Здравствуй, 1985-й - Дмитрий Валерьевич Иванов
— На треньках спарринговались даже, он на десять кг тяжелее, а выхватил от меня как надо, — самодовольно ухмыляется Бейбут.
— Ясно, походил на бокс пару раз и папкой себя почувствовал? — улыбаюсь соседу сверху.
— Пару не пару, а тебя вырублю, если за Бейбутом не будешь прятаться, — самоуверенно говорит он.
— Когда спарринг? — лениво спрашиваю я.
Понимаю, что драки не получится, ни сам хам, ни его собутыльники в драку с Казахом лезть не хотят. Да и мои мускулы некоторые опасения им внушают. А главное, труба. Железкой по башке им тоже неохота, а тут такой предлог съехать с конфликта на спарринг.
— Завтра давай подходи, в перчатках само собой, а то убью тебя ещё, — выдыхает мой завтрашний мешок для отработки ударов.
Иду назад, быстро надевая спортивный костюм, вызывая кучу вопросов у своего соседа.
— Леха этот так-то нормально работает, и тяжелее тебя, и руки длиннее, я можно сказать случайно щелочку нашёл в защите и дыхалку ему сбил, — говорит на прощание Бейбут.
— Сан Саныч, я побегаю чуток, — отчитываясь, вру старику. Правду говорить долго, а так, вроде, как и уважение выказал.
— Толик, как хорошо, что ты меня окликнул, сумки такие тяжёлые. Представляешь ни в общаге, ни около универа, нет магазина, хожу вниз в Студгородок, — жалуется Зина.
— Ты вроде хотела жить у кого-то там, — вспоминаю я.
— Поживу в общаге, там весело, а потом посмотрим, какие соседки будут, сейчас с абитурой живу. Совсем без жилья не хочу оставаться, мало ли, а вернуться к ним я всегда смогу, — поворачиваясь, заглядывает в лицо мне Зина.
Идёт она впереди меня, и сил мне это прибавляет — попка у неё аккуратная, круглая, а лица не видно. Да и ровно я отношусь к конопатым, наоборот, мне нравится — пикантно. Будет возможность сблизиться, теряться не стану. Крутой подъём, и мы около второго общежития.
— Паспорт есть? — спросила Зина.
— Есть, но не с собой, — отвечаю я.
— Тебя не пустят тогда. С паспортом, если захочешь, зови, погуляем, я в триста пятой живу, — говорит Зина и уходит.
Спускаюсь вниз, под осуждающие взоры белок, которых угостить мне нечем, захожу в комнату и застаю соседа, протирающего пыль! Ещё нам принесли чайник, такой блестящий, без автовыключения, конечно. А сосед молодец, вон как шкаф драит, это ему в плюс.
— Проводил, сейчас тебе помогу, а вообще, можно по очереди убираться, — сказал я.
— Тут в шкафу обувь моя стояла, полки в грязи были, а так чего убираться? Чисто же. Я и не убирался ни разу, — говорит сосед, а я понимаю, что с плюсом поторопился.
Я достаю вещи и раскладываю по полкам и в тумбочку, у нас ещё две тумбочки, оказывается, одна пустая около моей койки, вторая у входа с какой-то посудой, скорее всего, Бейбута.
— Я что придумал, — завтра, как придем на спарринг, я на Леху наеду, ну и постараюсь его ещё раз вырубить. Ты подойдешь через полчаса. И драться уже не надо, ну или шансов больше будет. Я заметил, он руки высоко держит, можно по корпусу так хорошо ударить, — говорит Бейбут, и показывает, какую именно двоечку он ему пробьёт.
— Не парься, я из него дурь выбью, обещаю, — совсем не хвалюсь я и, переводя тему, спрашиваю. — А твоё имя, что значит в переводе?
— Мирный, спокойный, миролюбивый, — отвечает сосед, под каждое слово пробивая связку по воздуху.
Мда, совсем не угадали родители его с именем, ни одно слово к их сыну не подходит.
— А ты занимался? Я просто не видел как ты того парня в лесу вырубил, занимался? — прыгает по комнате энерджайзером из рекламы Бейбут.
— Не занимался, но опыт имею, самоучка, тебя тоже, если надо, с ног собью, — улыбаюсь я, глядя на «грозного» бойца в весе «мухи».
О! Можно сходить на треньку вместе! Давай? — предлагает миролюбивый Казах.
«Не буду переселяться, а то ещё реально куда встрянет, со мной шансов меньше», — решил про себя я и вслух ответил:
— Я только «за», посмотрим, что там за зал.
— Вечером после ужина придётся идти, сейчас консультация по истории у нас будет.
— Чего молчал? Когда? Я хоть костюм успею сменить? — возмущаюсь я.
Большой зал на нашем первом этаже, окна только выходят на стадион, а не на лес как у нас с Бейбутом. Народу уже человек двадцать, почти все молодые, но есть пяток старичков лет двадцати пяти. Консультацию ведёт молодая девочка, моложе некоторых собравшихся, полное впечатление, что это у неё первое занятие, уж так она волнуется. Моё взрослое подсознание вдруг жалеет её, ведь внимания на неё обращают как на муху на окне, а порядок наводить она не умеет. Девочки, а есть и интересные внешне среди них, кучкуются вместе и шепчутся, бросая взоры на мальчиков. Парни занимаются разной фигнёй, вроде игры в морской бой или битья по лбу казеиновой линейкой.
«Линейка эта ещё горит прикольно», — всплыло в голове неизвестно чьё знание, думаю нас обоих.
Девочка-преподавательница почти некрасива, с огромным прыщом на лбу, с трудом замазанным пудрой и чуть прикрытым жидкими волосами. Одета она тоже плохо, безлико как-то — серый длинный жакет и длинное в пол платье, и как ей не жарко? Бубнит по книге, чуть не плача. А что делать? Малолетки, вроде меня, совершенно её не уважают, и плевать им на её педагогический дебют. А ведь на её месте могла быть моя дочь! Правда, малолетки могли быть тоже моими детьми, но тут не защищать их охота, а всыпать. Взрослое сознание окончательно застыдило меня, и я решительно вмешиваюсь в учебный процесс.
— Прошу прощения, — встаю и громко говорю я. — Вы про декабристов говорили, а я знаю, что их в Сибирь ссылали, вы в Красноярске живёте же? Кого сюда сослали, не знаете?
Улыбка расцветает робким, весенним подснежником на лице лекторши. Народ тоже малость удивился, что кто-то слушает, и у него вопросы ещё есть при этом! Удивления хватило на пять секунд относительной тишины, за которые женская часть слушающих оценила меня, но признала негодным, по причине обычного совкового костюма и страшной морды, а мужская часть… они просто посмотрели и забыли, вернувшись к своим, важным разговорам.
Лекторша, уловив вопрос, сразу стала отвечать, называть фамилии, но её уже не слушали, вижу, как она опять поникает головой и голосом.
— Девочки, можно молча слушать, а не мешать другим? — на этот раз с места говорю я.
Ох, неправильно я себя веду, не по-пацански, аукнется мне
