Игра на чужом поле - Дмитрий Валерьевич Иванов

— Вот он на меня гавкал с балкона! Ну-ка накажи его! — возбуждённо потребовала дамочка, указывая на Лукаря.

— Э-э-э… — пьяный, я не сразу смог подобрать слова, чтобы извиниться и пообещать больше не шуметь.

— Документы, граждане! — веско потребовал майор, застёгивая шинель.

— Ну что, будешь и дальше на меня лаять? — торжествующе произнесла соседка, всем видом показывая, что теперь-то она наверняка получит удовлетворение за «причинённые ей страдания». Судя по разнице в возрасте и уверенности, это, похоже, дочь майора.

— Ну, допустим, гав! — весело ответил Лукарь, вытаскивая свою красную книжечку, на обложке которой поблёскивали золотые буквы.

— Сын у меня родился сегодня! — вставил Илья, пьяно покачнувшись и вцепившись в дверную ручку. — Или… стоп! Или вчера? Батя, а когда он родился? До двенадцати-то было или уже после?

— Извините, товарищ полковник! — пробормотал майор, лицо которого стало невероятно густого оттенка, испуганно посмотрев на корочки, словно это была гадюка.

Минут через десять совместными усилиями мы решили, что сын и внук всё-таки родился уже сегодня, 31-го марта. Это общее постановление одобрили все, включая майора Николая Петровича — или «Коляна», как он велел называть себя, когда его злая и недовольная дочь (как я и предполагал!) ушла домой. Теперь мы выпивали уже вчетвером и по делу — в честь новорождённого гражданина!

Мент этот приехал из района по делам и Лукаря знал заочно, поэтому не погнушался выпить с нами — всё равно ему завтра домой ехать, и он планировал всю дорогу спать, так как был на служебной машине с водителем.

— Ты пойми! — с надрывом басил Колян. — Нет справедливости на свете! Нет, ты только послушай: мы, оказывается, оккупанты и враги!

И майор поведал нам историю своего брата, который живёт в Тбилиси и недавно поругался с соседями. Те бросили в его адрес оскорбления: мол, «уезжайте, оккупанты, с нашей земли».

— Оккупанты! Да какой он оккупант, если у брата всё там — дом, земля, родные⁈

Мой уже пьяный мозг в этот момент сдался, и я ляпнул:

— А вообще в Грузии сейчас как? С Абхазией воюют?

— Толь, ты чего? Какая война? Не допустим этого, — возмутился КГБшник.

— Как? Митинг разгоните, и всё решится? — не унимался я, понимая, что забегаю вперёд.

— Ты про Абхазский митинг? Тут работать надо с умом, аккуратно, — Лукарь поморщился, словно от зубной боли.

— Не только про него, а и про молдавский, и тбилисский, и что в Прибалтике творится… — упрямо продолжал я, припомнив сводку отчета.

— Валера прав! Отправим туда полк дивизии Дзержинского… и нету демонстрантов! — поддержал этот пьяный базар Николай.

— А в Тбилиси ничего и не было… Ты откуда это взял? — удивился Лукарь, пропустив мимо ушей слова про полк.

Точно! Не было! Я попытался вспомнить: весной 89-го я был в армии, но на летнюю форму мы ещё не перешли, значит, митинг, ну тот, с жертвами, который разогнали, прошел где-то до 16-го апреля. Вот я лопух, проговорился. Надо спасать ситуацию!

— Так… просто слышал разговоры о том, что, мол, надо на митинг идти, независимость требовать… — попытался оправдаться я, но получилось ещё хуже.

— Так! Давай подробнее: где слышал и что конкретно? Толя, это не для протокола, просто для меня, — попросил Лукарь, когда мы с ним пошли в зал искать ещё что-нибудь, что горит.

Была у меня где-то заначка…

— Не для протокола? Грузины не хотят отпускать Абхазию, а те требуют! Читал последнюю сводку?

— Ну, допустим, — мотнул головой дознаватель.

— Вот и взорвётся всё это рано или поздно. И поверь — милиция здесь может только хуже сделать, включая эти ваши полки Дзержинского! Там срочники, им что скажут, то они и сделают. Ох, Валерий Ильич, на сердце неспокойно, может, и выдумываю, — сглаживаю тему я.

— Да я и сам так считаю. Умный ты парень! И непростой! Всегда об этом догадывался. Другое дело, что команду должен самый верх дать… — Лукарь выразительно посмотрел на потолок, словно мог там, через этажи, разглядеть Кремль, имея в виду, конечно, Горбачёва. Ну, не бога же! Валерий Ильич — человек партийный и атеист, и даже в теории к мистике не склонный.

— Батя, ну что вы всё о делах да о делах! Давайте за сына! — в зал ввалился Илюха, и разговор с неудобной темы сменился на приятную.

Тем более, презентованный мне Конём самогон нашёлся. На кедровых орешках, двойной перегонки! Высший сорт! Все как и обещал Егор.

— Вещь! — дружно оценили напиток мужики.

Сидели часов до четырех, потом Илья уснул, а офицеры разошлись по домам. Коля пошёл к дочке, у которой был в гостях, а Валера к жене поехал. Машина-то во дворе все это время его дожидалась! «Бедный водила», — представил я шофера, зябнущего в тёмном дворе, пока в тепле его пассажир обсуждал судьбу Союза под чудо-самогон от Конева.

Машину подали ровно в семь тридцать, так что поспать удалось всего часа три, не больше. Глянул на Илюху, безмятежно раскинувшегося на диване — пускай дрыхнет, будить не стану. Ключи от моей квартиры у него есть — проснется, сам закроет.

Водитель — парень молодой, лет двадцати пяти, наверняка офицер, хоть и в штатском — аккуратно отвёз меня на моей же «восьмёрке» на работу.

На Аньку не дышу, сам чувствую, как перегаром от меня тянет. Да ещё голова раскалывается. Ну не алкоголик я, поэтому с похмела болею.

— Ох ты! Рассольчик будешь? У нас в холодильнике огурчики маринованные, — Анька с пониманием пододвинула ко мне стакан с крепким чаем.

— Тащи! Когда бюро? В девять?

— Так отменили же! На понедельник перенесли! — обрадовала меня Малова.

Вот это поворот! Ну и зачем я сегодня на работу приперся?

— Чёрт! Ладно, тогда уже без меня, я ведь в воскресенье улетаю на соревнования.

— И это тоже перенесли. На субботу тебе билет взят — звонили из федерации, попросили прилететь на день раньше, — Анька сверилась с записями.

— В Норвегию тоже