П 2 (СИ) - Калбанов Константин Георгиевич "Калбазов"

Однако развить успех, ему не дал Михаил. Не выпуская из левой руки лук, он бросил правую за плечо. Ладонь легла на шершавую, оплетенную полоской кожи рукоять, большой палец привычно отбросил стопор с гарды. И Романов потянул клинок и единым махом полоснул врага острием меча от груди до паха, вскрывая не защищенную броней грудь и вываливая внутренности.

Тело еще только заваливалось на спину, а Михаил уже шагнул вперед, заполняя возникшую брешь. Только лук отбросил за спину, очень надеясь, что тот не повредится. Рука же вместо утраченного оружия, уже сама собой потянулась к ножу, в петле на груди.

Следующего заброшенного воина он встретил еще в полете. Этот так же прикрылся щитом, но Михаил и не подумал атаковать его в лоб. Вместо этого, сделав обманное движение клинок описал дугу и рубанул по левой ноге, срубая ее чуть ниже колена. Половец еще рубанул его в отчаянной попытке достать, но Романов с легкостью разминулся с мечом, слегка отклонившись в сторону.

Раненый не просто упал, но и сбил с ног как обоих подбросивших его половцев, так и следующего, набегающего для прыжка. Короткий взмах и граненный клинок вошел в межключичную ямку очередного бездоспешного кочевника.

Рука потянулась к следующему метательному ножу, а сам Михаил перегнувшись через борт полоснул острием меча в основание шеи барахтающегося в воде врага. В этот момент его что-то дернуло за доспех со спины. Боли никакой. Ощущение, словно именно дернули и тут же отпустили.

Последний кочевник, предпочел ретироваться к берегу, то ли отплывая, то ли переползая на пятой точке, быстро перебирая ногами и руками. Романов выхватил последний нож и когда половец подскочил на ноги бросившись прочь, вогнал его ему меж лопаток, без труда пробивая кожаный доспех.

Окинул взглядом место схватки. Противник бежал прочь, стремясь как можно быстрее скрыться за кустами. Короткий шорох, толчок в грудь, с одновременным глухим звоном скользнувшего по стальным пластинам доспеха наконечника и стрела коротко вжикнув улетела дальше в реку.

Михаил тут же присел, в поисках щита. Рядом хлопнул арбалет. Игнат, тот самый мужик, которому в свое время досталось от турка крестьянина, удовлетворенно кивнул и тут же опустился на пятую точку, укрываясь за бортом. Вставил ногу в стремя, лук ему так и не дался, и единым движением взвел тетиву. Наложил болт и подогнув правую ногу под себя, эдак картинно встал на колено, с уже вскинутым оружием. Вновь прицелился. Выстрелил и опять на задницу, изготавливаться к стрельбе.

Михаил наблюдал за этим лишь краем глаза, потому как сам уже подбирал свой лук. Наложил стрелу. Но когда был готов стрелять, половцев уже и след простыл. Утренние сумерки еще не рассеялись, вот и потерялись нападающие. Внизу все еще барахтался воин с отсеченной голенью. Романов без затей вогнал ему стрелу в грудь.

— Не преследовать! — заметив, как воины спрыгивают в воду, выкрикнул он. — Гаврила, проверить личный состав и доложить о потерях. Раненых ко мне.

И только теперь обратил внимание на то, что сзади шлем за что-то цепляется. Завел руку за голову и нащупал древко стрелы. Пластины их доспехов накладываются не сверху вниз, как на старых образцах чешуйчатого, а наоборот. Так что, номер, который однажды провернул Михаил вогнав клинок снизу под углом, здесь не пройдет. Но похоже, когда он наклонился, чтобы достать клинком половца под бортом, ему и прилетел этот привет, прошедший аккурат меж пластин. Хорошо хоть не достал.

Михаил склонился над воином получившим клинком по голове. Шлем не стальной, а железный. Но благодаря своей остроконечной форме со своей задачей справился. Меч оставил серьезную зарубку, но до головы не добрался. Романов пощупал пульс. Ага. Голова-то цела, но от сотрясения головного мозга бедолага все же не уберегся.

