Боярыня (СИ) - Брэйн Даниэль
Императрица была одета скромнее прочих. Если бы не ее властный вид, не гордая осанка, не маленькая диадема, если бы я не встречала ее прежде, то не подумала бы, с кем имею дело. Юная девочка, она до сих пор ухмылялась — развлекали ее знатно. Сейчас у нее будет то еще развлечение…
Я поклонилась. Императрица фыркнула, разглядывая меня.
— Видим, боярыня, не врут о тебе, — удивленно протянула она. — Одежу носишь иную, от дворцовой да боярской отличную, сама экипажем правишь, сама делом правишь. Вон купец Разуваев, — она кивнула в сторону, и я встретилась с взглядом бледного как полотно Фоки Фокича, — тебя за редкого ума человека почитает. Так, Фока Фокич, поставщик двора нашего?
Фока Фокич поспешно закивал, а губы его, как мне почудилось, прошептали — «беги, глупая»…
Некуда мне бежать. Прости, брат, и обещай, что не оставишь ни дело наше, ни детей моих. Пимен и Акакий тебе помогут. Не поминай лихом… и лохом. Оплошала я и ты оплошал. Не стоило мне сюда являться.
— Может, и прочее о тебе правда, боярыня? — императрица поднялась. Она уже не веселилась, и ее настроение передалось окружающим. Кто-то особенно ловкий просочился в дверь и исчез. — Три месяца минуло, а ты все на перине мягкой спишь, яства вкушаешь… Светлейший князь плохо дело свое знает, или купила ты его чем, боярыня Головина? Рука у него жадная, натура до каверз и оговоров охочая…
Что-что-что?.. Там ведь еще и казна была?.. Раздались редкие осторожные, но злые смешки — я остолбенела.
Так не ради меня этот спектакль?.. Светлейший не должен был найти истинного убийцу, он должен был совершить ошибку? Взять у меня деньги, например. Вот почему он просто-напросто умыл руки. Где-то он просчитался в поисках казнокрадов или попытался отвести подозрения от себя.
— Воля твоя, государыня, — я еще раз учтиво ей поклонилась. — Хочешь казни, хочешь милуй. Одно обещай.
Справедливый, ты и вправду все видишь? Не оставляй меня. Помоги. Что мне делать?
— Проси.
— Детей моих не оставь. О деле Фока Фокич позаботится, а о детях тебя прошу.
— Двое их у тебя? — императрица нахмурилась. Ну да, на меня глядя, не скажешь, что я и одному смогла подарить жизнь.
— Двое, — твердо сказала я. — Кондрат Фадеич, боярин Головин, и Тимофей Афанасьевич, брат его молочный.
— Одной ногой на дыбе, другой в могиле, а не за себя просишь, — хмыкнула императрица.
Как будто меня это спасет. В любом случае — не казнь, так застенки.
— Правду, государыня, не узнать, — я взглянула ей в глаза, помня, как напугал меня ее взгляд. «Посмотри на меня». Может, когда я не настолько беспомощна, будет иначе? — Я не помню ничего, а кто свидетели тому были — одни Пятеро знают.
Я тоже знаю — пусть не все, пусть обрывки. И знаю, что могла бы хоть что-нибудь доказать, если бы здесь знали о доказательствах. Отпечатки пальцев на ноже, осмотр места преступления. Это не укажет на организатора преступления, прав дьяк — в моей власти приказать убить боярина любому холопу, но это снимет с меня клеймо человека, который сам занес нож.
Люди застыли. Само пространство застыло — воздух и тот можно было потрогать рукой. Тишина, словно вакуум. Неудивительно, если моя судьба решается здесь и сейчас.
Как страшно.
«Посмотри на меня».
Улики можно было найти, если бы следствие изначально пошло иначе. Мои познания невелики, и все же — я могла бы…
Могла бы…
«Посмотри на меня!»
Если бы я могла молвить слово, открыть рот, но меня затягивал, как глупую птичку, немигающий ледяной взгляд. Блеск. Вспышка.
И темнота.
Горели свечи — слабо дергались на столе. Мне снова было тяжело дышать, стоять, двигаться, но я ходила неторопливо взад-вперед, и пожилой мужчина, сидевший за столом, поднял голову, посмотрел на меня нежно, сказал мне что-то. Я не слышала, но знала — «Не бережешься, голубка моя», и ответ: «Любовь твоя и милость Пятерых берегут, Фадеюшка».
Я действительно любила этого человека — мне не лгали. Да и трудно скрыть истинную любовь.
