Вячеслав Коротин - Попаданец со шпагой
- Нну пожалуй...
- Так при промышленном потенциале, который сейчас подчинён Бонапарту, узнав о результатах наших исследований и поверив им, а они проверят и поверят, мы сделаем армии будущего врага просто царский подарок. Европейцы очень быстро, в отличие от нас, внедрят и используют открытия глубокоуважаемого Филиппа Степановича в жизнь и в войска. Это у них уменьшатся небоевые потери и увеличится процент выздоровевших раненых. В большей степени, чем у нас, верно?
- Простите, господин Демидов, - эскулап нервно поджал губы, - но я врач и ...
- Вы русский? - уже психанул я и слегка повысил голос, - вы слышали, что я только что сказал? Как врач, можете сколько угодно лечить раненых и больных солдат противника, но как русский вы не имеете права заведомо усиливать армию врага. Я не прав?
Оба задумались. Уже хорошо. Пора добивать.
- Филипп Степанович, поймите, ваш приоритет в открытии никуда не денется. В своём докладе и статье, можно сделать самые общие, но, несомненно, революционные для развития новой отрасли науки вещи. Просто не надо пока касаться прикладной роли вашего открытия, понимаете? С этим нужно прийти к военному министру и начальнику медицинского департамента Военного Министерства. Убедить их просто издать приказы по войскам. А приказы не обсуждаются.
- Да, молодой человек, - хмуро заговорил Бороздин, - возразить вам сложно, но осуществить секретность... Кстати, вероятно относительно полевых кухонь и новых пуль та же петрушка?
- Ну а вы как сами думаете?
- Думаю, что вы правы. Но не представляю, как можно осуществить секретность в масштабах всей армии.
- Полной секретности, разумеется, не будет, но если просто не хвастаться нашими достижениями, то всё равно Россия получит значительный выигрыш во времени: пока враг узнает, пока поверит, пока задумается, пока решит... Ну и так далее.
На эту тему и проговорили до самого Пскова.
Промышленный шпионаж тогда (или сейчас?) присутствовал в самом зачаточном состоянии. Секретность - аналогично. Разве что "секретные гаубицы" Шувалова вспоминаются, которые на самом деле были хуже несекретных.
В общем, если не "звонить" на всю Европу о наших открытиях и изобретениях, то можно быть относительно спокойным на предмет того, что вороги о них прознают и немедленно внедрят - не та держава пока Россия на научном "глобусе", чтобы целенаправленно вынюхивать здесь "что эти русские ещё нового придумали".
В псковской гостинице "причесали" доклад доктора в области микробиологии и медицины, а так же обсудили с генералом как можно произвести "презентацию" кухонь на колёсах и новых пуль эффектно, но без излишней помпезности.
А с динамитом, гремучей ртутью и прочим, я уж сам разберусь. Дали бы только нормальную лабораторию.
Вообще-то должны предоставить - ведь два элемента новых, это вам не фунт изюму. Перспектив ещё накидаю... По любому заинтересуются, на эту тему беспокоиться не стоит.
А ещё через несколько дней мы въезжали в Санкт-Петербург.
Разумеется, я не ожидал увидеть светло-серые параллелепипеды новостроек спальных районов, трамваи и автобусы... Но чтобы город был до такой степени не похож на тот, который я знал и любил! Ведь просто вообще ничего знакомого!
Деревянные халупы на окраинах, это понятно, но центр! Ни одного знакомого здания даже на Невском. Ни тебе Казанского собора, ни Александрийской колонны, про рвущихся с поводьев коней Клодта на Аничковом мосту вообще говорить нечего. Исаакий совершенно не похож на себя...
Понятно, что всего этого в данный момент и быть не могло, но сознание просто отказывалось верить, что я приехал в Северную Пальмиру. Хотя разум пренастырно мне твердил: "А чего ты ожидал?" И всё равно...
Генерал отправился на проживание к кому-то из своих друзей, а мы с доктором сняли квартиру на Фонтанке. Очень приличный двухэтажный дом с садом. Мы поселились на первом этаже (то есть не на первом - тогда было принято говорить: "в бельэтаже", а первый - это второй по нашему).
Визит в Академию решили нанести завтра, а пока устраивались на новом месте жительства и писали письма.
Вот по поводу написания писем хотелось бы сказать отдельно. И очень хочется исключительно в матерной форме.
Какой мерзавец додумался писать этими идиотскими гусиными перьями? Сколько, блин, у них тысячелетий было от изобретения письменности? Ничего другого придумать не могли?
