Сергей Шхиян - Черный Магистр
— Этого я вам объяснить не могу. Помню только, что пошел прогуляться по окрестностям Троицка в 1799 году и заснул в лесу. А, проснувшись, вернулся в дом Котомкиных и ничего не узнал, так здесь все изменилось.
Кажется, версия у меня получилась вполне логичная, не знаю только, насколько убедительная. Слабым местом ее было то, что пошел-то гулять Крылов-младший, а проснулся и свалился им на голову старший.
— Вы не шутите? — с тревогой спросил доктор.
— Отнюдь. Вы, наверное, видели мое платье? Вы думаете, я его украл в музее? Евдокия Фроловна сможет подтвердить, что я тогда исчез, а теперь, вернувшись, не очень изменился.
— Как же, ты, голубь, нашими зимами-то спал! — в подтверждение моей версии запричитала, а потом от жалости заплакала Дуня. — Поди, замерз совсем!
— Но ведь это фантастический факт, такой случай не описан ни в одном медицинском журнале! Это сообщение произведет фурор! Будет потрясена вся мировая медицина! — вскричал осчастливленный эскулап.
— Доктор, умоляю, только без мировой медицины! Вы представляете, что будет, если публика узнает правду! Меня просто затравят!
— Но, как же, это же такие факты, они необходимы для развития науки и прогресса…
— Я вас умоляю! Если вас так волнует прогресс, я просвещу вас относительно известных одному мне методов лечения. Дуня не даст соврать, я весьма изрядный лекарь.
— Они меня от смерти спасли, и всех больных в городе вылечили! — гордо подтвердила Котомкина мою медицинскую репутацию.
— Однако… — только и нашелся сказать доктор. — Надеюсь, вы позволите мне приватным образом ознакомиться с состоянием вашего организма?
— Всенепременно. Вам позволю. А теперь, дамы и господа, не сочтите за невоспитанность, не могли бы вы дать мне что-нибудь поесть. Я уже больше пятидесяти лет голодаю!
— Что вы, голубчик, после такого поста есть опасно…
— А вы, доктор, организуйте мне бульон и сухарики. Это подкрепит силы. Да, — крикнул я вслед врачу, отправившемуся на кухню, — мне можно выпить красного вина!
Доктор вышел из комнаты, и в ней остались, кроме меня, только бабушка с внучкой. Разговор отнял у меня много сил, и я бессильно откинулся на подушки.
— Долго я у вас нахожусь? — спросил я.
— Две недели, — ответила Екатерина Дмитриевна.
— И все время был без сознания?
— Да, — просто сказала она.
— Как же вы со мной намучились! — покаянно произнес я.
— Мы очень испугались, когда вы упали в обморок прямо в гостиной. Потом у вас началась горячка. Если бы не доктор Неверов…
— А кто за мной ухаживал?
— Я, — ответила хозяйка и покраснела.
— Спасибо.
— А я тебя, барин, сразу признала, — вмешалась в разговор Евдокия Фроловна. — Как Катюша мне тебя показала, так я сказала, правда, Катя? Это, говорю, наш Алексей Григорьевич, а они мне не верили.
— Но кто же мог подумать, что такое может случиться! Вы, бабушка, тоже хороши! Барин! Барин! Нет, чтобы толком рассказать.
— Умными вы больно, молодые, стали, — сердясь на что-то, явно не имеющее ко мне отношения, сказала старушка. — Мы разве такими были? Мы старших почитали и во всем слушались. Спроси хотя бы Алексея Григорьевича!
— Ну, что касается тебя и Семена… начал я, но одумался и перевел разговор на другую тему. — А как ваши?
Старушка разом отвлеклась и пригорюнилась.
— Эх, барин, сколько годов-то прошло! Тятю, почитай, тридцать лет как схоронили, за ним через год мамоньку. А в прошлом годе супруга своего Семена Ивановича похоронила. Эх, какой был человек! Таких нынче нет!
— Извините, вечная им память и земля пухом, — сказал я.
Женщины начали креститься. Мы помолчали, почтив память ушедших,
— Значит, согласился все-таки Фрол Исаевич отдать вас за Семена? — спросил я послушную дочь.
— Согласился. Тебе спасибо, что тятю уломал. Мне бы без Семена Ивановича не жить. Тятя сказывали, что это ты его уговорил…
Мне хотелось спросить про моих родственников, но я не решился прерывать грустные Дунины воспоминания.
— А как вы жизнь прожили, вы же были крепостными?
— Ишь, чего вспомнил. Это когда еще было. Твой братец, Антон Иваныч, тяте вольную дал, почитай года через три, как ты пропал, а Семен Иванович и вовсе свободным был. Он в большие купцы вышел! Так, что тятя не мог им нахвалиться.
