Андрей Ерпылев - В когтях неведомого века

Сами же монстры разваливались на составные части, будто кто-то невидимый рассек ниточки, удерживающие их в целостном состоянии. Падали, гремя, на пол наплечники, наручи, кирасы, пустыми ведрами подскакивали на каменном полу шлемы… Последними, разжавшись, опали с плеч нашего героя стальные перчатки, и он, глубоко вздохнув, разогнулся…

– Марьюшка?.. – Иван Иванович обкатывал во рту полузабытое имя, пробуя его на вкус, примеряясь. – Маша… Машенька… Мария…

В нескольких шагах от него воздух задрожал, словно над раскаленной жаровней. С каждой секундой видение становилось все материальнее, плотнее, непрозрачнее… Не успели присутствующие в очередной раз ахнуть, как посреди зала материализовались две пожилые женщины, сидящие рядком на спине крупного серо-седого волка. Одна из них, одетая попроще и подвязанная платочком, не стесняясь никого, рыдала в голос, но и вторая, настоящая дама на вид, утешая первую, тоже промокала глаза платочком.

– Баба-Я… – ахнул Георгий.

– Ведь… – зажал себе рот Леплайсан.

– Марьюшка моя, – всхлипнул старый Иван-царевич, подаваясь всем телом вперед. – Ненаглядная…

Что-то сверкнуло перед глазами Жоры…

– … ничуть не хуже, – услышал Жора голос своего друга и в изумлении открыл глаза.

Покачиваясь в седлах, они с Леплайсаном приближались к какому-то крупному городу, окруженному крепостной стеной, в котором легко узнавался Париж со своими неповторимыми башнями и соборами.

– Леплайсан! – прохрипел Арталетов, судорожно хватаясь за луку седла. – Где мы? Это Париж?..

– Друг мой, – шут, по своему обыкновению, не смог удержаться от иронии, – опять задремали? Вы, вероятно, придерживаетесь пословицы: «Гвардеец спит – служба идет»! Конечно же, это город Париж – стольный град нашей родины Франции. А что вы желали увидеть на его месте? Авиньон? Или, может быть, Лондон?..

– Людовик! Неужели нам все это только приснилось?

– Что именно?

– Ну… Путешествие, три замка, спящая принцесса, Иван де ля Рюс, в конце концов!

Леплайсан игриво подмигнул:

– Кому приснилось, а кому и нет…

Он расстегнул воротник и вытащил из-за пазухи солидной толщины чеканную цепь с круглым предметом, при виде которого у Георгия екнуло сердце.

Увы, золотой кругляш оказался вовсе не заветным хрономобилем, а всего лишь массивным медальоном.

– Взгляните-ка! – Под отщелкнутой крышкой Георгий увидел эмалевый женский портрет. – Узнаете?..

Еще бы Георгий не узнал взбалмошную Генриетту, из-за которой едва не лишился головы в прямом смысле этого слова..

– А вот это узнаете? – Шут поиграл флаконом зеленого стекла. – Я решил, что в моей сумке он будет сохраннее.

– Значит, все это было на самом деле? Чем же там закончилось дело с Иваном-царевичем и Бабой-Я… пардон, Марьюшкой?

– Закончилось? Вы полагаете, что все закончилось?

– Но…

– Как знать, как знать…

– Но вы-то, полагаю, устроили личную жизнь? Медальон и все такое… Могу я вас поздравить с титулом герцога?

Леплайсан помолчал, разглядывая медальон, потом вынул из ножен кинжал и выковырнул из драгоценной оправы эмалевую безделушку.

– Знаете, Жорж, я еще как-то не готов ни к герцогскому титулу, ни тем более к женитьбе… Что же скажут мои многочисленные подружки в Париже и не только в нем? Кроме того, мне не слишком нравятся белокожие блондинки…

С этими словами шут широко размахнулся и запулил вещицу глубоко в придорожные кусты.

– А вот это добро, – он взвесил на ладони цепь и пустой медальон, – мы отвезем одному моему знакомому еврею в Орли. Он хоть и нехристь, да к тому же жулик первостатейный, но цену за такое золотишко дает настоящую, не то что парижские жмоты… Кутнем от души на подарок герцога Карамболя, а, господин д'Арталетт?

– Почему же нет? – пожал плечами Жора. – Если только это не будет фалернское…

Когда друзья, оживленно обсуждая меню предстоящего «банкета», скрылись за поворотом, на дороге из смерчика пыли, обычного в знойные дни, материализовался давешний носатый доброхот. Привычно обернув руку полой своего лапсердака, он подкинул на ладони некую цветную вещицу и укоризненно покачал головой вслед путникам…

20

Средь шумного бала, случайно,

В тревоге мирской суеты,

Тебя я увидел, но тайна

Твои покрывала черты.

