Алексей Борисов - Смоленское направление - 4
- Отходим! - крикнул я, - ползком, вдоль реки.
- Некому! Побило ребят, - кашляя от дыма, прохрипел младший лейтенант, - насмерть. Славке руку оторвало, кровью истёк. Генке пуля прямо в голову, а Володю осколками посекло, места живого нет. Вдвоём мы остались.
Кое-как стали уползать. Каратели, не переставая, лупили по лесу, сосредоточив огонь на северо-западе. Что они там заметили, отчего к периодически замолкающему пулемёту присоединялись раскаты винтовочных выстрелов, рассуждать было некогда. Отойдя на полкилометра, мы перевели дух. Шли по шерсть, а вернулись постриженными.
- Что там произошло? - спросил у меня Василий.
- Засада. Похоже, немцы сознательно распространили информацию о казни. Поджидали партизан, а попались мы. Видимо по этой причине они перенесли весь огонь на опушку. Кстати, спасибо тебе. Очень вовремя ты из пулемёта гада на чердаке снял.
- То не я. По чердаку Генка целился. Хорошая у него винтовка, я её с собой взял.
- Светлая память ребятам. Побежали младший лейтенант, фрицы сейчас местность прочёсывать будут, а то мне не хорошо что-то, контузило наверно.
Возвращаться к оставленным лыжам мы не стали. Воткнутые в снег практически на опушке, они наверняка попали под обстрел. Конечно, была вероятность, что их обнаружат и, сопоставив с количеством убитых, станут усиленно шерстить территорию. Но пока это сделают, пройдёт достаточно времени, для того, чтобы мы оказались на безопасном расстоянии от Мошевой. Тем не мене, запутать след стоило и, повернув на запад, случилось непредвиденное. Навстречу нам по краю леса, пытаясь перебраться по льду реки на противоположный берег бежали фигурки людей. Раздалась короткая очередь, словно вспороли мокрое полотно. Один из бегущих упал, ещё один развернулся, выстрелил куда-то в сторону леса, передёрнул затвор и зашвырнул винтовку в сугроб. Шинель очень мешала ему бежать по снегу, и он на ходу расстегнул её, кое-как скрутил и перекинул через спину. Через мгновенье я увидел преследователей. С десяток в серых немецких шинелях и выкрашенных белой краской касках, шли цепью, изредка останавливаясь для прицельной стрельбы по беглецу. Он петлял, стараясь бежать между деревьев и выскочив на берег яра, стал съезжать по снегу на лёд. Немцы тоже перешли на бег, но было понятно, они успеют оказаться на яру раньше, чем беглец успеет добежать до пологого противоположного берега, где станет отличной мишенью.
- Вася, прикрывай тыл. Не хватало пулю в спину получить.
Младший лейтенант хлопнул по диску пулемёта ДТ, снятому с броневика. Шестьдесят три патрона не сорок семь. Именно в таких случаях, когда времени на перезарядку не хватает, шестнадцать лишних патронов ой как нужны. Раздвинув ветви кустарника, оставляя бугорок за спиной, Василий изготовился к стрельбе.
Теперь наш черёд. Сместившись правее к лесу, у согнутой дугой в сторону реки ивы, не весь какая, а возвышенность, я взял левой рукой под магазин. Замер, как памятник: ни щекой, ни рукой, ни ногой. Вдох-выдох. За засаду, куда я так глупо завёл бойцов, за того паренька, что не добежал до речки, за всех, получи! Крайний справа, что был ближе всех к лесу, вскинул на уровне плеча винтовку и, словно наткнувшись на невидимую стену, вроде как дёрнул его кто-то за воротник, заставляя сделать полуоборот, уронил оружие пред собой, падая спиной на снег. Девятимиллиметровая пуля, пролетев сто метров, пробила немца насквозь. Следующий выстрел, как в биатлоне: чёрный кружочек опрокидывается назад и заменяется белым. Только здесь тёмная шинель падает, а за ней белый снег. Я не зря сравнил стрельбу по цепи нагло прущих немцев со стрельбой в биатлоне. Потому что в стрельбе по мишеням и идущему на тебя противнику действуют один и тот же необъяснимый закон природы. Промазал, не пытайся стрелять повторно, сразу переходи на другую цель. Второй раз с большой долей вероятности промахнёшься снова. Успевай только патроны считать. Шестой выстрел, немцы поняли, что по ним ведут огонь, хотя выстрелов не слышат. Инстинкт самозащиты, который вырабатывается за время войны, обостряет восприятие окружающего, начиная с людей и заканчивая предметами и вещами. Он заставляет падать ничком, когда шедшие рядом с тобой товарищи валятся в снег, как под гребёнку. Но этого для спасения мало. Четверо из десяти лежат, я не Бьорндален, и мне надо спешить. Моя позиция практически на немецком фланге и там где раздолье пулемёту, винтовке не очень. Остаток магазина опустошается за секунды. Немцы залегли все, как минимум ещё двоих я подстрелил. Смена магазина, спрашиваю у Василия как там позади, и что с беглецом, видно ли? Пока спокойно, только вот беглец никуда не побежал, залёг под яром и не двигается. Что он там делает - не понятно. Всё, шанс внезапности весь вышел. Надо уходить, но путь лежит через зарывающихся в снег немцев. Можно и по берегу реки, в обход, но если из Мошевой появятся преследователи, мы окажемся как утки в тире. Придётся рискнуть.
