Роман Злотников - Американец
— Малыш Ян, — тут Фань Вэй указал на одного из громил, — пять лет прожил в вашей русской Сибири. И там выучился, как у вас парятся. Ну что, угадал я с сюрпризом?
Нью-Йорк, Бронкс, 2 мая 1896 года, суббота, вечер
Честно скажу, Фань Вэй угадал с сюрпризом. Парились мы в тот раз долго, упорно, в несколько заходов. Второй громила, имени которого я не запомнил, оказался к тому же хорошим массажистом, так что из моего тела буквально выдавили всю усталость, я был бодр, весел и готов к подвигам.
Потом старый Фань отпустил громил, и мы с ним немного выпили. Нет, не водки, светлого пива, которое всегда хорошо идет после бани. Возмещает потерянную жидкость. В какой-то момент я почувствовал, что слегка переусердствовал и жидкости в организме снова избыток. Пришлось извиниться и отправиться решать проблему.
Когда я вернулся, Фань Вэя в предбаннике не было. Но из душа раздавался плеск воды. «Ну что ж, подожду!» — философски подумал я и налил себе еще кружку пива. Через некоторое время сзади стукнула дверца души, и босые ноги пошлепали в мою сторону. Потом на ушко мне ласково промурлыкали: «Значит, говоришь, я — Звездочка?»
Все мои душевные силы ушли на то, чтобы не заорать в испуге и не облиться пивом. Я поставил бокал на стол и клянусь, что даже носить две чашки, полные воды, на тыльной стороне ладоней, идя по бревну (делал я уже и такое упражнение), мне было проще, чем просто не расплескать наполовину пустую кружку с пивом сейчас.
Справившись с этой нелегкой задачей, я завел левую руку за спину, обхватил эту негодницу за бедра и передвинул перед собой. Она совершенно не сопротивлялась, просто чуть-чуть скорректировала направление движения, и оказалась сидящей у меня на коленях.
Вы когда-нибудь пробовали отругать молодую и привлекательную женщину, находящуюся у вас на коленях и символически лишь слегка завернутую в простыню? Если вы мужчина, вы меня поймете! Это нереально!
А она, не останавливаясь на достигнутом, обняла меня, прижалась ко мне покрепче и поцеловала. Все мысли тут же вылетели у меня из головы. В конце концов, у меня уже девять месяцев не было женщины. Плюнув на осторожность и приличия, я миловался со Стеллой.
Минут через пятнадцать, когда я как раз вошел в раж, она слегка отстранилась от меня и показала глазами на одну из дверец. Я встал и, не спуская Звездочку с рук, двинулся туда. За дверью обнаружилась небольшая комнатка с очень широкой кроватью. Опуская Стеллу на кровать, я обратил внимание, что простыни аж хрустели от крахмала. «Видно Стелла застелила…» — успел подумать я…
Нью-Йорк, Бронкс, 3 мая 1896 года, воскресенье, ночь
Наверное, «изголодался» не только один я. По крайней мере, после первой близости, мы лишь немного полежали, обнявшись, после чего я прошептал:
— Да, ты — Звездочка. А еще — милый Зайчик.
Она фривольно хихикнула.
— А ты тогда кто?
— А меня мой инструктор называет Братцем-Кроликом! — улыбнулся я. — А кролики — они Зайкам родственники.
— А еще — они очень-очень озабоченные! — снова хихикнула она.
— Да, я такой!
После второго раза перерыв был чуть длиннее, Стелла вышла куда-то и вернулась с кувшином вина и подносом фруктов.
— Фань сказал, что это — верное средство укрепить силы.
Укрепив силы, мы предприняли и третий заход. А затем, лишь немного передохнув — четвертый…
Потом мы снова болтали ни о чем.
— По субботам женщины Фаня с детьми всегда перебираются к родственникам, на Пять углов. А сам Фань остается попариться, ночует и в воскресенье тоже перебирается к ним.
Я молча смотрел на нее, ожидая продолжения.
— Фань Вэй сказал, что ты можешь париться здесь с ним каждую субботу. И, если мы захотим, то на ночь с субботы на воскресенье и баня, и эта комнатка — в нашем распоряжении.
Я снова помолчал. Разрядив гормоны, я начал немного думать. И снова сомневался, нужна ли мне эта женщина. Нет, конечно, нужна. В определенном качестве. Но дело в том, что обычно женщинам нужно нечто большее. Я нахмурился, понимая, что если начну объяснять, то разрушу волшебную легкость этой ночи. Но Стелла приложила мне палец к губам и прошептала:
— Т-с-с-с! Т-с-с-с, милый! Не надо сейчас ничего говорить! Не надо! Сейчас все просто. Я была нужна тебе, ты был нужен мне. Мы дали друг другу то, что второму было нужно. И пока у нас есть эти субботы… Вот и все! А для остального еще будет время. Понял? Молчи! Лучше обними меня и поцелуй!