Бал удался на славу! Таких фейерверков даже Георгий, избалованный китайской пиротехникой, которую у нас сегодня применяют и стар и млад, как в целях увеселения, так и в прямо противоположных, не видел никогда. А костюмы! А музыка! А угощение! А танцы!..

Торжественную павану сменял котильон, зажигательную спаньолетту – чинный гавот, сложный, как шахматная партия, турдион – милый в своей простоте бранли. Жора, помнится, последний раз наяву танцевал на одном из вечеров встреч бывших выпускников, лет десять назад, да и то больше «пристеночек», а мастерство его, к настоящему отчаянью приглашенных (еще в далеком будущем) Дорофеевым учителей, вопреки снам, сводилось к умению провести даму в некоем гибриде вальса и танго, по зажатости далеко превосходящем первое, но по расхлябанности – второе.

Леплайсан же, напротив, был на высоте!

Подобно нарядному мотыльку (король в своей новой инкарнации оказался подвержен эпизодическим приступам щедрости, а откладывать на черный день Людовик не умел), он порхал от одной группы приглашенных к другой, всегда успевая выхватывать из-под рук неповоротливых кавалеров – мужей, женихов и любовников – самых соблазнительных прелестниц. Пока оставшиеся с носом мужчины сопели и крутили ус, раздумывая, вызывать королевского любимца на дуэль (самоубийство, между прочим, со всех сторон – Леплайсан обучался фехтованию в Италии, а там в умении дырявить чужие колеты знали толк!) или сделать вид, что ничего особенного не произошло, он легко расставался с партнершей, приметив еще более привлекательную.

– Между прочим, – шепнул он на ухо Георгию, присев рядом с ним на банкетку, чтобы перевести дух и, попутно, освежиться бокальчиком бордо, – вон та дама в черной полумаске проявляет к вам, сударь, несомненный интерес…

Жора бросил взгляд в ту сторону, куда указывал шут, и действительно разглядел стройную и изящную, даже в тяжелом, по современной моде, парчовом платье, молодую женщину, поверх веера из страусовых перьев игриво постреливающую в их сторону глазками сквозь прорези шелковой маски. Неуклюже топчущийся рядом с ней верзила – не менее двух метров ростом и немногим меньше этого в плечах, что само по себе было неслыханно в субтильную эпоху, слыхом не слыхавшую о такой сатанинской шутке, как акселерация, равно как о тренажерах и «качалках», – казался задником театральной сцены, не более того…

– Хотите, Жорж, я вас представлю этой красотке? – великодушно предложил Леплайсан и тут же загорелся этой идеей: – Действительно, сударь…

– Да что вы, Людовик! – не на шутку перепугался Арталетов. – Бросьте! А что скажет ее кавалер?

– Да этот увалень не в большей степени ее кавалер, чем наш добрый Фридрих! – Шут кивком указал на Барбароссу, по обыкновению хлещущего вино в компании изрядно подвыпивших ландскнехтов. – Спорю на пять золотых экю, что она будет только рада поводу отвязаться от орясины!

– Да хоть на десять, – уныло промолвил Жора, хорошо помня свой «успех» у девушек в родном мире, в основном и позволивший освободить спящую мегеру из хрустального гроба. – Все равно ничего не получится…

– Ловлю на слове!

Легко поднявшись на ноги, Леплайсан подхватил упирающегося друга под локоток и потащил через весь зал к приметной парочке. Хватка у не отличавшегося могучим экстерьером шута была железной, и Георгий только скользил подошвами по гладкому, как зеркало, навощенному паркету в тщетных попытках затормозить.

– Мой лучший друг и друг короля, шевалье д'Арталетт к вашим услугам, сударыня! – представил «буксир» свою «баржу», едва они оказались поблизости от незнакомки в полумаске. – Сам не представляюсь, так как вам, прелестница, мое имя, вероятно, неплохо известно.

Прелестница кокетливо хихикнула в веер, скромно потупив глазки.

– Разрешите поинтересоваться вашим именем?

– Графиня Лезивье, сударь…

Жора почувствовал, что драгоценный дворцовый паркет куда-то уплывает у него из-под ног, подобно уходящему от перрона вагону… Графиня! Да еще Лезивье! Так это не плод больного воображения, не пустые мечты!..

– Позвольте!.. – обрел наконец дар речи могучий кавалер графини, носящий щегольскую форму королевских гвардейцев.

– Позволяю!.. – царственным жестом отмахнулся от него шут, норовя поймать узкую руку графини, затянутую в шелковую перчатку, чтобы запечатлеть на ней страстный поцелуй.

– По какому праву?.. – не унимался обалдуй, никак не желающий признавать своего очевидного фиаско, не то от упрямства, не то по причине крайней врожденной тупости.