Александр Афанасьев - В огне
Автоматный огонь заглох.
Ан-Нур встал, машинально отряхнул парадный мундир — хотя он сверху до низу был в кровавых пятнах и ничем это было не отстирать, и руки его были тоже липкими от крови, и другие тоже были в крови. Вместе с двумя офицерами САВАК, оставшимися в живых, держа наготове оружие, они пошли туда, откуда велся огонь.
Это был пацан. Пацан с короткоствольным автоматом, такие закупают для САВАК. Он не знал, как стрелять из автомата, но русский автомат — простое в обращении оружие, и он сумел разобраться в нем и выпустить по ним все, что было в магазине одной очередью. Он не пытался укрываться, потому что не знал как — он просто навел ствол автомата на тех, кого он считал своими врагами и нажал на спуск. Потом они убили его — и сейчас этот пацан лежал на спине, еще одна жертва свершившейся бойни, вместо левого глаза у него была кровавая дыра, а на пропитавшейся кровью футболке было еще две. Он увидел, как где-то валяется автомат, скорее всего — там, где прошел этот чертов танк. Он подобрал его и пошел посмотреть, что происходит. И увидев, он не задумываясь открыл по ним огонь, по ним, армейским офицерам и по агентам САВАК. Это был простой, проходивший мимо и случайно увидевший автомат пацан, не заговорщик, самый обычный пацан.
И вот что он сделал.
И в этот момент подполковник Ан-Нур понял одну простую вещь. Что надо или срывать с себя мундир и бежать отсюда со всех ног — или что-то делать, делать прямо сейчас. Потому что этот пацан, который подобрал чей-то автомат, пришел сюда и попытался их убить — это только первая ласточка, что потом — будут еще и еще. Что люди, поняв, что происходит, придут на площадь и убьют их, растерзают, перебьют всех до единого, потому что они не служили народу, хоть и клялись в верности ему. Они служили единственно шахиншаху, маньяку на троне, и творили зло в угоду ему — но за любым сотворенным злом следует расплата, ибо таков закон равновесия в мире. Вот, пришел день, и не стало шахиншаха, и некому больше осенить дланью закона творившееся и творимое ими зло, и настал день и час, когда им придется расплатиться.
За все.
Покачав головой, подполковник развернулся и отправился назад. САВАКовцы последовали за ним.
Народа у трибун было уже много — вперемешку военные и гражданские, с каждой минутой их становилось все только больше. Пока ничего не происходило, но в любую минуту могло произойти. Трибуны возвышались над площадью — и то что на них творилось было видно всем. А творилось там страшное…
— Подполковник Нур!
Подполковник обернулся — кто-то из офицеров махал ему от танков…
У танков собралось что-то вроде инициативной группы, туда же переносили раненых — и армейских, и прочих — вперемешку. Самым старшим по званию и по должности был полковник Реза Джавад, артиллерист. Генералитет, из тех кто был на площади — весь стоял на трибунах. С известными последствиями.
Среди них было и несколько офицеров САВАК — до них уже дошло что они — в одной лодке с армейцами и начинать сейчас следствие по поводу заговора бессмысленно, надо сначала уцелеть.
— Подполковник Сабет Ан-Нур, танковая бригада — представил его кто-то из офицеров.
— Еще кто-то нам нужен?
— Если кто-то нужен — подойдет. Нельзя терять времени — резко сказал Джавад — приступаем, господа. Все понимают, что сейчас может случиться?
— Господа… — сказал Ан-Нур — думаю нужно сделать кое-что прямо сейчас. Нужно выстроить из танков каре, чтобы создать хоть какую-то защитную линию. Возможно — и два, танков хватит. Туда, внутрь, поместить солдат и офицеров — хоть какая-то защита.
— Но танки же без боекомплекта.
— Но все ли об этом знают? Да и сам танк — хоть какая-то защита.
— Принято — обрубил споры Джавад — надо это сделать. Али-шах, извольте распорядиться.
Один из офицеров побежал выполнять приказание. В этой ситуации все ждали приказов, и тот, кто готов был их отдавать — становился командиром.
— Господа, что дальше?
— У нас нет оружия — сказал кто-то, — если не достанем, ляжем все.
— Пока что на нас никто не нападает.
— Вот именно — пока что.
— Надо идти к русским!
— Господа! — Джавад снова перехватил разговор. — Речь не про русских. Кто сейчас командует? Кто глава государства?
— Наследник Хусейн — сказал кто-то.
— Где он? Кто его видел? Его видели живым? Или мертвым?
