Артур Дойл - Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе (сборник)
– Написано разборчиво, ровно. Должно быть, это человек деловой, с характером, – предположил я.
Холмс покачал головой.
– Посмотрите на высокие буквы, – сказал он. – Они почти не выступают из строчек. Вот эта «d» выглядит почти как «a», а эта «l» – как «e». Уверенные в себе люди всегда выделяют высокие буквы, каким бы неразборчивым ни был их почерк. Строчные «k» он пишет по-разному, хотя в прописных буквах чувствуется самоуважение. Мне нужно уйти, Ватсон, хочу навести кое-какие справки. Вам я посоветую пока почитать вот эту книгу… Это одно из величайших произведений, когда-либо написанных. «Мученичество человека» Уинвуда Рида[11]. Я вернусь через час.
Я сидел у окна с раскрытой книгой в руках, но мысли мои были далеко от смелых писательских фантазий. В ту минуту я думал о нашей посетительнице… Вспоминал ее улыбку, красивый грудной голос, странную загадку, которая вторглась в ее жизнь. Если мисс Морстен было семнадцать, когда пропал ее отец, сейчас ей должно быть двадцать семь. Какой чудесный возраст. В этом возрасте юность перестает быть самодостаточной, жизнь накладывает на человека отпечаток и заставляет его быть более благоразумным. Так я сидел и размышлял, пока в голову мне не начали приходить мысли столь опасные, что я поспешно пересел за свой письменный стол и углубился в последний трактат по патологии. Кто я такой, чтобы позволять себе подобные мысли! Отставной полковой лекарь с простреленной ногой и скудным банковским счетом. Мисс Морстен – отдельная единица, фактор, не более. Если меня ждет мрачное будущее, нужно принять это как подобает мужчине, а не витать в облаках, мечтая о несбыточном.
Глава третья
В поисках решения
Холмс вернулся, когда на часах было половина шестого. Он был бодр, энергичен и в прекрасном расположении духа, в общем, находился в том настроении, которое обычно приходило на смену глубочайшей депрессии.
– Дело это вовсе не столь загадочно, – сказал он, принимая из моих рук чашку чая. – Похоже, существует лишь одно объяснение фактам.
– Как? Неужели вы уже разгадали эту загадку?
– Ну, так говорить я бы не стал. Я всего лишь нашел отправную точку, с которой можно начинать строить выводы. Но это даже не точка, это жирное пятно. Мне, правда, пока еще не хватает кое-каких деталей. В общем, только что, просматривая подшивку «Таймс», я обнаружил, что майор Шолто, проживавший в Аппер-Норвуде и служивший ранее в Тридцать четвертом бомбейском пехотном полку, умер двадцать восьмого апреля одна тысяча восемьсот восемьдесят второго года.
– Холмс, вы, вероятно, сочтете меня тупицей, но, если честно, я не понимаю, что нам это дает.
– В самом деле? Вы меня удивляете, Ватсон. Что ж, давайте посмотрим на это под таким углом. Капитан Морстен исчез. В Лондоне есть лишь один человек, к кому он мог пойти: это майор Шолто. Но майор заявил, что не знал о том, что его друг тогда находился в Лондоне. Через четыре года Шолто умирает. Не прошло и недели со дня его смерти, как дочь капитана Морстена получает ценный подарок, через год еще один, потом еще и еще, пока все это не заканчивается письмом, в котором ее называют жертвой несправедливости. О чем может идти речь? Конечно же, это как-то связано с ее отцом. А почему подарки стали приходить сразу же после смерти Шолто? Да потому что его наследнику стало известно о некой тайне и он захотел вернуть мисс Морстен то, что, как он считает, принадлежит ей по праву. Можете вы предложить другое объяснение, которое связало бы воедино все эти факты?
– Но что за странная форма восстановления справедливости! И почему наследник этот написал письмо только сейчас, а не шесть лет назад? На какую справедливость может рассчитывать мисс Морстен? На то, что ее отец все еще жив? Вряд ли. Больше ведь она нам ни о чем не рассказала.
– Вопросы, конечно же, еще остались, – задумчиво произнес Шерлок Холмс. – Но наша сегодняшняя вылазка все объяснит. Ага, вот и кеб, пожаловала мисс Морстен. Вы готовы? Тогда давайте скорее спускаться, время поджимает.
Я взял шляпу и самую тяжелую свою трость. Я заметил, что Холмс достал из ящика стола револьвер и положил его себе в карман. Судя по всему, мой друг предполагал, что ночью нас ждет серьезная работа.
Мисс Морстен куталась в темный плащ, ее милое лицо было спокойно, но бледно. Она не была бы женщиной, если бы это странное дело, ради которого мы собрались вместе, не тревожило ее. Впрочем, держалась она молодцом и с готовностью отвечала на все вопросы Шерлока Холмса.
– Майор Шолто был очень близким другом папы, – сказала девушка. – В письмах отец постоянно о нем упоминал. Они с папой командовали военным отрядом на Андаманских островах и многое пережили вместе. Кстати, в письменном столе у папы нашли странную бумагу, которую никто не сумел прочитать. Я не думаю, что это что-то важное, но решила, что вы, возможно, захотите взглянуть на нее, поэтому захватила ее с собой. Вот она.
