Герман Романов - «Засланные казачки». Самозванцы из будущего
– Интересные вещи ты мне принес!
Старик прикрыл глаза. Булат терпеливо склонил голову:
«Странные дела! Очень странные! Еще прошлым летом на обоной тахилга у Талька Хухы Хангай я выиграл и скачки, и в турнире по бухе барилдан… И-ей! Учитель тогда еще мне сказал: «Булат! Ты – самый сильный борец, ты силен как баабгай, но сила ничего не значит сейчас! Смутные времена идут! Но будет еще хуже…» Куда же еще хуже? И так, кругом мир начинает рушиться…»
– Хотошо нохой!
Булат встрепенулся, когда Панчен-эсэг окликнул его. Когда они находились наедине, учитель часто называл его так, хотошо нохой или просто хорёши, так его соплеменники называли огромного волкодава особой, бурято-монгольской породы.
Булат даже внешне был похож на волкодава – огромная косматая голова, могучий и широкоплечий, он сильно отличался от своих коренастых небольших ростом соплеменников, настолько, что Панчин-лама сразу и прозвал его с иронией хотошо нохоем. Однако потом его прозвище обрело иной смысл – преданный, верный, непреклонный и неуязвимый, как огромный черный «четырехглазый» волкодав Тункинских гор и необъятных монгольских степей.
– Хорёши…
– Да, эсэг!
– Помнишь, когда ты был бандием, я учил тебя многому?
– Да, эсэг!
– Я уже стар… Не всему я успел тебя научить да я и не знал, что такие знания пригодятся тебе… Я еще успею увидеть страшное…
Кончики морщинистых губ дрогнули, и старик произнес:
– То, что ты принес, изменит многое, может быть, все…
– Как же это… – Булат осторожно, с недоверием, тронул хрупкий стаканчик. – Как же это может изменить все? И что это в с ё, эсэг?
– Нет! – Панчен-лама чуть склонил голову. – Ты еще не хотошо банхар, ты пока щенок, подросший, с клыками, но без хватки, сильный, но глупый… То, что есть, но его могло бы и не быть, но оно есть, потому что так стало!
Старик посмотрел на собеседника, что дернул кадыком и опустил глаза:
– Не расстраивайся! Я помню тебя с тех пор, когда ты стал хувараком-учеником, и-ей, много лет прошло! Ты выбрал свою дорогу, которая тебя и привела на Талька Хухы Хангай…
– Но, эсэг, разве не ты меня туда отправил?
– Даже Великая Мать Лхамо не знает, что будет! – он покачал головой. – Я только исполнял свою карму… Наша карма – ждать и ожидать…
– Чего ждать, эсэг? И чего ожидать?
Ответа не последовало. Старый лама вновь закрыл глаза и погрузился в созерцание. Булат последовал его примеру, однако через мгновение старик тихо проговорил:
– Сам будда Шакьямуни предсказал, что Искрящийся Цветок Лотоса – Свет Истины, расцветет в далеком снежном диком царстве, это он говорил о нашем крае, который населен злокозненными духами и демонами и который не смог еще обратить в веру ни один будда прежних трех времен! Слушай и внимай мне!
Панчен-лама повторил то, что повторял каждый раз перед тем, как сказать очень важное, и Булат напряг слух, чтобы не пропустить ничего, здесь даже интонация была важна.
– Я лицезрю, что грядут перемены! Мы будем смиренно ждать, когда придет еще и еще больше этих странных людей, которые отринули Бога…
– Эсэг! – Булат вскочил. – Ты говоришь о красных комиссарах? Это страшные люди! Они даже не люди, они – псы поганые, отринувшие Бога, Родину, матерей, которые их породили…
– Хотошо нохой! – в голосе старика звякнул металл. – Это – не люди, это – докшиты, великие бохдисаттвы в людском обличье! Как Великая Лхамо, вся увешанная украшениями из черепов и костей скачет через море крови на муле, покрытом попоной из кожи ее сына, убитого ею за измену буддизму, так и комиссары, – старый лама с трудом произнес незнакомое слово, – грозные хранители Веры, сами того не желая! Они явились к тем, кто попирает своих богов, неся им отмщение! Это – их карма, отрицая Бога, они, тем самым, несут Бога, выжигают неверных и только сильнее наполняют Светом уста, очи и сердца Других, которые жаждут! Будут закрывать дацаны, а братьев повезут в тюрьмы, где многие сгинут! Будут сжигать священные свитки и разбивать статуи Будды… Многие, очень многие еще это не поняли, но я тебе скажу, мой хуварак, они это осознают через много лет, шесть Великих циклов сменится, и все вернется обновленным…
– Так это же больше семидесяти лет пройдет! Неужели они так надолго пришли?
– Что такое семьдесят лет в Великом круговращении бытия – Великом колесе жизни? – старик склонил голову.
– Чего же тогда нам ожидать? – еле слышно проговорил потрясенный Булат. – Почему у нас такая карма?
