая козырное место напротив горшка. Палица тоже проворчал что-то дружелюбное. Дедушка помалкивал.
Я хапнул варева из емкости! Отлично! Сдобренная маслом каша с кусками копченой свинятины. Самое то после ночного поста. А пиво где?
Я зашарил взглядом – и Гундё тут же подсунула мне кружку. Правда, не с пивом, а с парным молоком. И горячей еще лепешкой. Медовой. Кайф!
Я работал челюстями, как волк после недельного поста. Всё было так вкусно! А я так увлекся процессом, что не сразу заметил, что господа берсерки больше не черпают из горшка, а глядят на меня с неподдельным интересом.
Я не без усилия остановился. И почувствовал, что брюшко мое ощутимо потяжелело. Однако я знал, что вполне мог бы сожрать еще столько же. Во как!
Дедушка изобразил рукой берсеркам: оставьте нас, и Хавгрим с Медвежонком послушно слились. Свартхёвди, вылезая из-за стола, хлопнул меня по спине и пожелал приятного аппетита.
– Что было? – напрямик поинтересовался Стенульф.
Стоило мне подумать о том, что случилось ночью, как мой рот самопроизвольно растянулся в улыбке. Состояние, в которое я впал ночью, ушло, но послевкусие осталось. Да еще какое! Одна только мысль-воспоминание – и мне снова захотелось туда. Чуть отрезвила другая мысль: что дедушка наверняка подмешал в свое пойло какую-то наркоту. Коли так, то я отлично понимаю наркоманов. За такой кайф и здоровья не жалко!
«Стоп! – решительно сказал я сам себе. – Не в дури дело!» Так и есть. Бывал я в Амстердаме. Пробовал их кафешопные «деликатесы». Ничего похожего!
Кстати, мне был задан вопрос! И что на него ответить?
Дедушка ответил на него сам:
– Один не принял тебя!
Я пожал плечами. Может, и не принял. Мне как-то по барабану.
– Твой волк ко мне приходил, – сообщил я, с той же глуповатой ухмылкой, которую был не в силах сдержать.
– Мой волк? – Дедушка насторожился. – И что?
– Да ничего. Спал у меня в ногах. Утром убежал.
– В ногах, говоришь?
Тут дедушка протянул свои длиннющие грабки, ухватил меня за голову, подтянул к себе и заглянул в глаза.
Я не противился. Пусть смотрит, не жалко.
Стенульф и смотрел. Долго. Потом отпустил меня и проворчал, по-моему, с облегчением:
– Один не отверг тебя. Но и не принял. Другой бог был с тобой. У него глаза Бальдра, но это не может быть Бальдр, потому что Бальдр – в царстве Хель[44].
– И что теперь? – спросил я.
– А ничего, – дедушка окунул палец в мою кружку с молоком и нарисовал у меня на лбу какой-то знак. Руну, надо полагать.
– А волк тот был не мой, – сообщил берсерк-мастер с очень серьезной миной.
– Правда? А чей?
– Твой. Повезло тебе, Черноголовый. С таким вожатым ты и без клинка в Междумирье не потеряешься.
Я открыл рот, чтобы потребовать дополнительных объяснений, но могучий дедушка неуважительно велел заткнуться и доедать жаркое. Потом почесался шумно и с удовольствием, а затем изрек:
– Устал я от вас, дренг, чай, не юнец. Восьмой десяток этим летом разменяю. Так что бери-ка ты Сваресона и отправляйтесь-ка домой.
Чего-чего? Восьмой десяток?
Нет, я не спросил вслух. Хватило ума. Я-то думал: дедушке максимум шестьдесят. А судя по тому, как он пользует Гундё, – и того меньше. Охренеть!
Но прежде, чем мы подались в обратный путь, Свартхёвди сделал мне предложение, от которого здесь отказываться не принято.
Глава 29,
в которой герой приобретает близкого родственника и участвует в почти тантрической мистерии
И у да, от такого не отказываются.
Да мне и в голову не пришло отказываться.
Потому что Медвежонок предложил мне смешать кровь.
То есть – стать побратимами. Собственно, мы с ним и так были что-то вроде родичей, поскольку состояли в одной дружине. Но из хирда я мог уйти, а кровное братство разорвать было так же невозможно, как если бы мы были сыновьями одной матери.