Я выполнил ее требование, и через некоторое время мы вышли на пятый заход. Долгий, неторопливый и — какой-то невыразимо нежный.
Когда мы расходились, на улице уже светало.
Из мемуаров Воронцова-Американца
Отношения со Стеллой чем-то неуловимо напоминали мне то, что было между мной и Ирочкой в том еще времени. Такая же необременительность с ее стороны. Она не ждала от меня ничего, ни предложения свадьбы, ни семьи, она хотела только немного любви. Но было и различие. Тогда, с Ирочкой, я сам до жути боялся взять на себя любые обязательства. Сейчас же я чувствовал себя крайне неловко, что ничего ей не предлагаю.
Мне было реально неловко, я мучился, пока в следующие наши банные посиделки Фань Вэй не прояснил мне ситуацию.
Нью-Йорк, Бронкс, 9 мая 1896 года, суббота, вечер
— Понимаете, Юрий! — сказал мне Фань Вэй, — вы симпатичны Стелле, она симпатична вам. И живите этим. Но замуж за вас она не пойдет! Даже если будете упрашивать и на коленях стоять. Поэтому не мучьте ее и себя, живите тем, что есть!
— Но почему? — упорствовал я, — ведь все женщины хотят замуж!
— Не все, Юра, не все! Стелла — она понимает жизнь. И знает, что семья создается ради детей…
— И что?
— А то, что детей у нее больше быть не может. Доктора так сказали. И здешние, американские, с дипломами, и наши, китайские… Я водил ее к нашим лекарям. Они сказали, что все испытания, связанные с рождением Тома, и реакция окружающих что-то разладили в ее организме. У нее больше нет лунных циклов. Так что и детей, Юра, у нее точно не будет!
Я промолчал. А старик-китаец, отхлебнув пивка, продолжил:
— Поэтому, если она находит мужчину, к которому неравнодушна сама, и он неравнодушен к ней… А это случается нечасто, Юра, очень нечасто… Она довольствуется просто встречами. Дарит свою любовь. И не ждет большего!
— А что было потом? — спросил я. — Куда девались эти мужчины?
— По-разному бывало! — раздался грустный голос Стеллы из-за моей спины. — Они все больше женатые были. Так что рано или поздно семья брала их назад.
Я немного помолчал.
— Но я-то не женат!
— Ты — нет! Но и тебе нужна семья. Я видела, как ты смотришь на детишек. Скоро, очень скоро, Юра, тебе захочется своих детей. И ты найдешь себе девушку, которая родит их.
Наверное, после такого надо было повернуться и уйти. Но ушел Фань Вэй. А мы со Стеллой остались. Пили эрготоу,[117] бессвязно жаловались друг другу на жизнь, жалели друг друга, потом любили друг друга и снова пили.
Помню, именно в ту ночь ко мне пришло понимание, что и Стелла, и старый Фань оба правы. Не надо гадать о будущем. Надо жить тем, что есть. И радуясь тому, что здесь и сейчас оно — есть!
Из мемуаров Воронцова-Американца
«Тогда же, в начале мая, мы, партнерство „Джонсон и Воронтсофф“, получили наконец патент на стрептоцид. А подсчеты Теда показали, что мы начали наконец „выходить на плюс“, в том смысле, что доходы наконец-то стали стабильно превышать расходы. Поэтому партнерство начало гасить набранные долги, а мне стали насчитывать пятьдесят долларов в неделю, как мы и договаривались вначале. Да, я не ошибся, именно „насчитывать“. На руки я получал по-прежнему двадцатку. В ответ на мой недоуменный вопрос о причине этого Тед показал расчеты. Сколько мы уже заплатили Генри Хамблу за его уроки и сколько продолжаем платить. Выходило, что рассчитаюсь я не раньше августа. Но на предложение компаньона прекратить занятия я только возмущенно заорал. Стрельба стала моей страстью…»
Нью-Йорк, Бронкс, 12 мая 1896 года, вторник, после обеда
Генри снова заставил меня показать все, что я репетировал столько времени. Хождение со стаканами воды на ладонях, хождение с ними же по бревну, жонглирование яблоками, стоя на стуле, быстрое выхватывание и стрельба «навскидку, от бедра». Последнее Генри заставил долго демонстрировать «всухую», без выстрела, а затем и с выстрелом. Надо сказать, обещанного им результата «на дюжине ярдов в мишень размером с яблоко» я еще не показывал, но вот в то же яблоко на пяти-семи метрах попадал уверенно даже навскидку. На четыре-пять попаданий приходился один промах.
Генри сердился и повторял:
— Парень, курок — не колокол. Дергать не надо. Дернешь револьвер, у тебя утянет вниз и влево. И все. Шанс свой ты отдал тому, другому. А если он использует его с большим толком?