– Это! – он указал на разложенные перед Булатом вещи. – Не прикасайся к нечистому, а то мне придется провести для тебя хурал Даши Чарбеб сан, чтобы очистить тебя воскуриванием от той скверны, что несут с собой эти предметы! Тебе незачем знать…
Панчен-лама тяжело вздохнул и с усилием поднял ладонь, как бы останавливая вопрос открывшего уже рот Булата.
– Незачем знать, откуда они! Найди тех, что принесли это с собой…
– Разве простой человек сможет остановить комиссаров? Вон, казаки, их много, они прекрасные воины, и то… – Булат яростно сжал кулаки. – Ты, эсэг, мудр, но не понимаешь, что наша карма – ждать, только не лучшего, а смерти!
– Если проблема имеет решение – то волноваться незачем, если решения нет – то волноваться бессмысленно! Карма – это ведь не только воздаяние, это еще и труд! Карма создается, помни это! Намерения могут быть или хорошими, или плохими, тогда и последствия будут разными! Хорошая карма дает хорошие последствия! Те, кого ты будешь искать, необычные люди!
– Если они так важны, то казаки так просто их не отдадут!
– Тогда сделай так, чтобы отдали! – старик улыбнулся, что потрясло Булата: старый лама говорил страшные вещи, а теперь спокойно улыбается – значит, он наперед знает, что все будет хорошо.
– Береги себя от участи пролить чужую кровь, когда будешь вершить свое дело. За них не бойся, им еще рано умирать: один из них думает, что он еще жив, но он – мертв, другой думает, что он уже мертв, но он – жив!
Старый лама снова прикрыл глаза, говоря все тише и тише:
– Найди их и выполни то, чего они пожелают! Они еще не понимают, что лучше плохо исполнить свою карму, чем хорошо чужую! Как безжалостная стрела, выпущенная из твоего могучего лука, эти люди устремятся с твоей помощью вслед добрым намерениям, и, возможно, мы поможет свершиться тому, что мы называем кусала, хорошая карма! Раздвоенной иглой ничего не сошьешь: отбрось сомнения и твердо встань на предначертанный тебе путь, и тебе с него уже не уйти – куда бы ты ни пошел, везде будет твой путь! Но помни, выбирая путь, что истина одна, как вершина горы, но дорог к ней ведет множество…
– Я сделаю все, хамбо-эсэг Панчен-лама!
Булат-батыр склонился до пола, коснувшись лбом ковра, и прикусил губу, понимая, что выполнить задание ему будет очень трудно. Связываться с казаками очень не хотелось, но он мог и пойти на открытую стычку. Вот только как победить в ней, если категорически приказано не проливать кровь и не отнимать жизней?!
Глава одиннадцатая. Александр Пасюк
– Ох, полегче, ох… Ох!
Никогда в жизни еще так Александр не чувствовал себя так хорошо. С того света вернулся, не иначе.
Лютый холод, что, казалось, заполонил все тело, превратив нутро в сплошной ледяной ком, стал потихоньку его покидать, отступив перед натиском распаренных веников в руках дюжих казаков, затянутой клубами пара бани с раскаленной печью, да стакана китайского вонючего спирта, что силком влили в него вовнутрь.
Последнее снадобье он принял как лекарство, не чувствуя вкуса и запаха. Сознание он потерял в ледяной купели, когда совершенно неожиданно лютый холод прошел, и по всему телу стала разливаться непонятная, но приятная теплота.
Очнулся Пасюк уже в бане, чувствуя, что его бешено колотит от холода. Так на полке подбрасывало, что дюжий банщик с трудом удерживал, а тело совершенно не чувствовало распаренной листвы березовых веников. Да зубы норовили раскрошиться, настолько они ударяли друг о друга, выбивая замысловатую барабанную дробь.
– Ох, полегче…
– Не стони, парю тебя жалеючи, как хворого!
Теперь он не чувствовал холода, наоборот, внутри все превратилось в жаркое, только что вынутое из духовки. Да и сил никаких не имелось – нельзя было поднять не то что руку, даже пальцем шевельнуть, настолько его высосало пребывание в ледяной купели. Каких-то четверть часа, и достаточно было еще пяти минут, как его страдания в этом безумном двадцатом году были бы закончены.
– Ничего, вашбродь! Крепче попарим, хвори не будет. Сейчас пожалеем, от лихоманки загнешься!
И тут же по спине ударил горячий до жути веник – Александру показалось, что кожа не выдержала продолжения пытки, но уже жаром, и он сомлел, безвольно вытянувшись на полке…
– Ты, вашбродь, не пугай! Давай, давай!
– Ой-я!
Сознание вернулось мгновенно – в первое мгновение ему даже показалось, что от тела пошли клубы пара. Однако ведро ледяной воды было опрокинуто на него вовремя, и на память пришел эпизод одного фильма, где Боярский играет роль французского шпиона. Того тоже запарили в бане и так же привели в сознание ушатом колодезной водички.
