Бриганты (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Нет-нет, я согласен! — сразу выпалил он и поплыл к лестнице, ведущей на галерею, на которую выходили двери комнат.

Та, что была предоставлена мне, отличалась от остальных только наличием балдахина над широкой кроватью и небольшого стола у узкого окошка, которое было закрыто промасленным куском белой ткани. Мои бойцы и две деревенские девицы, отправившиеся с ними в поход, заняли три соседние комнаты: две семейные пары в одной и по пять человек в двух других. Я оставил в своей комнате вещи, назначил часовых и пошел в город, сняв саблю и засунув ее в мешок с шерстью, который нес за мной Жак. Кстати, как мне рассказали бойцы, жаком сейчас называют стеганку длиной до середины бедер и с короткими рукавами, которая завязывается на боках. Шерсть вместе с двумя козами и пятью баранами мы прихватили из деревни. Уверен, что крестьяне простят меня, ведь я избавил их от бригантов.

Первым делом я узнал у повстречавшегося на улице священника, что сейчас тысяча триста шестьдесят девятый год от Рождества Христова. На этот раз я «прыгнул» короче. Наверное, потому, что не дотянул срок в предыдущей жизни. Запомню на будущее и постараюсь не торопиться.

В центре города, рядом с рынком, я нашел богатого мастера-оружейника — степенного пожилого мужчину с неторопливыми и расчетливыми движениями — и договорился, что поменяет все драгоценные детали, золотые и серебряные вставки и драгоценные камни на оружии и ножнах на более дешевые, но надежные. Мастер с радостью купил эти побрякушки вместе с золотыми бляшками с моего ремня. Вычтя за работу, заплатил мне восемьдесят шесть золотых монет, которые он называл мутонами, наверное, потому, что на них был изображен агнец. Затем я быстро продал на рынке мешок с шерстью и пошел в ту его часть, где торговали лошадьми. Сивый жеребец Жана Клинка годился для сержанта, но не для рыцаря.

Три барышника продавали десятка два лошадей. Я сразу выхватил взглядом рослого и крепкого гнедого жеребца с треугольным белым пятном на лбу. Это был иноходец-трехлетка, объезженный, но необученный для боя. В этом был его плюс, потому что научить легче, чем переучить. По людям знаю, а кони не намного умнее.

Барышнику сказал прямо противоположное:

— Жаль, что необученный!

— Шевалье быстро обучит его! — предположил барышник, судя по акценту, венгр.

— Времени нет на обучение, — возразил я и произнес с сомнением: — Разве что запасным взять?

— Лучшего запасного не найдешь! — заверил венгр. — Я уступлю немного, возьму всего семьдесят турских ливров.

Как мне рассказали бриганты, только очень хороший боевой конь стоит семьдесят-восемьдесят ливров. Ливр — это не монета, а счетная единица, фунт серебра. Она равна двадцати серебряным су, который в свою очередь состоит из двенадцати денье. В общем, со времен Карла Великого, который ввел такую систему, ничего не изменилось, только покупательная способность серебра упала. Несколько лет назад король Карл Пятый, чтобы выкупить из плена своего отца, ввел золотую монету, приравняв ее к одному турскому ливру. В народе эту монету называли франком. Наверное, потому, что на ней был изображен король на коне и с мечом в руке и написано «король франков». Основной серебряной монетой при Карле Пятом стал турский грош, изготовленный из чистого серебра и приравненный к пятнадцати турским денье, которые в свою очередь делали из сплава меди и серебра. Поскольку в денье меди было больше, чем серебра, монеты были темные, их называли черными, в отличие от грошей, которые звались бланами, то есть, белыми. Обычно, но не обязательно, называли цену в ливрах, когда подразумевали оплату серебром, а во франках — золотом.

— За дурака меня держишь?! — произнес я с наигранной обидой и сделал вид, что ухожу.

— Хорошо-хорошо, уступлю за шестьдесят пять, — начал быстро снижать цену барышник. — За шестьдесят.

Этот конь стоил шестьдесят ливров, но я все равно шел дальше, пока не услышал:

— Пятьдесят пять!

На сэкономленные пять ливров купил два длинных копья, низкое седло и попону синего цвета и два треугольных флажка-пеннона для копий, договорившись, что на них нанесут мой герб и принесут на постоялый двор. У мастера по изготовлению стрел оставил свою тяжелую, заказав три десятка таких с длинными, не меньше десяти сантиметров, оперениями для прицельной стрельбы и бронебойными наконечниками двух типов: бодкин — гранеными с игловидным острием, которые не закреплялись прочно на древке, чтобы оставались в ране, и с как бы разрезанной накрест головкой, которая не соскальзывала с пластинчатого доспеха, если только не попадала в него под очень острым углом. Вдобавок, для уменьшения скольжения, бронебойные наконечники окунали в воск. Напоследок купил бритвенные принадлежности, сирийское зеленоватое мыло с запахом хвои и венецианское зеркальце в медной оправе. Здесь сейчас в моде были короткие бороды, но я решил пойти наперекор. Если не гнаться за модой, через несколько лет она, сделав круг, сама догонит тебя.

