Роман Юров - «Ла»-охотник. В небе Донбасса
– А при том, Витя, – Шубин хмыкнул, – при том. Даю тебе три… нет, отставить тута. Даю тебе две недели и этих сопляков. Делай с ними что хочешь, но чтобы подтянул за это время до уровня своего ведомого. Хотя бы в части теории. Я с ним на днях слетал – нормально у парня получается. Так что он будет теперь со мной летать, а ты себе нового подберешь.
– Это же грабеж, Дмитрий Михайлович, – возмутился Виктор, – я вам Кольку не отдам.
– Грабеж, – ехидно ухмыльнулся Шубин, – он самый. Да ладно. Шучу я, шучу. Никто на твоего Рябченко не покушается. А вот за пополнение возьмись. Бензин вам выделю, помещение тоже. Будет этакое учебное звено, с тобой во главе.
– А чему их учить?
– А всему, Витя. Всему, что на войне нужно. – Командир поглядел на его скептически вытянувшееся лицо и добавил: – Завтра их будут по эскадрильям распределять. Один в твое звено достанется. Будет твоему Ларину ведомым. Так что можешь заранее присмотреться, утром шепнешь, кого выбрал. И не строй из себя юную комсомолку, впервые тута член увидавшую. Все равно не поверю. Делай что хочешь, но пацанов этих подтяни. Если будут, как Рябченко, лично тута расцелую.
– А почему я, Дмитрий Михайлович? – Приказ Шубина ему сильно не понравился, и Виктор предпринял последнюю попытку переубедить. – Это как бы комэсков работа. Да и ведущие все равно будут рассказывать и показывать.
– Это, Витя, так, – Шубин вздохнул, – но есть и другая сторона. Я на днях облетал наших рядовых летчиков, и у меня сложилось мнение, что твой Рябченко любому из них фору даст. Это меня радует. И я желаю, чтобы таких пилотов у нас стало побольше. Так что дерзай, – он засмеялся, – модельки тебе в руки и конспект на шею. Чтобы завтра утром план занятий принес тута.
– Вы таки шутите, товарищ майор? – попробовал поторговаться Виктор. – Этих орлов нужно откормить сперва, а вы мне две недели… Я с Рябченко два месяца не слазил, и это при том, что учил двоих. А вы мне целую ораву на шею посадить хотите и чуда требуете. Я таки вам не господь бог.
– Ты, Витя, не старый еврей, поэтому торговаться я с тобой не буду! – отрезал командир. – Я приказываю! А ты научи… Кстати, – Шубин оживился, что-то вспомнив, – с тобой замполит по поводу приема в партию не общался? Сказал ему, что подумаешь? Ну ты, Витя, дурак. Я и сам-то крепок бываю задним умом, но ты меня переплюнул. Подумает он тута! Ишь ты… Слушай старших, а я тебе советую вступить. Рекомендацию тута напишу.
Солнце уже клонилось к земле, подкрашивая горизонт алым. В синем небе там и сям висели облака. Крутобокие, тугие, ослепительно белые на востоке и розовые на западе. У столовой уже собирались летчики – прикидывая меню и строя планы на вечернюю киноленту. Виктор сегодня «пролетал мимо». Из землянки командира он вышел, кипя от злости. Походил кругом, порываясь вернуться и закатить скандал, но, немного успокоившись, решил, что ругаться и отстаивать свои интересы уже поздно. Тогда он направился к своим новоявленным подчиненным. Но младшие лейтенанты имели настолько испуганно-восторженный вид, что ему даже стало их немного жалко. Идея излить на новичков свое негодование сгинула на корню. И он, не говоря ни слова, ушел.
На стоянке царила идиллия. Мотористка с оружейницей расселись на пустых баллонах и что-то живо обсуждали, Палыч лениво курил в стороне. Судя по всему, к послеполетному обслуживанию самолета никто еще не приступал.
– Экипаж, становись.
Они неторопливо построились, недоуменно поглядывая на командира.
– Какого хрена? – начал Виктор. – Вы на войне или на курорте? Истребитель не обслужен, весь в масле, а вы тут херней маетесь? Думаете, что если я еще никого не отодрал, то на службу можно болт положить? А вот хрена!
Не ожидавшие столь внезапной и беспричинной вспышки гнева девушки испуганно вжали головы в плечи. Палыч удивленно задрал брови.
– Витя, ты чего? – спросил он.
– А ну смирна! – закричал Саблин. – Не Витя, а товарищ командир. Распустились, мать-перемать…
Он разорялся минуты две, выплескивая все, что накопилось. Наконец выдохся, успокоился. Смирнова с Ложкиной побледнели и выглядели потерянными, Палыч же недобро прищурился. Виктор даже подумал, что несколько перегнул палку, однако мысль включить заднюю его и не подумала посещать.
– Значит так, товарищ Малышев, задание первое… Я сегодня обратил внимание на отвратительное качество внешней отделки моего истребителя. Все эти выступающие латки, щели, вмятины и потеки краски, – он, наконец, дошел до цели своего визита на стоянку, – это все убрать. Вот тут дамы болтаются без дела, пусть займутся. Всяко полезней, чем чесать языком.