Холмс бережно развернул сложенный лист и расправил его на колене, после чего принялся самым внимательным образом рассматривать через увеличительное стекло.
– Бумага изготовлена в Индии, – прокомментировал он, водя над документом складной лупой. – Какое-то время она была приколота к стене. Чертеж на ней – это часть плана какого-то большого здания с многочисленными залами, коридорами и переходами. В одном месте стоит небольшой крестик, нарисованный красными чернилами. Над ним карандашом приписано: «3,37 слева», надпись выцвела. В левом углу – интересный значок, похожий на четыре стоящих рядом крестика, соединяющихся концами, рядом грубыми и неровными буквами написано: «Знак четырех. Джонатан Смолл, Магомет Сингх, Абдулла Хан, Дост Акбар». Нет, признаюсь, я не вижу, как это связано с нашим делом. Хотя документ явно важный. Его бережно хранили между страницами книги, так как обе стороны листа одинаково чистые.
– Да, мы нашли бумагу в записной книжке отца.
– Сохраните этот документ, мисс Морстен, он может нам пригодиться. Я начинаю подозревать, что дело это намного глубже и сложнее, чем я полагал вначале. Мне нужно это обдумать. – Холмс откинулся на спинку сиденья, и по сдвинутым бровям и отсутствующему взгляду я понял, что он напряженно думает. Мы с мисс Морстен стали вполголоса разговаривать о нашей поездке и о том, чем она может закончиться, но Шерлок Холмс хранил упорное молчание до конца пути.
Был сентябрьский вечер, около семи часов, но огромный город уже сделался хмурым и неуютным. Густой туман опустился на землю, то и дело срывался дождь, и грязные серые тучи низко нависли над раскисшими улицами. Фонари на Стрэнде превратились в редкие тусклые блики, бросающие рассеянный мерцающий свет на скользкую мостовую. Желтый блеск витрин с трудом пробивался через густой и душный от влаги и человеческих испарений воздух на запруженные людьми улицы. В бесконечном мелькании освещенных блеклым светом лиц было что-то зловещее, потустороннее. В узком коридоре света возникало то хмурое, то веселое, то озабоченное, то жизнерадостное лицо. Как весь род людской, они появлялись из темноты на свет и снова исчезали во мраке. Я человек не впечатлительный, но пасмурный тоскливый вечер и мысли о странном деле, которое привело нас сюда, вызывали у меня тревогу; настроение испортилось. По тому, как держалась мисс Морстен, было видно, что она испытывает то же самое. Только Холмс не поддавался всеобщему унынию. У него на коленях лежала открытая записная книжка, и время от времени он вносил в нее какие-то цифры и заметки, подсвечивая себе карманным фонариком.
Улицы у боковых входов в театр «Лицеум» уже были заполнены людьми. К парадному входу подъезжали кебы и кареты, оттуда высаживались мужчины в белоснежных накрахмаленных манишках и дамы в бриллиантах. Экипажи тут же с грохотом отъезжали в сторону, уступая место следующим. Едва мы пробились к третьей колонне, возле которой должна была состояться встреча, как к нам подошел невысокий смуглолицый юркий человек в костюме кучера.
– Вы – мисс Морстен? – спросил он.
– Да, я – мисс Морстен, а эти джентльмены – мои друзья, – сказала девушка.
Он окинул нас проницательным взглядом.
– Прошу прощения, мисс, – строго произнес незнакомец, – но мне дано указание взять с вас слово, что никто из ваших спутников не служит в полиции.
– Даю вам слово, – сказала она.
Он громко, по-разбойничьи свистнул, и один из беспризорников тут же подогнал к нам экипаж и открыл дверцу. Встретивший нас мужчина взобрался на козлы, а мы заняли места внутри. Как только дверца экипажа захлопнулась, кучер стегнул лошадь и мы бешено понеслись по окутанным туманом улицам.
Интересное получалось дело. Мы не знали, куда и с какой целью нас везут. Либо все это могло закончиться пшиком, что было маловероятно, либо нам предстояло узнать что-то очень важное, на что у нас были все основания надеяться. Мисс Морстен держалась как обычно, уверенно и спокойно. Я пытался хоть как-то развеселить ее рассказами о своих афганских приключениях, но, откровенно говоря, сам до того был взволнован всей этой таинственностью и так хотел узнать, что ждет нас впереди, что истории мои получались немного бессвязными. Мэри по сей день утверждает, что в одном из своих рассказов я упомянул, как однажды ночью ко мне в палатку заглянул мушкет и я пальнул в него из двуствольного тигренка. Поначалу мне удавалось следить, в каком направлении мы движемся, но вскоре, из-за быстрой езды, тумана и плохого знания лондонских улиц я перестал ориентироваться и с уверенностью мог сказать лишь то, что едем мы очень долго. Но Шерлока Холмса трудно было сбить с толку. Он бормотал вполголоса названия площадей и извилистых переулков, по которым громыхал экипаж.
