Николай Андреев - За Русь святую!
Сизов резко вернулся к фотографии, едва прочтя это. Теперь он смотрел на этого человека по-иному. Кирилл Романов играл в какую-то свою игру. Сначала — поддержка Временного правительства. Затем — подпольная работа против него. Какова была истинная цель всего этого? Жаль, что Великий князь уже больше ничего не скажет: умер, пережив многих революционеров. Какие планы зрели в этой голове?
Кирилл Владимирович Сизов не знал ответов на свои вопросы и думал, что вряд ли все узнает точно. Он лишь всмотрелся повнимательнее в Романова. Лицо контр-адмирала приковало взгляд полковника. А еще точнее, не лицо, а глаза.
— Что, если бы план князя удался? — думал вслух полковник. — Ясно, что он искал поддержки у будущих членов Временного правительства. А если точнее, то у виднейших деятелей России того времени.
— Зачем? Для чего? Ради власти и влияния, — Сизов рассуждал точно так же, как если бы вербовал шпиона или пытался найти уязвимое место в агентурной сети противника. — Скорее всего, да. И опять же, зачем они ему нужны? Чтобы потом остаться в столице, когда грянет буря. Князь знал о ней. Не мог не знать: о приближении революции хорошо, если не кричали с утра на улицах, министры все твердили о том, что висеть всем на фонарях…
И вдруг полковника осенило. Теперь он не отводил взгляда от глаз Романова на фотографии. Князь на самом деле задумывал восстание. А что? Быть постоянно рядом со слабым правительством. Иметь за своей спиной вооруженную силу, связи в обществе, деньги. Стоит только вовремя применить это все — и вот уже можно брать на блюдечке с кровавой каемочкой Временное правительство. Но не сложилось, что-то у Романова пошло не так. Перехитрил сам себя? Или не хватило сил? А может, просто личность оказалась не та, что требуется для переворота, не оказалось у контр-адмирала внутренней силы? Ума недоставало…
Кирилл Владимирович подумал, что будь он на месте Великого князя, все пошло бы иначе. Полковник сделал бы все возможное, лишь бы Гражданская война — Сцилла и Харибда, разорвавшие империю и ее народ на куски — не началась. Ведь у Великого князя, в отличие от тезки, не было главного: знания. Знания о том, что произойдет дальше…
Мысли и планы перемешались в голове полковника, но глаза продолжали неотрывно смотреть на фотографию. Внезапно Сизову почудилось, будто черно-белая фотокарточка обретает цвет, а изображение расплывается, ширясь и разрастаясь…
Вот оно уже заполнило всю комнату, затем — всю квартиру. А мгновением позже — весь мир. В глазах Кирилла потемнело, а уши наполнились самыми разными звуками. Кто-то окликал его. Звал по имени. Просил открыть глаза и посмотреть в объектив…
Великий князь Кирилл Владимирович Романов открыл глаза. Мир вокруг него продолжал плыть, но голова уже не так болела, как секундой до того. Похоже, мигрень, матушка иногда жаловалась на нее. Неужели стареет? Да нет, мрак это все! Просто устал, просто очень и очень устал…
В голове внезапно мелькнула какая-то шальная мысль о перемещении во времени. И откуда только взялась-то?…
Глава 1
Повалил снег. Фотоаппарат наконец-то грянул белой вспышкой, заставившей Кирилла прикрыть глаза. Теперь можно наконец-то надеть шубу! Этот фотограф, господин Гаврилов, попросил, чтобы "судари непременно были без верхней одежды!". Что ж, великому князю и раньше приходилось померзнуть.
Георгий Евгеньевич Львов отказался снять пальто, не желая с ним расставаться. Что ж, потомки запомнят его именно таким, почему-то подумал Кирилл. Ну что за странные мысли все норовят поселиться его сознании?
Контр-адмирал[6] попросил разрешения откланяться. Головная боль, которая настигла его во время фотографирования, была лишь предлогом. На самом деле Великий князь находил общество своих "друзей" просто невыносимым. Чего стоил один небритый толстяк Родзянко! Не зря Никки[7] ни во что не ставил председателя Государственной думы. Глядя на его щетину, Кириллу на ум приходили сравнения со свиньями, которых вот-вот должны зарезать. Но Михаил Владимирович был истинным сторонником монархии и даже Никки — в качестве главы этой монархии. Пусть даже родственник не заслужил такого уважения. В случае чего, на Родзянко можно будет полагаться. К тому же — он председатель Думы. А это много значит в неспокойное время.