Нет… Нет… — прошелестело, высказались все.
— Там все были на трибуне. Все и погибли. Никого больше нет.
— Значит, не командует никто. Кроме нас.
— Есть младший сын Светлейшего!
— Отлично! Где он?
— В России… кажется…
— Вот именно! А мы — здесь. Пока он вернется… вы уверены, что ему кто-то будет присягать!? Счет идет на часы.
— Что вы предлагаете, Реза-шах? — спросил один из САВАКовцев, подчеркнуто вежливо. Обращением «шах» он признал главенство этого офицера.
— Все просто. Мы все здесь, должны организовать на первых порах, новый орган власти. Например… Комитет национального спасения, пусть так называется. И организовать власть, опираясь на те силы, что у нас есть. У нас есть оружие, просто оно не заряжено. Если будет заряжено — мы сможем удержать ситуацию под контролем в любом случае. У нас здесь сил — не меньше дивизии. Нужны патроны, снаряды. Где их взять?
— В Арсенале, где же… — сказал кто-то.
— Вот именно! В арсенале. Нужно немедленно снарядить туда группу. Выделить несколько машин, выехать туда. На машины посадить… роты будет достаточно, ее оставить там, для защиты. Потом, после того, как эти машины доставят нам снаряжение — нужно будет перебросить туда еще роту и танки.
— А русские… — сказал кто-то.
— Да что ты про русских?! Где они?
— Я видел их посла рядом с наследником. На трибуне.
— От русских нам сейчас помощи не ждать. Надо самим разбираться. А если разберемся, удержим ситуацию — тогда и договариваться с русскими. Они сюда немало вложили, им мятеж вовсе ни к чему.
Все прекрасно поняли, о чем говорил полковник. Русские будут договариваться с любым, кто реально будет обладать властью и признает их суверенные права. Кто не допустит мятежа и бардака — тот и прав.
— Формируем колонну. Ан-Нур, вы главный. Потом… вы, вы и вы. И вы.
— Есть — Ан-Нур и не подумал отказаться. Остальные — трое офицеров и агент САВАК — тоже кивнули в знак согласия.
— Берите солдат и вперед. Связь поддерживать на нашей обычной частоте. Ваш позывной?
— Скакун… — Ан-Нур назвал свой обычный позывной при радиообмене.
— Отлично. Мой — Молния. Машины — впереди, они прошли перед танками. Вперед.
Четверо офицеров во главе с Ан-Нуром и САВАКовец бросились исполнять приказание.
На площади, рыча моторами, выстраивались в геометрическое построение «каре» танки. Когда начали помещать внутрь построения солдат — пятой части от личного состава уже не досчитались. Началось дезертирство.
29 июля 2002 года
Тегеран. Арсенал
В ситуациях, подобной той, которая сложилась в данный момент в Тегеране, все решают несколько часов, не больше. Здесь ситуация усугубилась еще и тем, что не было никаких законов. Нет, они были, писанные, и их было немало, но их не было в душах людей. В нормальных странах люди не боятся наказания за нарушение закона, они чувствуют, что ему надо подчиняться, потому что иначе просто невозможно существование общества, в котором они живут. Невозможно существование страны, в которой они живут. Поэтому — никакие, даже самые тяжкие испытания не приводят автоматически к краху государственности. А вот закон в этой части света не только поддерживался путем открытого, разнузданного насилия — он систематически попирался теми, кто в структуре государства и общества отвечал за применение насилия. В Персии было довольно прогрессивное писаное законодательство, шахиншах стремился привлечь в страну инвесторов и одновременно поддерживать нормальные отношения с сеньориальным по отношению к нему русским двором — он знал, что Белый Царь не потерпит открытого насилия и беспредела в вассальном государстве. Потому — на бумаге было написано одно — на деле же было совсем другое, САВАК и жандармерия всегда вела себя так, как будто закон им был не писан, и не получая за это ни малейшего наказания. И продолжительность существования всей государственной конструкции Персии новейшего исторического периода: власти, судов, жандармерии, САВАК, налогов — определялась лишь продолжительностью существования страха в душах людей, тех самых, ради которых должно существовать государство, и тех самых, которые на деле становились его жертвами. А потому — вне зависимости от того, удалось бы Ан-Нуру захватить арсенал и привезти на площадь оружие, или не удалось бы — государство все равно было обречено. Что, в сущности, может дивизия, пусть и вооруженная — если страх перед властью тает как уличный кусок льда, превращающийся под жаркими солнечными лучами в лужицу грязной воды на асфальте?
