Главная роль 4 - Павел Смолин
Телеграммы от любимой невесты и мои ей ответы вышли почти на уровень чата в реальном времени: на каждой встречающейся телеграфной станции в поезд забрасывали аккуратно упакованные конвертики. Там, где до станции далековато, поезд «перехватывал» верховой курьер — Высочайшая почта все же. Напряжение в телеграммах и душах росло — «мы уже так близко! Так скоро мы наконец-то встретимся! Как уснуть этой ночью и найти в себе силы не сбежать во Франкфурт?». Мои ответы были не хуже — «как найти в себе силы не вылезти ночью через окно и не вскочить на первого попавшегося коня, галопом устремившись в Берлин?». Мило и заставляет сердце сбиваться с ритма. Самоконтроль в моменты получения телеграмм я осознанно слал подальше, давая спутникам-немцам полюбоваться моей восторженной, влюбленной рожей.
На площади перед Франкфуртским вокзалом состоялось мое первое прямое обращение к немецкому народу — регламентом не предусмотрено, но никто не осудит: говорил-то я только хорошее, похвалив архитектуру, промышленный комплекс и высоко отозвавшись об управленческих дарованиях правительства. Не преминул и напомнить об историческом бэкграунде, немного передернув факты — «немцами» во времена Петра для простоты называли всех, кто не швед и не англичанин, и собственно немцами в окружении Петра были далеко не все — тогда в России было очень большое голландское лобби. Хроноаборигенам, впрочем, об этом напоминать необязательно. Наши народы — великие и классные, и союз между такими хорошими соседями является естественным и правильным.
Заселившись в гостиницу, занимающую пятиэтажное, непривычно-узкое фасадом здание с видом на Одер и католический собор на том берегу, мы поужинали в гостиничном ресторане — очень достойный «мартинский гусь» с картошечкой, какой-то суп со сложным названием, и, в качестве комплимента русским гостям, ватрушки на десерт.
После ужина я ответил на новенькую телеграмму, мы попрощались с немецкими спутниками, и я отправился в кабинет в своих апартаментах, до поздней ночи разговаривать с посланником и прибывшими со мной шишками из торговых, военных и дипломатических ведомств — проговаривали критически важные моменты с целью закрепить их в памяти, посланник добавлял некоторые черты к местным персоналиям, с которыми мне суждено встретиться, и прорабатывали протокольные нюансы. В частности — мое позиционирование рядом с Вилли, которое крутилось вокруг его искалеченной руки: она ни в коем случае не должна попадать на фотографии и — желательно — даже на глаза простолюдинам. Мне предписывается не обращать на руку внимания, но ненавязчиво прикрывать ее собой в нужные моменты — Вильгельм такое поведение оценит.
Император-инвалид — палка о двух концах. С одной стороны — ультимативная, психо-физическая травма не может не вызывать у Вилли комплексы и желание продемонстрировать, насколько он круче полностью здоровых людей — на этом его можно и нужно ловить так, как мне надо. С другой — та же травма приведет к большим обидам, если я перегну палку. Любое проявление жалости и снисходительности с моей стороны приведет к провалу, ибо ничего хуже для Вильгельма и быть не может. Нельзя и скатываться в длинные лекции «на пальцах» — Вилли старше меня по возрасту, а значит я неизбежно нарвусь на реакцию «чего это малолетка меня жизни учит?». Придется доносить информацию аккуратно, налегая на вопросы и прося советов — Вильгельм многие годы положил на то, чтобы доказать окружающим, что в дипломатии он разбирается не хуже старика-Бисмарка. Да, совсем уж придурком он меня считать не станет — не тупица же, и реальные дипломатические и прочие достижения учесть способен. В его глазах я должен быть кем-то типа него самого — такого, каким он кажется себе самому: энергичным, самостоятельным правителем с собственным видением. В моих глазах он должен видеть уважение и стремление найти ту самую «родственную душу». Не заискивание, не фанатизм и прочие «телячьи» чувства — боже упаси! — а признание его мудрости и опыта. Давать советы мне можно и нужно, но советы — это не позиция «младшего политического партнера». У нас тут типа «союз равных», с возможностью немного поддушивать друг дружку в своих интересах — Вильгельму термин «многовекторность» ух как понравился, и он регулярно им пользуется.
И как бы мне уединиться с Марго еще до свадьбы для предварительной «консумации» брака?
Глава 18
К половине второго ночи я понял, что уснуть уже не получится — слишком много совершенно нехарактерных для меня мыслей в голове. Большая их часть разбивалась о «так не принято», «так не делают», «нужно соблюдать регламент», «будет большой скандал» и «да она первой меня в шею погонит». Вот «разбиваться» моим мыслям не привыкать — я считаю себя рациональным человеком, который прекрасно осознает наличие в нашем мире непреодолимых сил, и «танцевать» привык с учетом этих самых сил. Но сейчас… Сейчас мной овладела целая когорта непривычных, толкающих на авантюру, чувств. С другой стороны — а чем, собственно, я рискую? Небольшим анекдотом в газетах? К черту!
Мысли устаканились в конкретный, компромиссный между жуткой наглостью и уважением к «принимающей стороне», план. Отбросив одеяло, я поднялся с кровати и разразился серией команд в адрес «ночных дежурных» слуг: одеться, приготовить лошадей, пригласить ко мне Фридриха Августа Георга Людвига Вильгельма Максимилиана Карла Марию Непомук Баптиста Ксавера Кириака Романуса Саксонского, принца Саксонии и генерала-фельдмаршала. Он по рангу и происхождению возглавляет делегацию сопровождающих нас в Берлин немцев. Будить шестидесятилетнего деда среди ночи так себе, может и вспылить, но пусть скажет спасибо остаткам моего здравомыслия за то, что я вообще решил посветить его в курс дела.
Когда я закончил облачаться в костюм для верховой езды, немного побрызгаться одеколоном — полагаю, тщетно, потому что до места я доберусь, что называется, «весь в мыле» и попахивая лошадью и самим собой — и подкрепиться перед долгой дорогой бутербродом, прибыл