- Вася, бегом к яру, куда боец скатился и шумни в сторону фрицев из винтовки, пусть проявят себя и сразу назад. Заодно посмотри, что с бедолагой. А я тут, если что, задавлю.
Василий ощупью сполз в какую-то яму справа, похожую на небольшое логово, перекатился и по начинающему расти оврагу, согнувшись в три погибели, поспешил к реке. Я посматриваю на залёгших немцев, иногда оглядываясь назад, и снова перевожу взгляд на тёмные шинели. Прошла минута, другая, у них появилось движение, я прислушался. Это были не немцы.
"Во имя святого Мартина, что это было?" - слышится чешская речь, - "откуда стреляют?"
В это время со стороны яра раздаются два подряд выстрела из винтовки Симонова, причём пули взбивают снежную пыль с сугроба прямо возле одного из лежащих. Почти накрытие, как говорят на флоте, и это нервирует чехов.
"Это всё тот проклятый русак. Сколько же у него патронов?" - продолжают нервно обсуждать чехи, - "Господин четарж (сержант), надо двигаться вперёд".
Словно в ответ на вопрос раздаётся щелчок затвора и единственный выстрел, после чего наступает тишина. Осмелевшие чехи осторожно поднимаются, делают шажок и падают на снег, водя дулами винтовок. Сначала один, потом ещё двое и наконец последним встаёт сержант, вооружённый автоматом. Крадясь, пригибаясь к земле, а не как раньше в полный рост, стараясь хоть как-то оказаться между деревьев, чехи пошли. Пять выстрелов - четыре попадания. Последний противник споткнулся, чем отсрочил свою смерть на несколько секунд.
Вскоре я расслышал сопение Василия. Младший лейтенант толкал перед собой худощавого мужичка в сапогах разного цвета. Что-то в нём было не то, не русское.
- Панове, не стреляйте, - прошептал худощавый.
- Двигай, шкура! - Вася подтолкнул мужичка, - с ножом на меня бросился.
Спасённый нами мужичок оказался поляком. А что-то не то в нём - быстро начинающий наливаться синяк под глазом. Продолговатое лицо с высоким лбом и прилипшими к нему волосами выглядело усталым, скорее даже изнурённым. Впалые щёки, поросшие недельной щетиной, потрескавшиеся на морозе губы, красные воспалённые глаза. Вкратце рассказанная им история о себе и пятерых его соплеменниках заняла несколько минут и была следующей.
Летом этого года он и его товарищи сумели ускользнуть из лагеря для военнопленных "1 ОН", где грозный начальник Ветошников пообещал их расстрелять при первой возможности. Идти к Минску они побоялись, а у одного из бежавших, старшего штабного хорунжего Адама Каминского, двоюродная сестра жила в Мошевой. Католическая семья с отщепенкой связи практически не поддерживала, но тут сыграл фактор отсутствия "гербовой бумаги". Так и оказались они здесь. Священник, приютивший родственника жены, спрятал и их, сначала от НКВД, а затем от немцев. Сидели бы шестеро поляков здесь до конца войны, если бы не чехи. Всему есть предел, даже когда чувствуешь безнаказанность, но фашистские прихлебатели настолько вошли в раж в своих издевательствах, что поляки вспомнили, что они в первую очередь солдаты. Двух чехов они убили, а когда в Мошевое прибыли фуражиры, забирающие у крестьян зимнюю одежду, поляки укрылись в лесу. Но тут произошли события, о которых я знал не понаслышке. После скоротечного боя, свидетелями которого поляки стали, они сунулись обратно в Мошевое, в надежде, что там никого уже нет. А утром нагрянули каратели, двоих поляков повязали и повесили, а убежавших принялись искать. Так что остался подпоручик Янек один и уже был готов принять последний бой, кабы не кулак младшего лейтенанта.
Выслушав Янека, я отправил его обирать только что убитых чехов. Его лицо выразило крайнюю брезгливость, но дуло винтовки, направленное на его разномастные сапоги сделало своё дело. Побежал быстрее ветра.
- Что с поляком делать? - спросил меня Василий, снаряжая диск пулемёта.
- Двенадцатого августа Президиум Верховного Совета СССР объявил амнистию для всех граждан Польши, находящихся у нас в заключении. Так что по советским законам он теперь беженец, вот пускай и бежит дальше. Оставим ему винтовку, полсотни патронов, что-нибудь из еды, ну, деньги, что найдёт у чехов и нехай катится к себе домой, в Польшу.
