Владимир Самошкин - Александр Антонов. Страницы биографии

Как только Петров назвал итоговую сумму, Антонов сгреб обратно деньги и без колебаний написал следующую расписку /орфография подлинника/:

"Четыре тысячи триста шесдесят два рубля 85 коп взято партией анархистов индивидуалистов Член партии".

Сознательно исказив в расписке свою партийную принадлежность, "грамотей" Антонов совершенно не изменил своего обычного почерка, образец которого уже имелся в губернском жандармском управлении.

И хотя Антонов выдал расписку на названную выше сумму, позднее выяснилось, что фактически им было "экспроприировано" лишь 4340 руб. 25 коп. То есть начальник станции обсчитал его на 22 руб. 60 коп.

По завершении формальностей Антонов и его сообщники согнали и заперли всех находившихся на станции в помещении конторы, приказав не предпринимать попыток выхода в течение ближайшего получаса, оборвали телефонные провода /телеграфа тупиковая станция Инжавино еще не имела/ и покинули вокзал.

На следующий день /4 ноября/ станция Инжавино была буквально запружена прибывшими сюда чинами полиции и железнодорожной жандармерии. Не осталось в стороне и губернское жандармское управление, начальник которого, узнав о подробностях ограбления, сразу же заподозрил об участии в нем Антонова. Именно полковник Устинов прислал в Инжавино фотографию Антонова, в котором свидетели ограбления признали человека, руководившего налетом на станцию. К тому же почерковедческая экспертиза подтвердила, что дарственная надпись на фото и текст расписки, оставленной грабителем, написаны рукой одного и того же человека.

5 ноября в соседнем с Инжавино селе Карай-Салтыково полиция арестовала одного из грабителей /Лобкова/, который не только сам сознался в совершенном преступлении, но и выдал имена всех остальных его участников. Тут же были арестованы еще два "экспроприатора" /Рогов и Поверков/, а также коноплянские крестьяне отец и сын Дмитрий Дмитриевич и Гавриил Дмитриевич Любины, в доме которых два дня после ограбления скрывались Антонов и Ягодкин. Все арестованные признали свою вину, а при обысках у них было изъято 347 рублей и два револьвера. Кроме того, в доме тещи Ягодкина в пригороде Кирсанова полиция изъяла еще 496 рублей "экспроприированных" в Инжавино денег, а сам Ягодкин успел скрыться только благодаря грубой оплошности полицейских. Забегая несколько вперед, скажем, что Ягодина арестуют лишь в августе 1909 года.Что же касается Антонова, то было установлено, что 5 ноября он пешком ушел из Коноплянки в неизвестном направлении. Полицейская версия, что Антонов направился на станцию Мучкап /Борисоглебский уезд Тамбовской губернии/, где проживала замужем за начальником станции его старшая сестра Валентина, проверкой не подтвердилась.

А вот жандармы почему-то посчитали, что Антонов поехал в Пензу, к другой своей сестре, Анне, работавшей там продавщицей в музыкальном магазине. Анна Антонова /на 2 года старше Александра/ была уже давно и хорошо известна тамбовским жандармам своей политической неблагонадежностью и близостью к эсерам. В донесениях тамбовских филеров проходила под кличкой наблюдения "Умная".

В Пензе же она и вовсе стала заметной активисткой местной эсеровской организации, превратив свою квартиру на Московской улице в место постоянных тайных встреч виднейших пензенских эсеров, что, естественно, не осталось незамеченным жандармами, установившими жесткое филерское наблюдение за "Пластинкой» (кличка наблюдения Антоновой в Пензе).

Предупрежденные из Тамбова о возможном появлении в Пензе "разбойника Шурки", здешние жандармы усилили наблюдение за Анной Антоновой, но разыскиваемый брат ее так и не попался на глаза пензенским филерам. Да и не мог попасть.

Как выяснилось позже, из Коноплянки, с деньгами, Антонов направился в Саратов, в распоряжение Поволжского областного комитета партии эсеров, готовившего убийство командующего войсками Казанского военного округа генерал-лейтенанта Александра Генриховича Сандецкого. Смертный приговор генералу эсеры вынесли год назад за его жестокость при подавлении крестьянских выступлений в Поволжье во время первой русской революции.

Для приведения в исполнение этого приговора были отобраны три человека: сбежавший из пермской ссылки крестьянин деревни Крутец Сердобского уезда Саратовской губернии Иван Яковлевич Короткое /в будущем известный поволжский чекист/, учитель села Шевыревка Саратовского уезда Тимофей Иванович Мерзлов и Антонов, который должен был первым попытаться убить генерала Сандецкого. Разумеется, согласившись пойти на такой террористический акт, девятнадцатилетний Антонов не мог не понимать, что тем самым подписывает себе смертный приговор.