Снял с обеспамятевшего шлем с подшлемником и осмотрел голову. Порядок. Нет даже шишки. Защита распределила удар по площади. Это как наполненной водой пластиковой бутылкой садануть. Выключишь с гарантией, следов никаких. По телу получить такой привет, кстати, тоже удовольствие ниже среднего. И что примечательно, опять без следов.

— Ну как, Лука, пришел в себя? — видя, что мужик открыл глаза, поинтересовался Михаил.

— Дык. Вроде. А что, все уже кончилось? — поведя взором, растерянно поинтересовался он.

— Кончилось. Сколько пальцев?

— Два.

— Вот и ладно. Игнат, помоги ему.

Поднялся и перешел к следующему раненому. Тому прилетело в руку. И на этот раз серьезно. Перебило плечевую кость. Пришлось повозиться. Для начала обезболил, потом извлек стрелу. Промыл рану, закачав в нее лекарственный состав. После чего приступи к пальпации и составлению костей. Мозг давно и напрочь зафиксировал все тактильные ощущения, поэтому провозился недолго.

— Пятеро ранены, включая Гордея, — кивая на десятника, которого только что обиходил Михаил, начал доклад Гаврила. — Кроме него, еще один тяжелый. На носу лежит. Стрела аккурат в незащищенную подмышку угодила. Не знаю, как ты будешь его вытаскивать с того света. Остальные ничего серьезного и сами сможем обиходить.

— Сразу нужно было звать, — попенял Романов.

— Никита скорее всего скончается, Гордею же глядишь, руку еще сбережешь, — возразил практичный полусотник.

— Н-да. Повоевали. Лагерь сворачиваете? — укладывая инструменты в короб, поинтересовался Михаил.

— Сворачиваем. Еду готовить, я так понимаю, уж на палубе будем.

— А ты предлагаешь на берегу.

— Ну, уточнить-то всяко-разно нужно было, — пожал плечами Гаврила.

— Что так смотришь? Считаешь что оно того не стоило?

— Я тебе уж говорил, мы за тобой и в огонь, и в воду.

— А как по душе?

— Кабы людишек увели с собой так-то оно и порядок. А без интереса… Не наша земля и не наш ответ. Я уж говорил.

— На границе челядь* не селят. Только вольных. И пока они в закупы не ушли, они вольны распоряжаться собой. Дальше объяснять?

*Челядь — общее название зависимого населения, как и холоп.

— Не нужно.

— Вот и действуйте.

С Никитой было все плохо. Настолько, что Михаил приказал выставлять дополнительные посты, держаться настороже, но с лагеря не сниматься и завтракать на берегу. Романову сейчас только качки не хватало, чтобы окончательно доконать парня. Хотя он и без того был без сознания, определил его под наркоз и начал колдовать.

Через два часа возни, без уверенности в результате, но понимая, что больше сделать попросту уже ничего не может, он приказал сниматься со стоянки. Остальное в руках божьих и крепости организма раненого. К сожалению, реанимации, нормальной операционной и медикаментов тут нет. Хотя-а. Справедливости ради для этого времени и уровня медицины, сомнительно, чтобы кто-то сделал больше. Даже в Царьграде. И дело не в мастерстве Михаила, а в тяжести раны.

Двое суток остававшиеся до Переяславля прошли уже без приключений. При виде же города, Романов невольно улыбнулся. Словно и не было минувших трех лет. Все те же деревянные причалы. Множество кораблей. Толчея народа на берегу. Торговцы рыбой. Кстати, те же самые, на том же месте разве только одежда сменилась. Впрочем, на практически такую же. У Михаила память фотографическая, так что узнал все детали сразу.

Хм. И те же самые дружинники, что не приметили тогда его пленения. Что самое смешное, в их числе и явно старшим… Барди Ульссон, сдавший его в холопы знакомым проезжим варягам.

— Ну здравствуй, Барди.

Никакого желания посчитаться или предъявить. Неприязни и уж тем более вражды он к нему не испытывал. Просто захотелось перекинуться парой слов и все тут.

— Я тебя знаю? — с характерным скандинавским акцентом поинтересовался варяг.

— Вот значит как. Не узнаешь того, кто тебе жизнь спас.

— Да ну? Серьезно? — явно узнавая и не веря своим глазам, удивился он.

— Представь себе.

— Хм. Ну лекарем еще ладно. Но воем, — покачав головой озадаченно произнес Ульссон, не испытывая и тени тревоги.