Александр Мазин - Богатырь

Все трое засмеялись. Одобрительно.

– Я хочу этого коня! – по-хузарски воскликнул человек с уздечкой звонким молодым голосом.

– Зато он тебя не хочет, Акиба! – заметил тот, что спрятал саблю.

На Илью они не обращали внимания. Равно как и на сбившихся в стороне старейшин.

Солнце всходило, подкрашивало розовым облака.

«Хороший будет день», – подумал Илья.

– Захочет, – пообещал Акиба. – Он просто еще не знает, что его настоящая любовь я, а не этот рус.

– Мне убить руса? – спросил тот, кто с луком.

– Не спеши, Стриж, – ответил Акиба. – Пусть попрощаются.

– Если ты его убьешь, об этом могут узнать, – заметил второй. Этот был не хузарин, на угра похож. – Рус молод, но смотри: у него не только конь хорош, но и меч. Его отец может оказаться важным человеком. Убьешь его – и наживешь опасных врагов.

– Никто не узнает! От кого? От этих? – Акиба махнул уздечкой в сторону старейшин. – Кто их будет слушать!

– Там еще законник судеревский и его дочка.

– Законника – в землю, а дочка – хороша! – Акиба засмеялся. – Хочешь ее, Режей?

– Я предпочту серебро, – сказал угр. – Говорили, она – девица. Тогда лучше ее продать. Да подальше, чтоб не узнали.

– Как скажешь, – согласился Акиба. – Но коня я продавать не стану.

«Они меня убьют, – подумал Илья. – За такого коня, как Голубь, я бы и сам убил. Но если кто-то из наших узнает коня… Я не завидую этому Акибе».

– Хочешь моего коня? – спросил он по-хузарски. – Докажи, что ты его стоишь!

– Ого! – воскликнул Акиба весело. – Рус знает наш язык! Это хорошо! Тогда ты оценишь мою щедрость. Я даю тебе время, чтобы попрощаться с конем и помолиться своему Христу. Не каждый был бы так щедр, но у меня сегодня счастливый день: я обрел богатство и будущего верного друга, – он указал на Голубя.

– У меня есть брат, – сказал Илья. – Он тоже хузарин. Он говорит: всё, что можно сказать о воине – он умрет.

– Мудрая мысль, – согласился Акиба. – Но не новая. Как зовут твоего брата, который повторяет чужие слова, прислуживая русам?

– Прислуживая? – Илья засмеялся. Смеяться было больно, но представить Йонаша прислуживающим…

– Его зовут Йонах бар Машег! Ты недостоин…

И тут Илья боковым зрением засек, что рука стрелка опустилась. На вершок, не более, но даря Илье целое мгновенье…

Одно, не больше, но Илья его не упустил – прыгнул.

Не сказать, что прыжок вышел ловким. Скорее Илья просто упал. Но упал точно: прямо на щедрого Акибу. Левой рукой Илья вцепился в рыжую бороду, рванул с такой силой, что борода затрещала, а Акиба вскрикнул… и замер, ощутив лезвие меча на горле.

– …Это не все, что сказал мой брат, – сообщил Илья хузарину. – Воин умрет, да. Но воину обидно умирать в одиночку. Особенно в такой хороший день.

– Убей его, Стриж! – крикнул Акиба.

Илья не мог спрятаться за хузарином. Даже не будь тот на полголовы ниже, все равно от хузарской стрелы не спрячешься. Однако вскрыть горло Илья успел бы…

Но не сделал этого. Потому что Стриж опустил лук.

– Йонах и впрямь твой брат? – спросил он.

– Да. – Сила ушла. Илья с трудом удерживался на ногах. Он упал бы, если бы Акиба не был ему опорой. Рана на шее открылась, кровь струйкой поползла из-под повязки. – Он муж моей сестры.

– Сегодня и впрямь хороший день, – заметил Стриж. – У моей семьи долг перед домом Машега. Долг жизни. Сегодня я его возвращаю. Наполовину. Отпусти его, рус. Мы не причиним тебе вреда. Бог мне свидетель: я убью любого, кто захочет это сделать! Даже тебя, Акиба, не трогай нож…

Но этого Илья уже не услышал.

Глава 7

– Лежи, лежи, все хорошо!

Это первое, что услышал Илья, когда открыл глаза и попытался встать.

– Мой меч… – прохрипел он.

– На, держи. – Залка сунула Илье под руку клинок в ножнах.

Последнее, что Илья помнил – как подогнулись ноги…

Ноги!

Слава Богу! Ноги не отнялись. Двигались.

– Хузары где?

– На охоту отправились.

– Как на охоту?

– А медведя завалить хотят. Вот дурные! Чего его сейчас брать, когда он жиру не нагулял.

– Голубь? Что с ним?

– Так чего с ним станется? Сыт, ухожен, тебя ждет. Хузарин, который Акиба, он главный у них, выгулял коника немного…

– И что? – напрягся Илья. – Подпустил его Голубь?

