Александр Золотько - Князь Трубецкой
— Чего уж там… какие могут быть церемонии между своими. Там еще одна лавка, присаживайтесь. Сразу приношу свои извинения — угостить мне вас нечем.
Капитан сел.
Отсвет из маленького окна освещал эполет на плече капитана. Легким мазком лег на его щеку. Дальше была темнота.
— Странные желания иногда посещают людей, не правда ли? — сказал Трубецкой.
Правую руку он держал на рукояти пистолета.
Нападать француз вряд ли решится, но черт его на самом деле знает. А сил для драки Трубецкой в себе не ощущал. Убью — и всех делов. Если бросится. А если не бросится… Может, тоже убью. Одним французом на земле будет меньше.
— Убить меня хотите? — словно угадав мысли Трубецкого, спросил Люмьер. — Зачем?
— Не ваше дело! Может, не нравитесь вы мне…
— Что значит — может? Вы мне просто омерзительны, но я ведь пришел, сижу перед вами без оружия. В конце концов, ведь это не я вам лицо располосовал, а вы мне.
— Вы ведь…
— Мало ли что я собирался сделать? Если судить по результатам — за мной должок. И за то, что вы там на дороге…
— Стоп-стоп-стоп, — засмеялся Трубецкой. — Я вам трижды жизнь спас. Трижды мог вас убить, но не сделал этого, хотя… хотя просто обязан был отправить вас в ад.
— Ну так сделали бы! Устроили игры… Я бы не стал сомневаться, сразу же… Вам хотелось похвастаться перед всеми! Заявить о себе как о великом воине и герое… отправить меня как вестника, потому и пощадили, по холодному расчету, а не из каких-то высокоморальных побуждений. Ведь так? — Люмьер тихо засмеялся.
— Для человека, рискующего жизнью, вы слишком вольно себя ведете… — Трубецкой хотел назвать капитана по имени, но вдруг сообразил, что не помнит его. — Слушайте, я забыл ваше имя… Как нехорошо получилось.
— А мы с вами на брудершафт не пили, Сергей Петрович, но если вам действительно интересно, то зовут меня Анри. Мне тридцать пять лет, женат. Имею двух детей — дочь семнадцати лет и сын пятнадцати. Семья — в Париже, хотя родом я из Марселя… Я могу еще что-то сообщить вам о себе?
— Нет, достаточно… Анри… Я могу называть вас по имени?
— И даже на «ты», ту часть, которая с вином и поцелуем, можем опустить, — сказал Люмьер. — Ты согласен?
— Согласен. Итак, зачем ты сюда пришел? И даже не так… Как ты здесь оказался? Обычно я не верю в случайности…
— Представь себе — я тоже. И ужасно их не люблю. И опасаюсь. Пытаюсь все контролировать, но…
— Но получается не всегда, — подхватил Трубецкой. — Хотя с отравленной выпивкой у тебя чуть не получилось. Я когда понял, что ты сделал такую ненадежную ставку…
— Ничего подобного, — возразил француз. — Это была очень надежная ставка, если бы не эти дурацкие случайности… Ты ведь понял, что обоз был специально послан для тебя? Так ведь?
— Целый обоз…
— Двенадцать, если быть точным. Ты настолько всех разозлил… Мне передавали, что даже сам Император неоднократно поминал тебя и очень хотел лично надеть тебе петлю на шею…
— Не с его счастьем, — засмеялся Трубецкой. Хохотнул и застонал, схватившись за голову.
— Ты ранен? — с участием в голосе осведомился Люмьер. — Когда я вошел с факелом, мне показалось… Да и кто-то из солдат говорил, что выстрелил из мушкета тебе в голову с десяти шагов… Клялся, что попал, но ты остался стоять и даже стрелял в них из мушкетона картечью… Можешь считать, что к легендам о тебе прибавилась еще одна — о неуязвимости…
— Меня контузило пулей. Прошла вскользь. А, легендой больше — легендой меньше… Ерунда это все! А вот двенадцать обозов…
— Именно — двенадцать. В десяти деревнях мои люди болтали о времени и направлении движения. Для тебя было приготовлено двенадцать обозов…
— И в каждом ядовитая водка?
— Представь себе — в каждом. А еще в каждом обозе были люди, которые должны были выстрелить вверх ракету в случае нападения. И за каждым обозом на расстоянии следовал полуэскадрон… драгуны, конные егеря… уланы, просто добровольцы… Поляки очень хотели до тебя добраться, сильно им не нравится, что ты посмел захватить в плен шляхтянку… Я так понял, что это была она? — Люмьер сделал неопределенный жест рукой. — Та, которую я тебя уговорил отпустить?
— Да, — коротко ответил Трубецкой.
— Ну, значит, одним грехом на тебе меньше. Хотя поляков это вряд ли успокоит. Ты еще умудрился подло застрелить пана Комарницкого… Хотя, наверное, вся эта ерунда тебя теперь особо не волнует?
