Евгений Токтаев - Орлы над пропастью
Таксил, брошенный на произвол судьбы, еще сражался в городских кварталах, когда последний из воинов, которых царь пожелал взять с собой уже оставил пределы города.
Прорвавшись на Акрополь и обнаружив отсутствие какого-либо сопротивления, Фимбрия понял, что царь бежал.
— Ушел, ушел! Аполлодор, трусливая скотина! Упустили! — легат метался по тронному залу, волоча в руке длинную горящую занавеску.
— Гай Флавий! — Север, уже вложивший меч в ножны, замер на пороге зала вместе с несколькими легионерами, заворожено, как и они, взирая на обезумевшего легата, — опомнись! Ты спалишь дворец!
— Пусть! Пусть горит все!
На пороге появился Носач и зарычал:
— Фимбрия, приди в себя! Что ты ревешь, как баба?! Царь не уйдет далеко, у него путь один, в Питану.
Фимбрия остановился и выпустил из рук занавеску. В зале уже горело все, что могло гореть, легат стоял в самом центре огненного кольца, но, казалось, не замечал его.
— Надо уходить! — крикнул Север и закашлялся.
Зал и ведущие к нему коридоры дворца стремительно затягивало дымом. Панцирь префекта нагрелся так, что единственной мыслью в голове Квинта было желание поскорее избавиться от него.
Легат очнулся и бросился прочь из зала. Префект и примипил не заставили себя уговаривать последовать его примеру.
Пергам горел. Римляне жгли римский город. Вот уже сорок семь лет римский. Митридат уходил на юго-запад, а по пятам его преследовал огонь.
Наутро Фимбрия собрал совет старших командиров, вызвал разведчика, фракийца Буроса, и тот доложил ему о положении дел в Питане.
Город, куда отступил Митридат, был приморской крепостью. Он не столь велик, как столица Римской Азии, но укреплен не хуже. Легат, живо представив себе очередную осаду и штурм, заскрипел зубами.
— Не достать теперь Митридата, — Магий высказал то, что крутилось на языке у всех присутствующих, да только они не решались произнести это вслух, опасаясь непредсказуемой реакции Фимбрии, — отплывет, куда захочет, и мы никак не помешаем.
— Не отплывет, — возразил Бурос.
— Это почему?
— Сейчас в Питане нет кораблей. Может парочка купеческих лоханок. Но царского флота нет.
— Значит, он в западне, — сказал Тит Сергий, — дальше бежать некуда.
— Выступаем немедленно, — воодушевился Фимбрия, — я все-таки доберусь до этого сукиного сына!
— Гай Флавий, — возразил Носач, — люди устали. Такая работа, такой бой. Да и обычаю неплохо бы следовать. Взял город — отдай солдатам на три дня.
— Это римский город, — недовольно бросил Фимбрия.
"То-то ночью ты об этом помнил", — хотел сказать Север, но промолчал.
— Люди. Устали, — с расстановкой, как учитель бестолковом ученику, повторил Тит.
— Хорошо, — помолчав немного, согласился легат, — раз у него нет флота, он никуда не убежит.
— Если только флот не появится завтра, — негромко проговорил Север, но Фимбрия его не услышал.
— Надо собрать все машины, — продолжал легат, — Тит, тебе нужно все же идти на Питану с авангардом и запереть царя, чтобы не сбежал берегом. Пожалуй, возьми три когорты из тех, что вступили в город последними. И Фания тоже забирай. Нечего его дикарям здесь прохлаждаться. В городе нужно восстановить законную магистратуру. А всех понтийцев поганой метлой. Магий, ты займись.
— Отпустить их? — спросил трибун.
— Нет, конечно, ты что, идиот?
— Этак весь город вырежем, — буркнул примипил.
— Ты что-то сказал? — спросил легат.
— Нет.
— Ну и ладно. Север?
Квинт посмотрел на легата.
— А, впрочем... с тобой чуть позже. Выступаем через три дня.
Фимбрия не стал отдавать город на разграбление легионерам, как советовал Носач. Обещанные три дня легионы простояли вне стен города. Хоронили убитых, приводили себя в порядок. Фимбрия подарил Митридату три дня.
Легионеры копали ров и по краю его насыпали вал, браня неподатливую каменистую почву и обливаясь потом. Привычная работа, за которой проходит едва ли не половина жизни вставших под знамя Орла. Уж точно не меньше, чем в походах и воинских упражнениях. И гораздо больше, чем в боях. Две третьих всех легионеров ковырялись в земле, остальные в полном вооружении стояли за валом, готовые в любой момент отразить вылазку врага. Стояли под палящим солнцем. Неизвестно, кому было тяжелее, по крайней мере, землекопы одеты очень легко, а кое-кто попросту копал землю, в чем мать родила, тогда как стерегущие их товарищи, медленно запекались в железе, покрывавшем их с ног до головы.
