Вячеслав Коротин - Флоту — побеждать!

— Первое готово!

— Второе готово!

— Третье готово!

И так далее до шестого.

— Огонь! — махнул рукой мичман.

Загрохали пушки, и понеслись трехкилограммовые шрапнели к вражеским позициям.

— Перестарались, — пробубнил себе под нос командир батареи, пронаблюдав разрывы. — Уменьшить прицел на два деления!.. Огонь!

На этот раз белые комочки разрывов вспухли как раз над тем местом, где плескало огнём с японских позиций.

— Накрыли, ребята! Беглый огонь пять патронов на том же прицеле!!

Батарейцы с азартом продолжили. Ещё несколько серий удачно долбанули над японскими пушками, и огонь неприятельских орудий на данной позиции ослаб, почти прекратился.

— Молодцы, братцы! — успел крикнуть мичман своим подчинённым…

Только это и успел. В грохоте канонады никто, разумеется, не услышал шипения приближающейся одиннадцатидюймовой бомбы. А она прилетела. И взорвалась прямо на батарее морских десантных пушек мичмана Чебыкина. Рвануло как раз между третьим и четвёртым орудиями. Чуть позади их. Сами эти две пушки и их расчёты были мгновенно уничтожены. Орудия номер два и пять вышли из строя, комендоров посекло осколками и щебнем, но убило только одного. Не пострадавших на батарее не имелось ни одного — и мичмана, стоявшего на правом фланге у орудия номер шесть, огрело по голове камнем, а в плечо угодил осколок. И это ещё легко отделались — на большинстве позиций пушки вообще стояли практически колесо к колесу. Если бы Чебыкин неделю назад не настоял на своём, не вытребовал бы для своей батареи расстояние не менее десяти метров между пушками — выкосило бы всех.

Сознание и чувства возвращались медленно и не все сразу. Первой пришла боль. Ныло всё тело, но особенно голова и плечо. Затем стала всё сильнее чувствоваться отвратительная горечь во рту, слух сообщил, что рядом имеются кричащие и стонущие, а с трудом просыпающееся сознание настоятельно просило не открывать глаза, чтобы не видеть ещё и источники этих стонов и криков. Но пришлось.

Что-то типа землянки, но серьёзно побольше обычной. Свет стоявшей неподалёку керосиновой лампы и то бил по глазам, так что снова пришлось зажмуриться.

— Очнулись, ваше благородие? — послышался радостный шёпот Мышковатого. — Как вы?

— Где я? — голос звучал еле-еле. — Что с батареей?

— Так в лазарете. На батарее убито шестнадцать матросов, остальные все переранеты — мне вон тоже колено камнем разбило…

— Что пушки?

— Две пехотские помогли вывезти, с остальных поснимали прицелы и замки и оставили…

— Попить дай.

Вода была довольно тёплой и слегка солоноватой, что, впрочем, и неплохо — с языка не только смывалась, но и слегка забивалась солёным вкусом нестерпимая горечь от шимозы.

— Спасибо, Тихон Гаврилыч, — оторвался от кружки мичман. — А почему ушли с батареи? Кто приказал?

— Приказ генерала Фокова. Все разбитые батареи оставить. А завтра, я так разумею, что вообще все позиции очистим и к Артуру отступим…

— Как к Артуру!? — приподнялся Чебыкин. — Почему к Артуру? А Дальний?..

— Про то мне неведомо, вашбродь… И эта… Нога у меня разнылась. Прилягу я с вашего позволения…

— Конечно ложись. Тебе вообще вставать необязательно было. Спасибо!

Глава 13

Генерал-майор Фок с откровенным удовольствием читал телеграмму от командира Пятого полка Третьякова: «Позиции и батареи разбиты, держаться нет никакой возможности. Прошу разрешения отвести войска с перешейка».

Такое, чуть ли не паническое сообщение, развязывало ему руки, и давало возможность выполнить пожелание Куропаткина озвученное Стесселем — не упираться под Цинджоу и отводить свою дивизию в Артур. Вероятно, командующий Манчжурской армией хотел оттянуть от себя к югу как можно большие силы противника, рассчитывая, что гарнизон Квантунского полуострова сможет связать их надолго. Мешали этому чёртовы подчинённые адмирала Макарова, которые громили со своих канонерок и миноносцев левый фланг атакующих японцев и топили вражеские корабли, обстреливавшие из бухты Цинджоу русские позиции. Появление у генерала Оку одиннадцатидюймовых мортир перед Наньшанем в корне изменило ситуацию. Тем более что канлодки Лощинского полностью расстреляли свои снаряды главного калибра и помочь уже не могли. Но командир Четвёртой дивизии не преминул поиздеваться над своим полковником:

— Такая позиция была у Третьякова! Я бы там всех японцев как крыс передушил… Готовьте приказ об отходе дивизии в Артур, штабс-капитан.