Вспомнив успехи мужа, Евдокия Фроловна приободрилась, и я счел возможным задать интересующие меня вопросы, но не успел. Вернулся доктор, и момент был упущен. Вслед за врачом вошла девушка, которую я уже видел. Она внесла поднос с тарелками. Женщины засуетились и помогли мне сесть в постели, подоткнув под спину и бока подушки. Я так ослаб, что сам не мог есть, и кормила меня Екатерина Дмитриевна. Она старательно подносила ложку с бульоном к моим губам и помогала его проглотить, символически сглатывая за компанию. Было похоже, что у Дуни выросла очень хорошая внучка…
Еда так меня утомила, что я начал задремывать на полуслове. Доктор сделал знак женщинам, и меня оставили одного. Я еще несколько минут пролежал с открытыми глазами и незаметно для себя уснул.
Утром меня разбудило солнце, празднично светившее в окно. Я был в комнате один и смог встать с постели. На мне, как ни странно, не оказалось никакой одежды.
— Хоть бы догадались надеть ночную рубашку, — сердито подумал я, разглядывая свое отощавшее тело. Алхимик, как я называл соседа по Петропавловской крепости, или природа вернули мне его без изъянов. Все было вроде на своих местах.
Я сделал несколько гимнастических движений и постепенно увлекся. Мышцы жаждали нагрузки, и я с удовольствием начал разминаться, Было еще очень рано, и предположить, что в такое время кто-нибудь придет с визитом, я не мог, а потому не позаботился даже о набедренной повязке.
Дверь открылась неслышно, и я только тогда понял, что у меня гостья, когда Екатерина Дмитриевна, вскрикнув, выскочила из комнаты. Я бросился на кровать и закрылся одеялом. Однако, она больше не показывалась. Оставалось ждать развития событий. Довольно долго никто не появлялся, и я даже немного обиделся, что про меня забыли. Наконец, раздался стук в дверь. Теперь в комнате появилась не хозяйка, а горничная, та, что вчера приносила еду. Теперь я ее окончательно вспомнил. Гость, с которым я проник в дом, называл ее «Марьяшей».
— Сударь, — сказала она. — Я принесла вам одежду.
— Спасибо, Марьяша, — поблагодарил я.
Девушка, положив узел с платьем на кресло, кокетливо улыбнулась. Марьяша выгодно отличалась от дворовых девушек, встречавшихся мне в XVIII веке. Вела себя естественно и не раболепствовала.
— Это что, моя одежда? — поинтересовался я, не без тайной тревоги поглядывая на узел. Натянуть на себя свои старые вещи я бы не смог ни при каких обстоятельствах.
— Нет, это вещи покойного Иван Иваныча. Ваши совсем истрепались. Екатерина Дмитриевна просила померить, может быть, что-нибудь подойдет.
— А кто такой Иван Иванович?
— Муж Екатерины Дмитриевны.
Мне очень не хотелось надевать вещи покойного купца, но кажется, у меня не было другого выбора.
— А давно он умер?
— Давно, пять лет назад. Я тогда еще здесь не служила.
— Екатерина Дмитриевна хорошая барыня? — поменял я тему разговора.
— Очень хорошая, в ней много душевности и дружества, — похвалила хозяйку Марьяша.
Девушка развязала узел с вещами и начала раскладывать их на туалетном столике.
— А что здесь за пьесу ставят? — спросил я ее, вспомнив про несостоявшуюся репетицию.
— Это барыня придумала. Комедь называется.
— Понятно.
Говорить нам собственно было не о чем, но Марьяша не уходила, видимо, радуясь разговору со свежим человеком. Мне было не очень удобно лежать голым, до подбородка укрывшись одеялом, но отправить девушку, чтобы встать, было неловко.
— А, вы, барин, правда сто лет проспали? — наконец, задала она интересующий вопрос.
— Слухи значительно преувеличены, — непонятно для девушки ответил я.
— А… я и сама подумала, как же так, сто лет — и такой молоденький.
Марьяша состроила мне глазки и, наконец, собралась уходить.
— Вы, ежели что, только кликните.
Наконец я остался один, встал и запер дверь на щеколду. Заниматься гимнастикой расхотелось, и я начал рассматривать вещи покойного купца Ивана Ивановича. Белье было совсем новое, а платье если и надеванное, то после этого тщательно вычищенное и выутюженное. Я облачился в исподнее и начал примерять верхнее платье. Купец был ниже и значительно шире меня, однако, если не привередничать, то можно было считать, что одежда оказалась мне почти впору.
Судя по покрою платья, Иван Иванович придерживался старых взглядов на моду и не желал выделяться из своего сословия. Это было странно, его вдова одевалась в хорошо сшитые европейские платья и смотрелась не купчихой, а дворянкой.