И опять в голову пришла мысль: "Ничего это не значит". Эта фраза настигла сознание Кирилла где-то на полпути между Адмиралтейством и Зимним дворцом. Еще была видна адмиралтейская игла, воспетая поэтами, припорошенная свежевыпавшим снегом. Слева, за хмурым гранитом набережной, застыла закованная в ледовый панцирь Нева.
А невдалеке уже виднелся и Зимний дворец. Кирилл решил пройтись по набережной напротив "дома Романовых"[8]. Великий князь думал, что это поможет выбросить из головы все лишние мысли. Благо никто не должен был мешать: народу в этот час было немного, всех распугал мороз. А ставшая родной стихия, пусть и замурованная в гранитный мешок, помогала успокоиться.
Кирилл Владимирович оперся об ограду на Дворцовой набережной. Вгляделся в лед. И продолжил свои размышления. Милюков и Гучков, вторя друг другу, предлагали великому князю довольно-таки заманчивый план.
Части Гвардейского экипажа в сопровождении представителей прогрессистов[9], которые должны были "санкционировать" действия солдат и офицеров, направляются к Могилеву. Где-то между Царским селом и Ставкой гвардейцы останавливают императорский поезд и под многочисленными угрозами заставляют Никки отречься от престола.
Но это выглядело просто дико, если вдуматься. Например, Гучков дошел до того, что предложил устранить императрицу Александру Федоровну. Кирилл даже думать потребовал прекратить об этом плане: все-таки, убить человека! Да Никки совершенно откажется иметь какие-либо дела с теми, кто хоть пальцем тронет его семью.
Одновременно в Петрограде "верные люди", как изволил выразиться Александр Иванович Гучков, объявляют о свершившемся перевороте и разоружают сторонников свергнутого царя.
Львов же занимал промежуточную позицию между "толстяком" и "двумя юродивыми", как иногда про себя называл Кирилл Родзянко, Гучкова и Милюкова. Георгий Евгеньевич широко раскрытыми глазами вещал о том, что страну ведет "безумный шофер". Конечно, под этим "шофером" князь подразумевал Никки. Но что нужно, чтобы этот водитель стал нормальным? Конечно же, надо просто убрать "немку", изолировать царя от кружения и выставить любые требования. Никки их тотчас исполнит, народ пойдет за новым "шофером" (или старым, но уже ставшим нормальным), продолжая войну. Но нельзя пойти путем террора и уничтожения сторонников былой власти. Львов был непреклонен и…
"Наивен" — снова мелькнула мысль в голове у Кирилла. Однако всего час назад, когда великий князь слушал предложения Георгия Евгеньевича, они казались ему самыми удачными.
"Нет, в том, что царь пойдет на любые уступки, едва узнает, что его семья в опасности, — Львов прав, — хладнокровно рассуждал Кирилл. — Но народ не умолкнет и не сядет в машину к новому шоферу. Едва почувствует, что свобода, анархия, безнаказанность мелькнут за поворотом — рванут пограбить, поубивать, повеселиться!"
По спине Кирилла заструился пот. И не из-за жаркой меховой шубы, в которую был одет великий князь. Нет! Он никогда не думал… подобным образом.
"Толстяк", "двое юродивых" и "идеалист" (последнее прозвище от Кирилла получил Георгий Евгеньевич Львов) знали, что контр-адмирал из династии Романовых имеет самые смутные понятия о том, как правильно распоряжаться властью и четко, уверенно, твердо управлять страной.
Многие в Петрограде по поводу и без оного вспоминали предложение Кирилла остановить в Сибири добычу золота. А рабочих отправить на фронт. "К чему золото нам, Никки?" — вопрошал Кирилл Владимирович. Глупое предложение. Особенно помня, сколько солдат маялись в запасных ротах в самом Петрограде: отнюдь не люди были важны. Во всяком случае, людей хватало.
Нет, не из-за таланта управленца думцы и представитель Земгора[10] решили обратиться к Кириллу. Просто у великого князя был самый лучший и подготовленный боевой отряд в России. Гвардейский флотский экипаж. Краса и гордость Российской армии и флота. Он стал для Кирилла родным. Каждый офицер и нижний чин в нем был кем-то вроде кузена или дядюшки. А вот "двое юродивых" видели в нем лишь группу людей, способную единым махом арестовать царскую семью и поставить в трудное положение императора…
Кирилл вытер платком пот со лба. Слишком много мыслей, так не похожих на его собственные, вертелось у него в голове.
— Надо успокоиться. Мне следует заночевать в Адмиралтействе, — прошептал одними губами Кирилл Владимирович, идя прочь от Невы. Родная стихия не принесла успокоения. Наоборот, странные мысли только сильнее лезли в голову. А в кабинете должно было стать полегче.