От бдительного ока саратовских шпиков не ускользнуло появление в городе невысокого /164,5 см/ молодого человека, вступившего в контакт с лицами, известными жандармам своей принадлежностью к Поволжскому эсеровскому обкому. В поле зрения филеров Саратовского охранного отделения этот молодой человек попал 23 ноября 1908 года. Еще не определив в нем разыскиваемого Антонова, саратовские шпики окрестили его не очень-то интеллигентной кличкой наблюдения "Осиновый".

Казалось, судьба Антонова была предрешена, и ему уже не избежать скорого ареста. Однако думать, что арест Антонова был предопределен исключительно на берегах Волги, было бы неверно. Ибо жандармские щупальца тянулись к нему не только из Саратова или Тамбова, но и из самого Парижа.

Дело здесь в том, что после завершившейся в августе 1908 года Лондонской общепартийной конференции, ЦК партии эсеров решил принять экстренные меры к восстановлению или же укреплению своих областных комитетов в России, и в первую очередь – Поволжского обкома. Для непосредственного руководства на месте восстановлением нормальной деятельности Поволжского обкома эсеровский ЦК выделил своего особоуполномоченного – видного эсера Осипа Соломоновича Минора, находившегося в парижской эмиграции, будущего председателя Московской городской Думы при Временном правительстве.

В течение сентября Минор подобрал из эсеров-эмигрантов десятка полтора человек, которым предстояло нелегально переправиться в Россию, осесть в Поволжье и приступить к реанимации эсеровских губкомов в Саратове, Казани, Нижнем Новгороде, Тамбове и Пензе. В октябре 1908 года эмиссары Минора прибыли в Саратов, восстановили кое-какие партийные связи и, наивно посчитав, что их прибытие осталось жандармам неизвестно, просигнализировали Минору в Париж о своем благополучном прибытии и обустройстве.

В конце ноября выехал в Россию и Минор. Но еще в Париже, благодаря установившейся связи со своими эмиссарами в Саратове, он был в курсе всех дел поволжских эсеров. Знал Минор и о готовящемся покушении на генерала Сандецкого. Об этом не стоило бы и упоминать, если бы перед отъездом из Парижа Минор не беседовал подолгу и не консультировался с главным боевиком эсеровской партии Евно Фишелевичем Азефом – печально знаменитым оберпровокатором в российском революционном движении, уже 15 лет работавшим на Департамент полиции.

Бедный Антонов! Мог ли он думать, что где-то далеко, в парижском кафе "Дюмесниль", что на Монмартре, его за чашкой кофе отдают на заклание жандармам и фактически набрасывают петлю на его бесшабашную голову. Но самое досадное было то, что до скандального разоблачения Азефа оставались считанные дни!

20 декабря Минор "благополучно" прибыл в Саратов. А четырьмя днями раньше, в связи с поступившей от Азефа информацией, в Самаре состоялось совещание начальников жандармских управлений семи поволжских губерний /включая Тамбовскую/ и Уральской области. Основными обсуждавшимися вопросами были: выявление и арест участников готовящегося покушения на генерала Сандецкого, а также ход подготовки операций по ликвидации эсеровских организаций в Поволжье.

Жандармам было уже известно, что организацией убийства Сандецкого руководит член Поволжского эсеровского обкома, личный эмиссар Минора в Саратове Борис Владимирович Бартольд, прибывший недавно из Парижа. Знали жандармы и о существовании трех потенциальных убийц. Но если о двух из них – Короткове и Мерзлове – было известно практически все, то о причастности Антонова к готовящемуся покушению охранка еще не подозревала.

Совещание начальников жандармских управлений завершилось договоренностью умножить усилия по выявлению и задержанию третьего, самого опасного террориста, после чего начать повальные аресты эсеров по всему Поволжью.

Особую активность в установлении личности третьего террориста проявил начальник Саратовского охранного отделения ротмистр Александр Павлович Мартынов – Шерлок Холмс российского политического сыска, будущий полковник и последний начальник Московского охранного отделения. Уже 20 декабря он установил и сообщил, куда и кому следует, что этим террористом является "прибывший в Саратов в ноябре сего года нелегальный из Тамбовской губернии, уроженец Кирсановского уезда, настоящее имя и фамилия его Отделению не известны; …Отделению известен под кличкой наблюдения "Осиновый".