По лицу моему текли слезы. Потерю я почувствовала только сейчас, и она меня разом опустошила. Но боярин Головин моих слез не видел, он продолжил писать.
Рекрутские списки. «Оставь Афоньку при доме, Фадеюшка! Наталья горевать будет». «Полно, рекрутская служба долга, да не трудна. Вернется через двадцать лет вольным да дворянином!»
Открылась дверь библиотеки. Я положила руку на живот. «Наталья! Чего тебе, покоя мне не даешь?»
«Лежать бы тебе, боярыня-матушка. Ай, не сегодня-завтра срок придет».
Она подошла ко мне, и я заметила, что она что-то держит. Не блюдо, не металлическую кружку, просто кастет. Оружие лиходеев. И еще — за спиной моего любимого мужа возник Афонька, занес руку, в свете свечи блеснул нож. «Фадей!..» Но все померкло. Все — свечи, комната, мир, меня окружила беспросветная тьма.
Афонька прятался в библиотеке и вышел, когда все обнаружилось, стоял за спинами столпившихся перед дверью в кабинет людей. Наталья прокралась мимо блаженного паренька, прекрасно зная его привычки: от работы он не оторвется.
Они вдвоем убили моего мужа. И я это никогда не смогу доказать.
Я сморгнула слезы. Тьма растекалась, передо мной был льдистый взгляд. Я осознала, что ноги меня не держат, и мрак накрыл снова — теперь совсем.
Голова кружилась, звуки долетали до меня как сквозь вату. Веки пекло от жгучих слез, я чувствовала, что лежу — и понимала, что я все еще во дворце и все еще на свободе. Надолго ли только, как знать. И от невосполнимой потери не билось сердце.
— Очнулась никак, боярыня? — хлестнул меня по ушам голос с легким акцентом. — Поведай нам, о чем думала? Что за следы?
— Следы?..
Несмотря на головокружение и легкую тошноту, я села. В небольшом будуарчике мы были вдвоем — я и императрица, и она в нетерпении, как львица по клетке, кружила по крохотному помещению.
— Следы, — повторила императрица с раздражением. — Ты про следы какие-то мыслила. На ноже. Говори-ка!
— Следы? Отпечатки пальцев? — пробормотала я, с трудом фокусируясь на происходящем. Но я же не говорила это вслух?
— О Пятеро! — воскликнула императрица и что-то проговорила на незнакомом мне языке, затем озабоченно нахмурилась. — Что, мы память тебе дотла выжгли?
Я бестолково хлопала глазами. Память? Но я все помню. Даже то, что не хотела бы вспоминать.
— У каждого человека отпечатки пальцев уникальные, — машинально выдавила я. — Если с ножа и у всех, кто в доме был, отпечатки с пальцев снять и сравнить, можно злодея узнать…
Теперь озадаченно хлопнула глазами императрица. Я вздохнула, прижала тыльную сторону ладони к губам. Пятеро, как же невыносимо больно.
— Что еще знаешь? — быстро спросила императрица. Но хоть не «откуда».
— Любые следы можно изучать. След сапога. След ладони. Волосы можно собрать. Обрывки ткани. — Я тараторила, находя в этом спасение и забытье. Я почти ничего про криминалистику и не знаю, но лишь бы стереть темную комнату и смерть человека, который был для меня всем. — Показания всех свидетелей записывать, потом сличать…
— Довольно! — она подошла, села на самый ближний ко мне стул. Смотреть ей в глаза… Избави Пятеро. Больше я этого не сделаю никогда. — Откуда знаешь такое?
В голове все еще неприятно шумело, и я не была убеждена, что верно воспринимаю слова императрицы. Что она мне выжгла?.. Я сказала то, что могло бы сойти за правду:
— Фадей Никитич мне про то говорил, государыня.
— Добрый человек, служил нам верою. А ты… — она посмотрела на меня внимательно, фыркнула, протянула руку и коснулась моего платья. — Зело занятно было увидеть. Жаль боярина и тебя жаль.
Императрица изучила шов на моем платье, отстранилась, махнула рукой, подумала, взяла меня за подбородок, и волей-неволей я опять… нет, ничего, в ее глазах ничего страшного, одни веселые искорки. Настоящий маг, завораживающий и опасный.
— Полно, — добавила она уже с недовольством и убрала руку. — Не выжгли мы тебе ничего. Холопов твоих, злодеев, Наталью и мужа ее, на двор наш пришлешь.