— Орк бы побрал эту треклятую работу, — пробормотал молодой легионер, пытаясь вытереть пот с лица ладонью, — на кой она вообще сдалась?
Лучше не стало, рука, липкая от пота, лишь размазывала его по обветренному лицу. Глаза слезились и ничего не видели. Парень опирался руками на пилум и щит, но, несмотря на это, едва держался на ногах.
— Скажи спасибо, что оборону строим, — сказал его товарищ, стоявший справа, — могли бы сейчас на стену лезть. С легата станется, все ему неймется.
— Это у кого тут голос прорезался?! — прогремел центурион, поигрывая палкой.
Солдаты послушно заткнулись. Центурион, загоревший до черноты, закованный в кольчугу с нацепленными на нее девятью серебряными фалерами[74], так же изнывал от зноя, как и его солдаты, но при этом был бодр и подтянут, как и положено настоящему командиру. Он даже не снял шлем, это раскаленное стальное ведро, которое каждый из его подчиненных с удовольствием продал бы, вместе с остальными доспехами и вообще всем имуществом за глоток морского бриза, блаженной прохлады.
— Эй! — раздался голос изо рва, — Свинаря кто-нибудь держите, сейчас упадет!
Здоровенный детина, одетый лишь в набедренную повязку, опираясь на мотыгу, указал пальцем на роптавшего легионера и заржал. Центурион моментально повернулся к нему.
— Лапа, еще раз увижу, что ты оставил работу, всю шкуру спущу!
Детина, пару раз дернув грудной мышцей, оскалился и с остервенением вновь принялся рубить мотыгой землю. В его здоровенных ручищах, не иначе как наградивших его прозвищем, мотыга казалась невесомой тросточкой.
— Недовольны? — спросил центуриона Север, наблюдавший с вала за крепостной стеной.
Центурион промолчал.
— Чего язык-то проглотил? Признай правду, ты же меня знаешь, Сервий, я не побегу доносить и сам никого наказывать не стану.
— Недовольны, — мрачно подтвердил Сервий Аттион.
— Оно понятно, — согласился Север, промокнув лоб рукавом туники.
Он пришел осмотреть осадные работы без шлема и доспехов, нацепив лишь перевязь с мечом.
— Я вот тоже думаю, то зря копаем, — сказал центурион, — не полезут.
— Возможно. Я думаю, у них и пяти тысяч сейчас не наберется. Полезут — сами дураки. У них на плечах в город войдем. Однако лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Чего бы с наскока не взять?
— Пергам же с наскока не взяли. А тут тоже стены хоть куда. Фимбрия не хочет на одни и те же грабли дважды наступать.
— Устали люди от беготни за понтийцами и вскапывания этих грядок. Особенно, когда в них смысла никто не видит.
— Я знаю, Сервий.
— Я на своем веку немало рвов вырыл, — сказал центурион, — никогда не ныл. Даже когда и духу врага поблизости не было. Знай копал себе. Всегда понимал, так надо. А сейчас не понимаю. Совсем, как эти юнцы.
— Когда нет успеха, любая работа кажется бессмысленной.
— Я с Марием служил, он никогда не проигрывал, мы ему верили, как никому другому. А теперь я себя понять не могу. Вроде мы и с Фимбрией ни одного сражения не проиграли, а на душе как-то тошно. Как-то все...
— ...бессмысленно, — закончил Север.
— Да.
— Это все оттого, старина, что ты чувствуешь, даже если сам себе признаться не можешь, что мы не проиграв ни одного сражения, проигрываем войну.
Квинт повернулся, собираясь пройти по гребню вала к участку следующей центурии, но возле него из ниоткуда возник Барбат.
— Командир, — вид у тессерария запыхавшийся, побегай-ка по такой жаре, — легат тебя зовет.
На входе в палатку легата Квинт нос к носу столкнулся с вышедшим из нее Титом Сергием. Примипил как-то странно взглянул на префекта и, раздраженно пробурчав себе под нос нечто нечленораздельное, привычным для него широким шагом удалился. Север удивленно посмотрел ему вслед и вошел внутрь.
— Садись, — пригласил легат.
Фимбрия сидел за походным столиком что-то писал на папирусе. Префект сел и терпеливо ждал.
— Митридат заперт в портовом городе, — Фимбрия изрек факт, озвучивания которого вовсе не требовалось.
Север кивнул.
— Чего киваешь? Ну, и что из этого следует?
— Что следует? — префект все еще не понимал цели вызова.
— Следует то, что он не заперт.
— У него нет кораблей, — возразил Север.
— Да? Совсем нисколько? Ты там, через стену видишь, что пирсы пусты и никто на суда не грузится, собираясь свалить на все четыре стороны?