– Так ведь сколько раз латать приходилось? – попытался отбиться Палыч. То, что Виктор перешел на официальный тон и даже назвал техника по фамилии, подействовало на него странным образом. Злость из взгляда пропала, но он начал удивительным образом багроветь, – конечно, он не будет скорости набирать…
Виктор взмахнул рукой, заставив Палыча замолчать.
– Чтобы сиял, как у кота яйца, – тихо сказал он. – Там работы не так уж и много, всего лишь, как говорят немцы, «зашпаклирен унд полирайт». Чтобы к завтрашнему утру управились.
– Не успею до утра. И вообще, без приказа старшего техника эскадрильи я такое делать не стану.
– Палыч, – Виктор нехорошо ощерился, – вот не доводи до греха. Согласись, что накосячил и самолет запустил. Или мне к старшему технику идти, чтобы он тебе лично приказал?
Палыч зло вскинулся, и они с Виктором принялись буравить друг друга глазами, потом техник скис и отвернул взгляд.
– Второе, – Виктор понял, что Палыч сдался, – это сраное масло. Меня уже затрахала эта вечная грязная херня на фонаре.
– Так сальников нету. Я уже сколько у помпотеха спрашивал…
– А кого мне спрашивать, когда я пытаюсь немцев высмотреть, а у меня на стекле серая муть?
Плечи у Палыча поникли.
– Ну и третье. Смирнова, Ложкина – свободны. Палыч, – Виктор дождался, когда девушки отошли подальше, и заговорил тихо, – сними кислородные баллоны и, пожалуй, один баллон сжатого воздуха.
– Это еще зачем? – удивился техник.
– Завтра надо учебный бой выиграть. Очень надо…
…Младшие лейтенанты были там же, где он их и оставил. Смотрели по сторонам, переминаясь с ноги на ногу. Рядом, грудой, лежали их фанерные чемоданчики. Никому не было до них никакого дела, и, видимо, это новичков сильно угнетало.
– Становись!
Они быстро и четко построились – видимо, сказывались вколоченные в авиашколе и отшлифованные до совершенства в ЗАПе навыки строевой подготовки. На Виктора уставились пять пар глаз, и в этих глазах настороженность смешивалась с надеждой и даже радостью, а любопытство с показным равнодушием. Пять пар глаз, пять человек, каждый со своим характером, своей жизнью, своей судьбой. У всех дома ждут матери, все надеются вернуться, выжить, победить. Виктор отогнал так нежданно приваливший приступ сентиментальности и козырнул.
– Лейтенант Саблин, – представился он, – некоторое время буду вашим… инструктором. Имя, фамилия, – обратился он к правофланговому. – Какое училище заканчивали? Общий налет и налет на «Яках».
– Вячеслав Морозов. – Правофланговый, высокий, худой и носатый, вышел вперед. – Батайское авиационное училище. Налет семьдесят один час, из них на «Яках» семнадцать.
– Остряков Николай. – Второй был еще юнец, долговязый, в грубых солдатских ботинках с обмотками. Лицо его, совсем еще по-мальчишески свежее, с легким пушком на щеках, выражало столько благоговения перед Виктором, что тому стало неудобно. – Борисоглебская летная школа. Налет пятьдесят три часа. На «Яках» одинна-дцать.
– Ковалев Игорь. – Третий щеголял в видавшей виды, выгоревшей гимнастерке, чем резко выделялся на фоне своих имеющих новенькое обмундирование товарищей. Жидкие усы на его лице выглядели нелепо, лишь подчеркивая молодость их владельца. – Батайское авиационное училище. Шестьдесят шесть часов, из них на «Яках» девять.
– Ковалев, – удивился Виктор, – а чего это у вас усы?
– Это для солидности, – Ковалев отчаянно покраснел, а его товарищи захихикали. – Командир уже сделал замечание, я сбрею.
– Абрамов Василий. – Четвертый имел правильно-красивое лицо голливудской кинозвезды и белозубую застенчивую улыбку. – Сталинградское авиационное училище. Налет шестьдесят три часа, на «Яках» двенадцать.
– Лоскутов Илья. – Пятый был невысокий и щуплый и этим немного напоминал Рябченко. – Налет семьдесят часов, на «Яках» восемь. Закончил Батайское авиационное училище. – Голос у него оказался на удивление низким, басовитым, совсем не под стать такому тщедушному телу.
– Вот и познакомились. – Виктор вновь обвел взглядом замерший строй. – Скоро всех вас распределят по эскадрильям и прикрепят к ведущим. Будете заново сдавать зачеты, оттачивать технику пилотирования, взаимодействие. Но сперва с вами буду заниматься я. Будем летать, будем изучать все то, что вам не рассказали в запасном полку и в училище. Сразу предупреждаю, что график занятий будет очень плотный. Легко не будет. Во-просы?
