Господин следователь 3 - Евгений Васильевич Шалашов
Во дворе уже подпрыгивали двое мужиков. Не то от холода, не то от нетерпения. Второй — точно крестьянин. Вместо полушубка армяк, треух на голове. На ногах старые валенки в заплатах.
Ключ этот? Ага, этот.
Открыв дверь, кивнул:
— Там барахло всякое, пройдете подальше, узлы возьмете.
Тот, что крестьянин, вошел в сарай сразу, начал разглядывать кровати, скамейки и еще что-то, прибранное хозяйственной Натальей Никифоровной, а первый засомневался. Остановившись в дверях, спросил.
— Барин, а где узлы-то?
— Все там, получше посмотри. Там справа выключатель, нажми на кнопочку, светло станет.
— А…
Вот тебе и а. Ежели, как следует треснуть по почкам, то акать не станешь. Но дураку, повезло — полушубок здорово смягчает удар.
Пока один изумленно открывал рот, а второй корчился на полу, закрыл дверь, продел дужку в скобы и повернул ключ.
На всякий случай, подергал замок. Все окей. Дверь в сарае надежная, хрен высадишь. При желании можно снять внутренние петли, но на это время уйдет. А мне до полицейского участка десять минут хода. А если на лошади, всего три.
Проживая в городе Череповце научился управлять гужевым транспортом — и коляской, и телегой. Сани, в общем-то, тоже без проблем. У лошади, как известно, два рычаги, две скорости: «Тпр-р», «Н-ну» и зажигание вдоль хребта.
Ха, а в сани-то запряжен гнедой жеребец. И оглобля измазана красной краской. Помню-помню, где эти приметы описаны.
Жеребец хотел поартачиться, не желая везти чужого человека, пришлось прикрикнуть и щелкнуть вожжами. Пойдешь, куда же ты денешься?
В участке Антон Евлампиевич давал четкие наставления городовым. Завидев меня, старый служака прекратил речь. Не иначе, распекал подчиненных. Не знаю, за что именно, но городовых всегда есть за что распечь. Я сам собирался поговорить со Смирновым, с кладоискателем хреновым, но его не видно. Видимо, «Англетер» стережет. Не забыть бы присмотреть, а не то развалит гостиницу.
— Антон Евлампиевич, мое почтение, — поздоровался с приставом. — У меня в сарае пара мужиков сидит, выделите людей — надо их в участок доставить.
Ухтомский, не задавая вопросов, скомандовал:
— Савушкин, Яскунов — с господином следователем. — Подумав, кивнул. — Я тоже с вами пойду.
— Антон Евлампиевич, транспорт надо на штрафстоянку поставить.
— Куда поставить? — не понял пристав.
Я махнул рукой и перевел на нормальный язык:
— Жеребца с санями пристроить. Но мы вначале на них за злодеями съездим. Чего саням простаивать?
Туда-сюда, а в сарае уже раздавался грохот. Похоже, злодеи пытаются выломать дверь. Хрен вам. Замучаетесь. Наталь Никифоровна женщина основательная, это вам не дачная сарайка, а сарай, рассчитанный и на вора и на землетрясение.
Отомкнув замок, отворил створку, скомандовал:
— Руки за голову. Выходим по одному.
— О, старый знакомый! — радостно воскликнул Антон Евлампиевич, увидев «посланца» от Литтенбранта. Повернувшись ко мне, сказал: — Яшка Кукольник. Вор, а еще мошенник. Сам из Нелазского, по всему уезду паскудит, иной раз и к нам наведывается. Пару лет назад сказали, что перебрался куда-то. Не то в Пошехонье, не то в Ярославль. Значит, домой вернулся?
— А Кукольник — кличка или фамилия? — поинтересовался я.
— Кличка, — сообщил пристав. — Фамилия у него есть, но Яшку больше по кличке знают. А Кукольник, потому что мальцом у гончара учился, кукол понаделал со всякими финтифлюшками…
Антон Евлампиевич смутился, не желая рассказывать, что за «финтифлюшки». Но я догадался.
— Гончар его выгнал, батька побил, батюшка на две недели от храма отлучил, но Яшка этих кукол купцам продал столичным. Вот, с тех пор и пошло — Кукольник.
Вон как. Он еще и изготовитель порнографии. Нет, скорее, секс-игрушек.
— Теперь он еще грабитель, — сообщил я.
— Кого это я ограбил? — возмутился Яшка. — Я и взаправду хотел вещи жене господина Литтенбранта отвезти. Услышал, как Петр Генрихович с соседом разговаривает — дескать, надо в Череповец ехать, за приданым, а некогда. Как лучше хотел! Не знаю, за что меня избили, да еще и в сарай заперли?
Вот ведь, хитрая скотина! Хрен я чего докажу, если Яшка упрется. А он упрется. Будет уверять, что действовал с наилучшими намерениями. За женские вещи радел и за молодую семью печалился. Ну, подумаешь, ни Литтенбрант, ни его жена об этом не знали, так сюрприз хотел сделать.
Самое смешное, что у Кукольника могло бы и прокатить. Вывез бы Яшка и шубу, и прочее приданное Натальи. А ведь в письме было четко сказано — приедет Петр Генрихович со списком! И чего это я?
Впрочем, не лопухнулся, уже хорошо. Спасибо собольей шубе! Так и то, не сразу сообразил, что про эту шубу Наталья Никифоровна и знать не знает, ведать не ведает.
— Ты недавно у бабы узел из рук вырвал, — напомнил я. — Шла себе тетка по дороге, а ты нагнал. Она и жеребца твоего описала, и красную краску на оглобле. И тебя опознает, вместе с подельником.
— Не вырывал я никакого узла! Она сама его в сани положила. Вон, Трифон свидетель. А увезли… Ну, забыли. Не кинешь ведь посередине дороги, украдут. Я эти тряпки неделю держал, потом выкинул.
— Вот, молодец Яша, — похвалил я мужика. — Ты нам сейчас явку с повинной сделал. Верно, Антон Евлампиевич?
— Подумаешь, юбки да кофточки, — фыркнул Яшка, нисколько не смутившийся своим «проколом». — Там и добра-то всего рублей на двадцать. Мировой судья больше месяца за это не даст.
— Ничего, Яша, тут месяц, да там два, глядишь, уже не мировой судья дело станет рассматривать, а Окружной суд, — рассудительно сказал пристав. Кивнул мне. — Есть на него еще кое-что. Все сразу не вспомню, но запомнилось, как он в Шулме мельничиху обманул.
— А как обманул? — заинтересовался я.
— Сказал бабе, что ее муж ногу сломал, дескать — в Череповец отвезли,