5

Через два дня мне вернули саблю и кинжал без драгоценных металлов и камней в рукоятках и в новых, более дешевых ножнах. Заодно к рукояти сабли мастер добавил защитную дужку, предохраняющую пальцы, и заменил истершийся мех внутри ножен, который нужен, чтобы смазанный жиром клинок не болтался и не тупился. Изготовили и заказанные мною стрелы, которые я испытал, выяснив норов каждой и сделав на древке специальные пометки. Вроде бы все стрелы одинаковые, но каждая летит хоть немного, но по-другому. Какая-то раньше начинает снижаться, какая-то отклоняется влево или вправо, какую-то легче сносит ветром. Монголы научили меня замечать эти отличия и знакам для обозначения их. Это кольца разной толщины. Их количество и толщина — характеристика стрелы. Пока я натягиваю тетиву, глаза считывают информацию с древка и мозг вносит коррективы. Уже научился делать это, не думая, на автомате. Две жизни тренировок и боев не прошли даром. Бриганты смотрят с недоумением на мои тренировки с луком. В данную эпоху лук — не рыцарское оружие. Арбалет еще куда ни шло, особенно во время осады или на охоте, а лук, требующий многолетней специальной тренировки, стал для обленившихся рыцарей чем-то запредельным, а потому и унижающим достоинство. За что, как мне рассказали мои подчиненные, и наказывают рыцарей в последнее время английские йомены — свободные крестьяне — из длинных луков. Из-за этого в последнее время французы проиграли англичанам все важные сражения. Английские лучники теперь — самые дорогие пехотинцы. Переплюнули даже генуэзских арбалетчиков. Больше, как мне сообщили, платят только артиллеристам, но у тех и профессия намного опаснее, потому что пушки пока далеки от совершенства, а посему имеют склонность разлетаться на части, крупные и не очень.

Теперь надо было найти работодателя. В этих краях сейчас никто ни с кем не воевал. Французы недавно заключили мир с англичанами, поэтому отряды бригантов остались без работы. Многие ушли сражаться в Испанию и не вернулись. Там шел спор между Педро Жестоким, законным королем Кастилии и Леона, и его единокровным братом, бастардом Энрике, графом Трастамирским. Первого поддерживал англичане, второго — французы. Они встретились, выяснили, что Педро круче, а заодно порешили многих бригантов. Жан Клинок сколотил отряд из тех, кому посчастливилось удрать вместе с ним. Добравшись до Франции, они нашли беззащитную деревню и сделали ее своим феодом, дожидаясь новой войны. Французы уже лет тридцать с небольшими перерывами воюют с англичанами. Наверное, это те самые события, которые историки назовут Столетней войной. Правда, французы об этом не догадываются. Точно также мой дед по отцу, который командовал взводом в отряде Ковпака, не подозревал, что участвует в Семисотлетней войне русских с немецкими агрессорами.

Я все-таки сходил на пристань и познакомился с венецианским патроном, большая галера которого разгружалась там. Мы с ним поболтали, стоя рядом с ней, чтобы венецианец мог заодно следить за выгрузкой перца в небольших мешках. Это был степенный мужчина лет тридцати семи. Внимательный взгляд прищуренных карих глаз, немного плутоватых, длинный нос с тонкими ноздрями, аккуратная короткая темно-русая бородка. На голове темно-красный убор, напоминающий тюрбан с фестонами, который назывался шапероном. Кстати, так же именовали и налобный щиток — часть лошадиного доспеха. Какая между ними связь — я не уловил. Разве что оба предназначались для голов с одинаковым уровнем интеллекта. Поверх белой льняной рубахи на патроне было облегающее тело, шерстяное котарди — что-то типа кафтана длиной почти до коленей и с рукавами до локтей, а дальше они были порезаны на полосы. Сшит котарди из красной и черной материи: левая сторона спереди черная, справа — красная, а на спине наоборот. Застегивался спереди на много пуговиц. На широком кожаном поясе, приспущенном на бедра, как у дембеля советской армии, висит кошель из толстой кожи и с золотой или позолоченной застежкой. Снизу под кошелем висел бубенчик. Когда венецианец двигался, бубенчик позванивал. Я сперва решил, что патрон так понтуется, а потом догадался, что такой кошель труднее срезать. На рынках и в других людных местах, включая церкви, работает много специалистов с ловкими руками. На ногах патрона облегающие алые шелковые шоссы, как теперь стали называть чулки, которые крепились завязками к коротким льняным штанам, брэ — предкам шорт, кальсонов и трусов, которые в свою очередь заправлялись внутрь шосс. Обут в башмаки с длинными узкими носаками, пулены. Среди французов бытует мнение, что именно из-за пуленов бог наслал на людей чуму. Внедряли это мнение в массы священники и монахи, которые не могли позволить себе такую обувь. В ней неудобно стоять на коленях. Мне сказали, что особенно модными пулены стали после того, как король Карл Пятый запретил их носить. Патрона звали Франческо Дзиани. Судя по фамилии, он принадлежал к патрицианскому роду. О чем я и сказал ему.