Пресвитерианцы. Вторая армия - Василий Кленин
«Кто же из вас — медный, а кто — золотой?» — уставился он на фигурки.
Поначалу в самом большом восторге Наполеон был от Ли Сунмона. Умелый, авторитетный, хладнокровный. Всегда уверен в себе, отлично чувствует нить боя. Открыт для новых идей. У этого полковника практически не было минусов. Кроме одного. У нет амбиций. Он всё исполнит. Исполнит грамотно и творчески. А потом усядется у журчащего ручья и примется думать о вечном. Здесь такое любят.
Но без амбиций генерал — не генерал.
Здоровяк Угиль, яростный Звезда тоже был его надеждой. Он — настоящий вождь, за которым идут умирать. И довольно грамотный командир, что сочетается редко. Но в груди у Чу Угиля ревет непрекращающаяся буря, которая и сила его, и слабость. Когда громила следовал его воле, разделял ее — не найти лучшего исполнителя. Но когда в Звезде просыпается собственная воля — она может завести его в опасные места. Чу Угиля необходимо постоянно держать в жесткой узде, причем, так, чтобы он сам ее не замечал.
Об артиллеристе Чахуне не скажешь лучше: он идеален для своего места. Ветеран влюблен в артиллерийское дело и каждое мгновение стремится достичь в нем идеала. Потеря Чахуна стала бы самой тяжелой среди всех прочих. Но вот использовать его, кроме как в артиллерии, больше негде.
А вот уж кто у него «медный генерал», так это Ким Ыльхва. Этот полковник одномоментно решил, что «Ли Чжонму» его кумир и идеал — и теперь всё копирует с него. Любые мысли записывает и заучивает, любые советы принимает за аксиому и слепо им следует.
«Я, конечно, плохих советов ему не давал, — вздохнул Наполеон. — Но ничего хорошего не выйдет из этой религиозной слепой веры. Он не адаптирует старый совет к новой ситуации. Не сможет творчески развивать полученные знания. Я для него, как морковка на палке, за которой идет осел. А если морковки не станет?».
Как ни странно, но неожиданно хорошо себя проявил тот, в кого пришелец из иного мира совершенно не поверил. Хван. Типичный щеголь-аристократ, которых Наполеон еще у себя дома на дух не переносил. Да и вёл себя поначалу этот мальчишка соответственно. «Ли Чжонму» низверг его и опозорил из личной неприязни. Надо честно себе признаться. Это потом он уже придумал, что дал парнишке выбор: сломаться или стать лучше и сильнее. Благородный царедворец Хван Сан не сломался. В своем наказании внезапно он проявил, с одной стороны, стоическое терпение, а с другой — почти дерзкое упорство. До конца непонятно, что им двигало, кому и что он хотел доказать — но у Хвана получалось. Последние месяцы на глазах закаляли характер бывшего щеголя. А когда он понял, наконец, для каких целей готовятся его Дуболомы…
Но больше всех Наполеону нравился единственный ниппонский… тьфу ты, японский полковник. Гото Арита, как командир еще в бою не участвовал. Но спешно образованный полк он держал крепко, подавляя вольницу, разумно организуя быт и обучение. Новые идеи, которые ему предложил главнокомандующий, он осмыслил и потихоньку вводил в своих ротах. У него уже есть авторитет, так как почти каждого самурай может лично поставить на место. Наполеону не очень нравилось, что командир нисходит до поединков со всякими. Он бы просто отправлял всех в карцер… Но тут так принято — махровое Средневековье.
Конечно, только настоящее сражение покажет, насколько он умелый полковник, но у Ариты есть важное преимущество перед всеми другими. Он стратег. Его с самого начала волнуют не только вопросы из группы «как?», но и «для чего?». Ниппонского полковника всегда волнуют последствия его действий, он старается охватить всю картину кампании. И у него есть цель — он мечтает стать достойным предков и служить, как они, Южному двору.
Это качества генерала. Если угодно — «золотого генерала». Фигура легла на доску, но «Ли Чжонму» не удержался от вздоха. У «золотого генерала» все-таки был один недостаток — он был верен императору Южного двора. Неведомому старикашке, давно принявшему монашество в здешней религии, давно смирившемуся и не готовому к настоящей борьбе. Однако замечательный самурай верен ему. Ни за какие-то заслуги и достоинства, просто из-за происхождения…
— А так хочется, чтобы он верно служил мне, — честно признался вслух «старый генерал Ли».
В мешочке лежало еще множество фигур. Безумная игра! Помимо привычных ферзей и ладей тут есть еще драконы, фениксы и единороги; тигры, львы и леопарды; какие-то совершенно странные ходоки, посредники и стрелки! Но и вокруг самого генерала «Ли Чжонму» крутилось так же много фигур живых. Всех можно расставить на доске.
Конногвардеец Сук и опытный делопроизводитель Даичи. Последний еще и вором был страшным, но что делать! На него можно спихнуть любую финансовую задачу — и толстяк ее решит. За такое надо платить.
Еще были многочисленные (уже!) союзники. Мелкие князьки здешней провинции: от уже понятных Мацуура и Рюдодзи до совершенно не вызывающих доверия Омура, Набэсима и прочих. Даже неясно до конца, из какой кучки фигуры для них брать — своей или вражеской?
«Ну, да и бог с ними» — махнул рукой Наполеон. На этих союзников и их силы ему почти плевать. Главное, чтобы в спину не ударили.
А вот жители Хакаты — это бесценный ресурс. Они для него важнее всех этих напыщенных даймё и сюго. Они — его драконы, львы и леопарды. Потому что горожане действительно верны. Не столько абстрактному «Южному двору», сколько конкретному «Ли Чжонму», который даровал им привилегии. Местные буржуа настолько замордованы здешними сеньорами, что банальные права свободной торговли, свободного предпринимательства для них — уже чудо. И невероятный толчок для деятельности. За эти права они готовы драться больше, чем за любого правителя. И драться, и тратиться. Наполеон приоткрыл им дверь в мир новых возможностей — они готовы держаться за нее всеми конечностями.
С другой стороны, и сами буржуа нужны ему не меньше, чем он им. Генерал «Ли» ни с кем это не обсуждал (так как никто в этом мире не мог его понять), но он уже начал создавать совершенно новую армию. Не просто иначе вооруженную. Это армия принципиально нового типа.