— Не волнует совершенно. А вот шесть эскадронов, которые были направлены на поимку моего отряда в пятьдесят с лишним человек — это очень поднимает меня в собственных глазах. И почему меня не настиг полуэскадрон? Да, ракеты не было, иначе я бы ее заметил и увел людей… попытался бы увести. Но почему ракету не запустили?
— Да. Случай. Или судьба — как тебе больше нравится. Лейтенант Сорель — трус и размазня… в паре с судьбой. Первой пулей твои люди умудрились свалить сержанта Франсуа. А чертов Сорель, вместо того чтобы запустить ракету своими руками, прятался за повозкой, а потом… потом сдался. Прекрасно знал, что ты в живых никого не оставляешь, — и сдался, вот еще странность человеческой природы.
— Но ведь он выжил, — напомнил Трубецкой. — Случайно, но…
— Вот, еще один случай в таком мизерном происшествии. А полуэскадрон, который должен был тебя атаковать, в момент перестрелки как раз находился в низине, чуть ли не на дне оврага, и выстрелов никто не услышал — ехали медленно, не торопясь, чтобы не слишком приблизиться к обозу и не вспугнуть принца Трубецкого… А когда все-таки обоз нагнали — было поздно. Разве что утерли сопли и слезы лейтенанту Сорелю… — Люмьер говорил без злости, будто о каком-то малозначащем событии. Карта не пришла или шар для игры не вовремя выскользнул из руки. — И ты не решил отпраздновать свою удачу. Или ты не пьешь? Хотя… На той мызе — помнишь? — ты почти с удовольствием пил такую гадость… А тут я тебе приготовил отличную выпивку. А ты…
— Еще одна случайность. Меня ранили, мой приказ нарушили… В общем, умер другой человек.
— У тебя бдительный ангел-хранитель…
— Наверное. Но ты не ответил, что делаешь тут? Как ты оказался рядом… с лейтенантом Сорелем? После твоего рассказа о засаде я еще меньше верю в случайность.
— И правильно делаешь. Ты считаешь, скольким солдатам Великой Армии сохранил жизнь?
— Не было такой необходимости. Немногим.
— Двадцать три человека, — сказал Люмьер. — Ты оставил в живых двадцать три человека, которые, кроме меня, знали тебя в лицо. Девятнадцать из них я сумел собрать и приготовить к этому дню. Девятнадцать. Когда стало понятно, что мы все-таки берем Москву — в тот день, о котором ты говорил, — я приказал этим девятнадцати уцелевшим в составе девятнадцати же отрядов отправиться в город с передовыми частями. Почему-то я был уверен, что ты явишься сюда, чтобы убедиться лично в своей прозорливости… Ты ведь так уверенно назвал число… И даже Мюрата указал правильно…
— Надо же, ты был уверен… А я до последнего момента не хотел сюда ехать. О девятнадцати уцелевших я как раз не думал, тут ты меня уел, а вот то, что слоняться по Москве опасно и бессмысленно… И все-таки поехал…
— Знавшим тебя в лицо было приказано при встрече сразу же отправлять за мной посыльного, а самим князя Трубецкого либо задержать, либо убить… Дважды мои люди ошиблись, но третьим оказался бедняга Сорель…
— Теперь случай обернулся против меня, — сказал Трубецкой. — Так всегда бывает, если слишком полагаться на судьбу, не находишь? Ты вот зачем-то пришел ко мне, будто прикупил где-то вторую жизнь. Зачем ты пришел, Люмьер? Высказать мне все то, что сказал? Потешить мое самолюбие или наоборот — уязвить мою гордыню? Я ведь могу тебя отсюда не выпустить, Анри. Кстати, тебя, по-моему, зовут. Волнуются…
Люмьер встал с лавки, выглянул в оконце.
— Это бедняга Сорель волнуется. Очень хочет, чтобы все у меня получилось. Денег хочет, и чтобы звание ему вернули… Его ведь разжаловали по моему требованию, за глупость и трусость. Форму я разрешил ему надеть авансом, так сказать… Вон как суетится, бедняга…
Трубецкой медленно поднял пистолет, прицелился в темный силуэт на фоне окошка. В голову. Положил палец на спусковой крючок.
— Сорель! — крикнул капитан в окно. — Прекратите панику! Тут и без вас достаточно возбужденных людей. Лучше подойдите сюда. Поближе. Да не бойтесь вы, никто вас не станет пока убивать…
Нажать на спуск, подумал Трубецкой, грянет выстрел, дым от сгоревшего пороха заполнит комнатенку, прицелиться после этого можно будет только себе в голову. Да и попробуй дышать в таком чаду. Тебе уже так надоело жить, что лишних полчаса не вызывают никаких эмоций, кроме раздражения? Да и капитан, похоже, еще не все сказал. Ладно. Живи. Пока живи.