В общем, я испоганил два листа бумаги, извазюкал все пальцы в чернилах, плюнул и, втихаря от Бородкина достал свою шариковую ручку. Вряд ли тут перлюстрацией всей личной переписки занимаются, а в случае чего отопрусь привычно - из Китая. А перьевую ручку нужно "изобретать" в срочном порядке.
Но это ведь не всё. Хоть я и штудировал у Сокова в усадьбе правила нынешней русской грамматики, это ведь теория...
Русский язык и так состоит практически из исключений и неправильных глаголов. Грамотно говорить, а тем более писать на нём может только, во-первых, родившийся в русской семье, а во-вторых, учившийся в советской школе, где грамотность долго и нудно вколачивалась в "спинной мозг", до состояния, когда рука пишет вне зависимости от головы, и, что характерно: грамотно пишет.
А тут совершенно нереальный "русский", с его "ерами", "ятями", "ижицами". Над каждым словом по минуте думать приходилось. Но "сваял" всё-таки два письма: Сергей Васильевич, в случае чего поймёт, а Настя простит.
На следующее утро отправились в Академию. Доктор уже не раз говорил, что мы находимся под патронажем член-корреспондента Кирхгофа, и обратиться по прибытии должны именно к нему.
Я всё время, с момента получения данной информации находился в полушоковом состоянии: Кирхгоф был физиком и чего-то там открыл, был Кирхгоф, который вместе с Бунзеном "родил" спектральный анализ. Не исключено, кстати, что это один и тот же человек - не помню. Но они (или он) вроде ни разу не русские немцы. Что ещё за Кирхгоф?
Выяснилось достаточно быстро. Но не просто. Когда мы с доктором перешагнули порог Академии Наук, непременно нарисовался некий служка на предмет "чего изволите?".
- Нас ожидает господин Кирхгоф, - со сдержанной гордостью "прорёк" Филипп Степанович.
- Не извольте беспокоиться, - немедленно отреагировал "местная шестёрка" и испарился.
Прошёл час. И, если бы я не отловил ту же физиономию, с которой мы беседовали до этого, то возможно, что мы с Бородкиным просидели бы в вестибюле Академии до темноты.
- Сударь! - окликнул я сквозящего мимо чиновника, - Вы доложили о нашем прибытии господину Кирхгофу?
- Константин Сигизмундович сейчас занят, - на меня посмотрели просто как на "тварь дрожащую", - вас известят, когда господин член-корреспондент освободится.
Ах, ты ж сука! Они что, эти чинуши, всегда и везде одинаковые!?
- Милостивый государь, - я постарался быть предельно корректным и не настучать в табло этой канцелярской крысе в данный конкретный момент, - вот письмо. Письмо, подписанное президентом Академии, где нас с коллегой немедленно, вы слышите: НЕМЕДЛЕННО! вызывают в Петербург, и где предписывается НЕМЕДЛЕННО сообщить о своём прибытии господину Кирхгофу. Я уже час назад поставил вас в известность о нашем прибытии. И что? Вы уже доложили господину члену-корреспонденту?
Увидев подпись на бумаге, это чмо моментально "потекло". Чтобы кровь с такой скоростью отхлынула от физиономии... Это что-то! У гипсовых скульптур жизни в лицах больше.
- Прошу прощения, ваше...
- Без чинов. Проводите нас, куда следует и доложите.
- Не извольте беспокоиться, прошу за мной.
Ведь просто "на цирлах" поскакал указывать дорогу. А он как минимум коллежский регистратор, а стало быть, дворянин. Тьфу ты, ёлки! Неужели уже тогда народ мельчать начал?
Лаборатория Кирхгофа была на втором этаже и чинуша, просочившись за дверь, вынырнул оттуда меньше чем через минуту. И не один. Вместе с ним вышел мужчина лет сорока.
- Здравствуйте, господа! Очень рад вас видеть! Кирхгоф Константин Сигизмундович.
Мы с Бородкиным тоже представились.
- Вы так молоды, - на лице будущего академика выражалось нешуточное удивление, когда он пожимал мне руку.
- Это временно, - отшутился я.
- Пожалуй, вы правы, - улыбнулся в ответ учёный. - Примите оба мои поздравления с вашим замечательным открытием. Европа пока не очень-то обращает внимание на работы русских химиков, но теперь, я надеюсь, ситуация несколько изменится. Уже получено поздравление из Лейпцига, а с течением времени, уверен, отреагируют и другие учёные.
