Режим бога 3 - СКС
Точные зарплаты музыкантов и техперсонала Клаймич взялся определить сам… и согласовать со мной (быстро уточнил он).
«Интересно, будет воровать?! И если будет, то сколько?!»
Заметно погрустнев, Григорий Давыдович отставил пустую чашку и вышел на пару минут в соседнюю комнату. Вернулся же оттуда, неся в левой руке две пачки "двадцатипятирублевок".
— Вот, Витя, пять тысяч — гонорар за "Карусель". Извините, что произошла задержка. Гастроли… у них там были…
Довольный я, хапнул деньги и великодушно махнул рукой на извинения. Какая-никакая, а прибыль, не только же тратить! Тем более, что про эти деньги я, банально, позабыл.
Правда, меня насторожил тоскливо-печальный взгляд нашего директора, которым он проводил, исчезнувшие в кармане моей куртки, пачки. Раньше Клаймич с деньгами расставался легче. Визуально, по-крайней мере…
Мы еще некоторое время пообсуждали московские планы и я, все-таки, не выдержал. "Проницательно" прищурив глаза и добавив в голос подозрительности, я поинтересовался:
— Григорий Давыдович, а вы мне ничего не хотите рассказать?
Леха перестал увлеченно трескать, выставленный на стол, "Грильяж" и, настороженный моим тоном, вскинул голову, переводя взгляд с меня на Клаймича и обратно.
— Виктор, вы о чем? — с легким недоумением спросил наш гостеприимный хозяин.
Я, доброжелательно улыбаясь, уставился Клаймичу глаза в глаза.
— Вить, вы о чем сейчас? — теперь насторожился и он.
«Показалось, что ли… И как теперь заднюю включать?‥»
— Я про эти пять тысяч, Григорий Давыдович…
Клаймич чуть вильнул взглядом.
«Не показалось! "Кукла"?‥ "фальшак"? Глупости! Что тогда?!»
— А что с ними не так? — удивился Клаймич.
Чуть "слишком" удивился.
— Григорий Давыдович, "маленькая ложь — рождает большое недоверие", — я уже не улыбался и мрачно смотрел на нашего(?) директора.
«Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал… Интересно, кто сейчас окажется "фраером"… Как бы не я!‥»
— Какая "ложь" Витя? — без энтузиазма откликнулся Клаймич, явно, о чем-то размышляя.
— Григорий Давыдович… — подал голос Леха, — ты или говори, что там есть… Или как доверять друг другу?
— Хорошо… — Клаймич расстроенно посмотрел на нас, — директор Пьехи отказался платить … Сказал, что я подвел коллектив своим уходом и эта песня будет компенсацией. Я просто отдал свои деньги. Вот и весь секрет… и нет никакой лжи…
Воцарилось молчание.
Я посмотрел на Леху:
— Гляди, Леш, вроде и поступок благородный — человек держит свое слово и лжи никакой нет… а осадок у всех остался, как-будто друг друга обмануть хотели. С чего бы это?
Леха непонимающе посмотрел на меня и, на всякий случай, кивнул. Потом посмотрел еще раз и буркнул:
— Рассказать надо было…
«Да, неужели?!»
— Надо было, — я согласно кивнул, — это тебе понятно… мне понятно… Только Григорию Давыдовичу непонятно. Наверное, он нас с тобой за друзей не считает, поэтому и не рассказывает…
Клаймич недовольно запротестовал:
— Виктор! Вот с чего вы такой нелепый вывод сделали?! Я приобрел эту песню для Эдиты, когда работал на нее. Обещал передать деньги. Деньги она не заплатила и поэтому я отдал свои, раз обещал! Что тут недружественного?!
Леха бросил на меня быстрый взгляд.
— "Недружественнен" ход ваших внутренних рассуждений, Григорий Давыдович… Вместо того, чтобы просто рассказать о происшедшей ситуации, вы решили промолчать. Скорее всего, подумали, что мы заподозрим, будто вы эти пять тысяч захотели присвоить. А поскольку вы сейчас бесконтрольно распоряжаетесь ста тысячами, то под наше подозрение попадут и они. Так что на деле это вы о нас плохо подумали, а не мы о вас!
Клаймич возмущенно открыл рот и… молча его закрыл. Затем с силой потер лицо ладонями.
— Да, Виктор… Я помню, мы договаривались избегать таких оценок… но вы очень необычный молодой человек! ДА! Я ПОДУМАЛ ИМЕННО ТАК! И не хотел, чтобы на меня падало подозрение в нечестности! Я не думал плохо о вас, я не хотел, чтобы плохо думали обо мне! — он возбужденно встал с кресла, подошел к окну и обернулся.
— Но вы, Витя, все сейчас вывернули так, будто я плохо думал о вас с Алексеем… и получается, что так и есть…. Но я… не думал… плохо… — Клаймич растерянно развел руками и как-то беспомощно переводил взгляд с меня на Леху.
Леша не выдержал первым, он вылез из-за стола и подошел к расстроенному Клаймичу.
— Давыдыч, ты это… не скрывай ничего, в следующий раз… — "мамонт" приобнял собеседника за плечи, — и не комбинируй, просто расскажи, чё есть… и вместе все решим! Верно, Вить?!
Пришло время подключаться:
— Ну, конечно, — я тоже встал и подошел, — надо было все сразу рассказать. А так просто спишем эту сделку в убыток и все. Скоро о таких деньгах и вспоминать не будем…
«Лично я и в этот-то раз умудрился забыть! Ха…»
Клаймич виновато улыбнулся. Я выложил деньги из куртки на подоконник и, не давая нашему(!) директору возможности возразить, напомнил:
— Вы, Григорий Давыдович, не забудьте Эдику про вторую машину напомнить, а то мы все в его "Волгу" не поместимся, с нами в Москву еще и мой дедушка поедет!‥
22.09.78, пятница, Москва (7 месяцев в СССР)
Финальная стадия Всесоюзного детско-юношеского первенства "Золотые перчатки" проходила в спорткомплексе "Лужники".
В зале, где должны были состояться поединки, висели приветственные транспаранты и разнообразные спортивные плакаты, были установлены многоярусные трибуны, ярко горели лампы-прожектора, а из динамиков звучала бодрая музыка. Сотни свезенных на автобусах московских школьников постепенно заполняли свободные места на трибунах и создавали такой шум и гам, что сложно было услышать даже собственный голос.
За кулисами соревнований хаоса и неразберихи было еще больше!
Я, в сопровождении Лехи, отправился проходить медосмотр и взвешивание, а Ретлуев пошел выяснять график моих боев.
Чтобы жизнь не казалось пресной, судьба нам сразу же подбросила свежую и бодрящую кучу "гуано"!
Поскольку, после лета, мой рост оказался 176,5 сантиметров, а вес 66,1 килограмма, то в юношеской группе — 14-15 лет, соперника в верхней весовой категории у меня просто не нашлось. А автоматически засчитывать мне победу, за отсутствием оппонента, никто не собирался. Медали в этой весовой категории останутся неразыгранными, вот и все дела!
Раздраженный Ретлуев озадаченно цедил сквозь зубы:
— Правила изменились летом, спортивные школы об этом знали, да…