— Как в Артур, ваше превосходительство? — слегка обалдел адъютант. — А Дальний?

— А про Дальний, — сухо оборвал офицера Фок, — пусть болит голова у моряков. Наша задача, в первую очередь защищать крепость. Если этот идиот Третьяков не смог удержать перешеек, то нам остаётся только отступать.

На самом деле, Цинджоускую позицию защищали, вместе с моряками, около четырёх тысяч бойцов. Ещё почти четырнадцать тысяч штыков под началом собственно Фока стояло в резерве и до сих пор не сделали ни единого выстрела по врагу.

Было совершенно очевидно, что истрёпанные, истерзанные и измотанные на штурмах войска генерала Оку абсолютно не способны на преследование отступающих русских полков. Да и сам командующий японским корпусом прекрасно понимал, что если попытаться сейчас напасть на раненого русского медведя, то он, защищаясь, может так встать на дыбы, так размахаться своими когтистыми лапами и дать волю клыкам, что с Квантуна, может случиться, не удастся вывести и роты уцелевших преследователей.

Но отбыть в Порт-Артур командующему Четвёртой дивизии просто так не удалось. К генералу просто-таки вломился лейтенант Салтанов назначенный командовать морской артиллерией под Цинджоу.

— Ваше превосходительство, — выпалил моряк, — я получил приказ отходить со своими пушками к Артуру… Что это значит?

— Я вас не вызывал, лейтенант, — с нарочитой ленцой в голосе отреагировал на весьма эмоциональную тираду офицера Фок. — Вы получили приказ? Так его надлежит выполнить и всё.

— Это предательский приказ! — сорвался Салтанов. — Морские пушки будут отходить на Дальний.

— Во-первых, господин лейтенант, — спокойно и с презрением ответил генерал, — потрудитесь соблюдать субординацию, и не смейте повышать голос на старшего в чине. Во-вторых, вы действительно подчиняетесь не мне, а Макарову, так что можете следовать, куда вам угодно. Вместе со своими пушками.

— Не премину так и поступить, ваше превосходительство, — лицо морского офицера просто горело ненавистью, ненавистью человека вышедшего из многодневных боёв к тыловой крысе, которая всё это время провела в комфорте, а теперь ещё и мешала выполнять приказ командующего флотом. — Прошу только обеспечить мои орудия лошадьми, и выделить стрелков для сопровождения.

— Боюсь, что не смогу удовлетворить вашей просьбы, — продолжал издеваться Фок. — Лошадей не хватает даже для вывоза раненых и армейских орудий.

— Но ведь разумнее отступить к Дальнему — там можно будет вывезти и раненых и артиллерию на судах, — попытался воззвать к оппонента к логике моряк, на секунду понадеявшийся, что генерал должен принять такой разумный довод. — Это будет и быстрее, и удобнее, ваше превосходительство!

— Послушайте, лейтенант, я не учу ни вас, ни вашего адмирала, как воевать на море, — холодно отпарировал командующий Четвёртой дивизией. — Я вас больше не задерживаю. Ступайте!

Салтанов выходя с трудом сдержался, чтобы не садануть дверью на прощание, но нашёл в себе силы и аккуратно закрыл её за собой. И немедленно отправился на телеграфную станцию. В Порт-Артур по проводам полетела последовательность токовых и бестоковых посылок аппаратуры Бодо, и очень скоро перед Макаровым легла телеграмма из-под Цинджоу. Прочитав о столь откровенном саботаже, Степан просто осатанел:

— Немедленно спустить катер! Вызвать двуколку на пристань!!

Ни Моласа, ни Агапеева, ни Васильева рядом не было — все они выполняли сейчас различные распоряжения командующего, поэтому Макаров сначала решил взять с собой только лейтенанта Азарьева, но когда они вдвоём направлялись к трапу, по дороге случайно встретился сам Кирилл Владимирович. Причём на этот раз адмирал даже не ощутил запаха перегара от члена августейшей фамилии, что было достаточно редким случаем. А ведь этим следовало воспользоваться…

— Добрый день, ваше высочество, — обозначил поклон адмирал.

— Здравия желаю вашему высокопревосходительству, — если «принц крови» и скрывал иронию своей фразы, то только в самой незначительной степени. — Могу быть чем-то полезен?

— Да, — Степан с трудом удержался от того, чтобы добавить «как ни странно». — Я сейчас еду к генералу Стесселю. По имеющимся сведениям он отдал приказ срочно отводить войска с цинджоуских позиций непосредственно в Артур. Считаю это решение, мягко говоря, неправильным…