С чем вы смешиваете свои краски? 2 - Дмитрий Соловей
Как мне хотелось ржать, когда я понял подоплёку дела, не буду рассказывать. Понимал, что шутник немного перегнул палку, но реагировать на такой проступок пришлось на полном серьёзе. С трудом отстоял парня, не выгнали его, обошлось всё выговором.
Все эти докладные писались, так сказать, по порыву души. Мне же требовались осведомители, сознательно занимающиеся стукачеством. Перебрав в уме знакомых, я понял, что никто из них не подходит. Не было в нашей компании подходящих людей. Я бы сказал, что даже слишком порядочные попадались. Светка каким-то образом познакомилась с Натальей Белохвостиковой и один раз пригласила на вечеринку. Наталья не танцевала, парней не кадрила, а сидела за столом и листала альбомы по истории искусств. Романова её больше к нам не звала.
Прикинув и так и эдак, пошёл я Мишку подбивать. Пусть он не тот осведомитель, который требуется по будущему профилю моей службы, но нужно же с чего-то начинать. Я вообще сильно удивился, когда Михаил поступил в мехмат. Оказывается, в это время действовали негласные ограничения при приёме на этот факультет. Можно сказать, что это были годы антисемитизма в математике.
Хорошо, я раньше посоветовал Мишке получить паспорт с указанием в графе национальности «русский». Это ему удалось по той причине, что в свидетельстве о рождении его мать каким-то образом оказалась русской. Глядя на тётю Розу, я бы так не сказал, но Мишке конкретно повезло с документом. От него потребовалось лишь заявление, и более ничего. Выражение «бьют по морде, а не по паспорту» с моим другом не срабатывало. В большей степени он напоминал грека или даже араба, но не еврея, хотя фамилию свою он не менял.
Разговор по поводу того, чтобы стать осведомителем, получился долгим. Не сразу Мишка понял, чего я от него хочу и зачем. Пришлось оперировать фактами. Михаил собирался идти в аспирантуру. Как дальше пойдёт его научная карьера — неизвестно. Завистливых людей среди учёной братии хватает. Случись какая ситуация, он сможет сказать, что о своих действиях докладывал непосредственно сотруднику КГБ.
Сейчас диссидентов и всяких «политических» сажают по двум статьям. Раньше была только 70-я за «антисоветскую агитацию и пропаганду», которая предполагала лишение свободы до семи лет и после ссылку. При Брежневе ввели ещё одну статью — 190-ю с разными подпунктами «за распространение в устной и письменной форме заведомо клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Наказание: исправительные работы до года, лишение свободы до трёх лет или могли просто оштрафовать на сто рублей.
По идее, ничего особенного в этой 190-й. Типа пожурили, отпустили, штраф выписали. Однако человек попадал в списки неблагонадёжных со всеми вытекающими последствиями. А осудить по такой размытой формулировке можно было каждого второго жителя страны. В серьёзных случаях обвиняемых по этим статьям посылали на экспертизу в Институт психиатрии, откуда после заключения врачей человек попадал на принудительные медицинские процедуры. Потому что в стране Советов нет врагов, а есть шизофреники, не ощутившие до конца прелестей социалистического строя.
В общем, с Михаила подписку по всем пунктам я взял, обязав писать докладные хотя бы раз в месяц. Он писал. Добросовестно так. Возможно в будущем издам их отдельной книгой.
Вот как пример: «Студент Иванов имел близкие знакомства со студенткой из Кубы. Вероятно в порыве страсти и переполнявших его чувств он скакал по её комнате голым, прикрыв причинное место флажком отличника соцсоревнования. Сам я не видел, о чём очень сожалею. Свидетелями этому происшествию стали студенты Белов и Гаврилов, курившие на площадке пожарной лестницы и наблюдавшие за разворачивающимся действием через окно». И так далее на подобные темы.
Толку от этих донесений никакого не было, но видимость работы с осведомителем создавалась. Всего у меня имелось три таких осведомителя. Я из бывших однокурсников двоих «подписал». Тоже не особо надеясь получить что-то полезное от их писанины, но куда деваться, приходилось работать с тем материалом, что был под рукой, надеясь в будущем заиметь более полезных людей.
Глава 2
Кроме Мишки, никто из моего окружения так и не понял, куда я пошёл дальше служить. Предполагаю, что отец подозревал и, как всегда, оставлял выбор за мной, не навязывая своего мнения. Маман занималась своими делами. У неё трагедия последние хм… лет десять — она начала стареть. Мне категорически запрещалось называть её «мама» в обществе незнакомых людей. Это чтобы никто и не заподозрил, что у этой эффектной женщины взрослый сын.
Они с отцом уже давно жили словно соседи. На даче маман появлялась редко, а отец, выйдя на пенсию, предпочитал проводить там всё лето, радуясь тому, что у нас в Валентиновке такие интересные друзья. Один Никулин чего стоил! Как начнёт рассказывать о съёмках того или иного фильма, то хоть прямо помирай со смеху. Когда он описывал сцену из «Бриллиантовой руки», где жена будит Семёна Горбункова будильником, я под стол сполз, смеясь.
— Картина должна была со стены упасть и на шее у меня повиснуть, — рассказывал Юрий Владимирович. — Раз дубль, упала, но мимо, второй, третий дубль, верёвочка за уши зацепилась. Всем смешно, а режиссёру всё не так. Наверное, с десяток дублей сделали и отменили эту сцену.
Также я узнал, что не мороженым запускали в Миронова в сцене в кафе, а творогом.
— Он лучше ляпается, — просветил Юрий Владимирович.
Другая новость о том, что в «Кавказкой пленнице» Никулин долго не соглашался сниматься. Не нравился ему сценарий. И только согласие Гайдая на полную импровизацию в фильме стало решающим фактором его участия в съёмке.
Портретов Юрия Владимировича я написал пять штук. Не такое простое это дело оказалось. Чтобы и похож