– Ага. Поартачился немного, но этот его уговорил. Сказал мне, что любого коня приручить может. Хвастал, поди. Понравилась я ему, видать.

– Думаю, не хвастал. – Илье было по-прежнему тревожно, однако он уже сообразил: если бы хузары решили действовать силой, то уж с Залкой бы никто говорить не стал. С рабыней не разговаривают – ей приказывают.

– А отец что?

– Со старейшинами он. Об оброке говорит. Они, дурные, хотели с нами из Сварожичевой скарбницы расплатиться.

– И что? – Илья приподнялся, но Залка положила ручку ему на лоб. – Ты лежи, лежи! Ромей велел, чтоб ты лежал. И мне сказал вот этим тебя поить, если очнешься. И каши тебе дать на ухе куриной. Так что пей лекарство.

– И как же это ромей тебе сказал? – спросил Илья, выпив положенное. – На пальцах показал?

– Зачем на пальцах? Акиба по-ромейски хорошо говорит. А этот, который на печенега похож, тоже не хуже тебя болтает. Он, кстати, и не печенег вовсе, а из угров.

«Я угадал», – подумал Илья.

Значит, двое говорят по-ромейски. Что это значит?

Что хузары здесь – не удивительно. Ока как-никак в Итиль впадает, а это исконно хузарские земли…

Были. До тех пор, пока великий князь Святослав Игоревич не прошелся по ним разгневанным туром.

Однако сейчас там, в хузарской столице, и не поймешь, кто властвует. Машег со своей родней давно в Тмуторокань перебрался, а ведь было время, когда Машег в Хузарии наместником княжьим был.

В общем, что хузары здесь, на Оке, – это не диво. А вот то, что они по-ромейски говорят, очень интересно. Не исключено, что не просто так здесь эти хузары.

О ромеях и том, как у них всё устроено, Илья знал много. А как же иначе, если батя его – спафарий, то есть меченосец империи. Знал и то, что главный из приближенных императора, именуемый логофетом дрома, рассылал людей по всем землям, чтобы те были глазами и ушами империи. Но даже если Акиба со своими и были такими засылами Византии, что проку Илье от этого знания?

Что ж, живой, и ладно.

– Долго я тут… валялся с тех пор, как нас убить пытались?

– День, ночь и еще полдня, – ответила Залка и, наклонясь, поцеловала Илью в запекшиеся губы. – Спаси тебя Бог! Снова ты нас отбил! И что хузары эти твоими друзьями оказались.

– Ты тоже хороша была, – улыбнулся Илья, вспомнив. – «А ну вон отсюда!» Эх ты, дева-воительница.

Залка смутилась, даже порозовела:

– Есть-то будешь?

Илья поел каши и уснул.

Проснулся уже к вечеру.

Залка опять была рядом.

И не одна.

Тут были и тиун, и ромей, и хузары с угром.

А еще в доме очень вкусно пахло. Жареным мясцом. И не просто мясцом, а с лучком-чесночком, и даже со специями. И хлебом свежеиспеченным. Рот Ильи вмиг наполнился слюной.

– Очнулся, богатырь? – по-хузарски поинтересовался Акиба.

– Твоими молитвами, – проворчал Илья, приподнимаясь. Получилось, кстати. Чувствовал он себя не так уж плохо, как оказалось. И рана на шее почти не болела. Так, чувствовалась.

– Не моими, вот его. – Акиба кивнул на второго хузарина. – Жрать хочешь? Мы тебе печенку медвежью принесли. Будешь?

– Я всё буду, – заявил Илья, садясь на лавке.

– Вот это сначала выпей! – сунулся к нему с кружкой ромей.

Илья понюхал… И вернул кружку монаху.

– Позже, – сказал он по-ромейски. – От этого варева в сон клонит, а я сначала поесть хочу. И с людьми добрыми поговорить.

– Добрыми? – Акиба хихикнул. – Давненько меня добрым не называли. Мы ж тебя едва не убили.

Сейчас, вблизи, Илья видел, что он старше, чем показалось сначала. Лет тридцати, не менее. И веселье это – не настоящее. Губы смеются, а глаза – нет.

– Так не убили же. – Илья принял уложенный на каравай кус обжаренной на огне медвежатины, завернул. – Зимний мишка-то? Маленький?

– Зато мать его – с лошадь весом, – уточнил Акиба. – И злющая! Вот, Режея чуть не задрала!

– Тебя б она точно задрала, если б я не влез, – проворчал угр. И Илье: – С мечом на медвежью мать полез.

– Так берут их мечом! – возразил Акиба. – Вот они, русы, и берут!

Последнюю фразу он произнес по-словенски. Довольно чисто.

– Берем, – невнятно, работая челюстями, подтвердил Илья тоже по-словенски. – Мы, варяги, мишку и ножом берем. Я сам так еще не пробовал, не довелось, а батя мой и братья брали. Дело возможное, только уметь надо.