Пара слов о самой традиции. Побратимы – это всё же не совсем кровные братья. Например, жениться на сестре побратима можно. И мамой-папой родителей побратима называть необязательно. Но в случае необходимости побратим обязан заботиться о семье названого брата как о собственной. И ежели, не дай бог, побратима убьют – мстить за него, как за кровного родственника. Ну и еще разные нюансы. Еще, насколько я понял, побратимами могут стать те, кто взаимно спас друг другу жизнь. То есть это правило, как бы необязательное, но желательное. Спасшийся от смерти – это примерно как умерший и народившийся снова. Так что понятно. Мы с Медвежонком друг другу жизни спасали, было дело. Да и человек он, по-моему, замечательный. Само собой, у тех, кого он убил, могло быть другое мнение, но – извините! На всех не угодишь.
Теперь о самом ритуале. Смешать кровь, как оказалось, это далеко не всё. То есть кровь мы смешали. Влили в священную чашу по наперстку венозной жидкости, разбавили пивом и медом и выпили под соответствующие призывы к богам и торжественные клятвы. Но не сразу.
Сначала мы по очереди произнесли стихи, восхваляющие друг друга и судьбу, которая свела нас вместе. Точнее, это Медвежонок произнес стих, а я промямлил что-то насчет «счастья вечной битвы плечом к плечу и умереть в один день, чтобы воскреснуть в Одина чертогах рядом с побратимом». Но даже и это было неплохо, потому что скальд из меня хреновенький. Исключительно на плагиате и держусь. Само собой, у нас имелись и свидетели: Стенульф с Хавгримом. И державшиеся поодаль коренные обитатели поместья, наблюдавшие за нами с некоторой опаской. Как выяснилось, не без основания. Потому что для закрепления ритуала нам следовало свершить еще два деяния: смешать семя и отправить к богам вестника.
Насчет семени ни моральных, ни физиологических проблем не возникло. Свартхёвди углядел среди зрительниц молоденькую девку посимпатичнее (на свой лад: сисястую и коренастенькую) и велел выйти из строя. Девка вышла. Энтузиазма на румяном личике не наблюдалось, но и негатива – тоже. Я на тот момент еще не знал, для чего оная девка предназначена, но, когда Медвежонок предложил мне с ней «возлечь», отказываться не стал. Догадался, что ритуал требует.
Как выяснилось, тот факт, что я пользовал девку (ничего особенного, крепенькая, но сонная какая-то – чисто физиологический процесс) первым, тоже имел мистический смысл. Теперь я считался как бы старшим братом, а Свартхёвди, соответственно, младшим. Но девке он понравился куда больше, чем я. Может, потому, что потрудился на совесть, а не отбыл формальную повинность, как я. Засим девку уложили в уголок и велели лежать тихонько до конца ритуала. А мы приступили к следующему акту: выбору и отправке гонца. Об этом я тоже узнал по ходу пьесы. То есть в начале процесса я понятия не имел, каков будет финал. Догадывался, что какая-нибудь гадость…
К счастью, лично заниматься поисками и отправкой мне не пришлось. Эта процедура легла на широкие плечи свидетелей. Стенульф и Хавгрим принялись за дело с энтузиазмом прирожденных вурдалаков.
Для начала в толпе зевак Стенульф углядел нужную кандидатуру: рослого молодого трэля – и указал на него пальчиком.
В отличие от меня, трэль знал, что последует далее, и попытался дать деру, но соседи вцепились в него, как клещи, и смыться не позволили. Тоже понятно: удрал бы, пришлось бы искать новую жертву.
Угодив в лапы Хавгрима, трэль обмяк, впал в ступор и позволил делать с собой всё, что требовалось по инструкции.
Сначала грозные берсерки парня раздели и очень внимательно осмотрели. На предмет не известных мне изъянов. Затем Хавгрим взял сажу и белила (а может, это был разведенный мел) и принялся расписывать трэля в стиле любимых дедушкиных «граффити». Трэль покорно терпел, только дрожал, как испуганная лошадка. Каменный Волк наблюдал за процессом и при необходимости вносил коррективы.
Я заподозрил совсем нехорошее, когда сажу и белила отставили в сторону и в дело пошел нож. Хавгрим делал на коже страдальца неглубокие надрезы, затем пальцем размазывал кровь, творя корявые символы. Раб стерпел и это мучительство. Понимал, что могло быть и хуже. По ходу процесса Стенульф поведал нам с Медвежонком, что в добрые старые времена священные знаки наносили на кожу не снаружи, а изнутри.
Я от души порадовался. Не знаю, смог бы я равнодушно наблюдать, как с живого человека сдирают кожу.
Я надеялся, что «бодиартом» дело и ограничится, и раздумывал: не поделиться ли с бедолагой чудодейственной мазью Рунгерд, когда берсерки закончили «живопись» и потащили трэля за ворота. Толпа повалила следом. Я – тоже.
Вряд ли у меня была возможность вмешаться. Да я бы и не рискнул. В чужой монастырь – со своим уставом…
