Корниловъ. Книга первая: 1917 - Геннадий Борчанинов
Что мы имеем в активах? Ударные полки уже сформированы, верные люди, хоть и в малых количествах, но всё-таки есть. Завойко, подробно проинструктированный перед отбытием, должен привлечь Савинкова и фронтовых комиссаров для агитации за генерала и его программу. Пусть это всего лишь один Юго-Западный фронт, но это уже что-то.
Более или менее крепким был Румынский фронт, чуть хуже держался Кавказский фронт. Западный и особенно Северный, как наиболее близкие к очагу революции, на этот момент оказались разложены почти полностью. Опереться на армию не получится, потому что в данный момент большая часть армии это рыхлая распропагандированная масса. Ударные полки, батальоны смерти, офицерство, юнкера, частично казачество, вот их удастся привлечь без особых проблем, а всех остальных придётся агитировать и убеждать.
Корнилов чётко понимал, в чём заключалась основная причина успеха левой пропаганды. Земельный вопрос, наиболее острый в стране, требовал решения, и самое простое и понятное предлагали именно крайние левые. Отнять и поделить. Идея чёрного передела цвела и пахла, и солдаты, многие из которых вышли из крестьянских общин, готовы были пойти хоть за чёртом, хоть за немцем, если бы они предложили ему землю. Вот только земли не хватало, даже если отнять её у всех помещиков, монастырей, церквей и других крупных землевладельцев.
А все прочие партии пытались всеми способами увильнуть от решения земельного вопроса. Что кадеты-буржуи, что «крестьянская» партия эсеров, что все остальные. Легко понять, почему простой рядовой солдат им не верил, а их многочисленную прессу использовал на растопку и самокрутки, даже не читая.
Хохма здесь заключалась в том, что если бы крестьянин-середняк знал наперёд, что его ждёт при советской власти коллективизация, голод и террор, то шарахался бы от большевиков, как чёрт от ладана.
Значит, надо предложить солдатам, сиречь крестьянам, которые и составляли абсолютное большинство населения, чёткую и понятную программу действий, возможно, в чём-то социалистическую, и пусть даже ряд крупных землевладельцев перестанет поддерживать. Это будет меньшим из зол. Хотя, возможно, получится убедить и их тоже.
Но это всё потом. Первым делом придётся разобраться с проблемами на фронте. Положение и впрямь катастрофическое. Восьмую армию нужно срочно отводить назад, чтобы не попасть в окружение, бросать без боя практически единственные завоевания летнего наступления. Обе соседние армии покатились назад под влиянием комитетов, решивших, что обороняться не надо. Сколько в этих комитетах было шпионов и вредителей — можно только догадываться.
Так что в итоге Корнилов отдал приказ начать отход с правого фланга, удерживая, впрочем, стык с Румынским фронтом. Телеграммы и донесения летели друг за другом, и чем дальше отступали русские войска, тем сильнее чувствовалась паника, царящая в штабах армий и Ставке. Во время беспорядочного отступления из Станислава вооружённая толпа, которую уже нельзя было назвать армией, устроила кровавый погром. По дорогам, забитым обозами и отступающими войсками, невозможно было проехать. Дым от пожаров виднелся даже здесь, в Коломые. Горели интендантства, склады с продовольствием и боеприпасами, их поджигали отступающие тыловики, несмотря на дефицит и постоянный снарядный голод.
Даже при том, что на одного австрияка приходилось пять русских солдат, деморализованная армия не могла сражаться, а ударных батальонов не хватало, чтобы держать позиции за всю армию. Спасти положение здесь могло только чудо, но чуда не происходило. Скорее наоборот. В одном из многочисленных донесений Корнилов обнаружил доклад о том, как 24 батальона бежали при наступлении всего трёх германских пехотных рот. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
В современной ему войне генерал ничего подобного не видел, наоборот, храбрость русского оружия ежедневно подтверждалась в сражениях с нацистами, западными наёмниками, добровольцами и их инструкторами из НАТО. Перекинуть бы сюда хотя бы один полк, хотя бы один батальон… Но нет, придётся обойтись имеющимися силами.
А командование пока занималось перекидыванием генералов с места на место, хотя никакого эффекта это не приносило, всё равно что тасовать краплёную колоду. Эрдели перевели из 11-й армии в Особую, Балуева из Особой — в 11-ю. Шило на мыло, не больше.
Ночью пришла телеграмма о назначении генерала Корнилова главнокомандующим Юго-Западным фронтом.
Глава 4
Коломыя — Каменец-Подольский
Утром следующего дня бледный от недосыпа генерал принялся разбирать накопившееся за ночь. Ставка требовала принять все меры к прекращению отступления, и Корнилов только усмехнулся в усы, читая телеграмму Верховного Главнокомандующего Брусилова. Тут помогли бы только заградотряды НКВД в синих фуражках, и то не факт.
Надо было отправляться в Каменец-Подольский, принимать командование фронтом, а оттуда уже в Бердичев, и, похоже, Завойко и Голицын отправились рановато. С Савинковым он лучше переговорит лично, с глазу на глаз, раз уж такая возможность скоро представится. Да, эсер, да, террорист. Но Савинков хотя бы не агитирует за интернационализм и превращение империалистической войны в гражданскую, а твёрдо стоит на позиции оборонцев.
С запада по-прежнему долетал запах дыма и доносились глухие разрывы снарядов. В Коломые оставаться никакого смысла уже не было, поэтому генерал отправил в Ставку, в Петроград, комиссарам фронтов и журналистам телеграмму, зная, что вскоре её содержание будет опубликовано во всех газетах, и начал готовиться к отбытию в штаб фронта.
«Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства — бежит! На полях, которые нельзя даже называть полями сражения, царит сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия еще не знала с самого начала своего существования. Меры правительственной кротости расшатали дисциплину, они вызывают беспорядочную жестокость ничем не сдерживаемых масс. Эта стихия проявляется в насилиях, грабежах и убийствах. Смертная казнь спасет многие невинные жизни ценой этих немногих изменников, предателей и трусов. Я, генерал Корнилов, заявляю, что отечество гибнет, а потому, хотя и не спрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах для сохранения и спасения армии и для ее реорганизации на началах строгой дисциплины, дабы не жертвовать жизнью героев, имеющих право видеть лучшие дни!»
Смертная казнь на фронте и на самом деле оказалась бы меньшим из зол, но Корнилов прекрасно понимал, что одной только смертной казнью дела не поправить. Нужна планомерная работа по восстановлению дисциплины, и в первую очередь — устранение пораженческой агитации и агитация уже наша.
Ему вспомнились вдруг войны ЦИПСО и ожесточённые баталии в мессенджерах и твиттере, особенно в начале специальной военной операции. Воистину, ничто не ново под луною.
Корнилов прошёл по штабу, вяло отвечая на приветствия офицеров и генералов, которые сновали туда-сюда, пытаясь закончить дела до того, как штаб начнёт эвакуироваться из города. Дежурная машинистка, совсем юная барышня в потрёпанной солдатской форме, громко стучала по клавиатуре, но, завидев появление