Евгений Ермаков - Пандемия
Антон чувствовал, как нервная дрожь пробегает по спине. Слишком близко, в каких-то сотнях метров люди ожесточенно сражались , погибали, отстаивая последнюю пядь земли, и отступать им было действительно некуда. Прикрывали отступление беженцев, защищали Собор, но сколько еще продлится бой?
– Что будем делать, Михаил Степанович?- спросил Павел, слегка заикаясь от волнения. Волнение пятнами проступило на его мальчишеском лице.
Комбат задумчиво барабанил пальцами по столешнице.
– Выживших надо принимать. Гарнизону мы уже не поможем. Что у нас? Автоматы, пистолеты? Тут тяжелое вооружение нужно, чтоб прорвать осаду вокруг Собора, да только нет у нас ничего, все на Петропавловке осталось… Думал, нам оно не нужно… Места у нас хватит, разместим хоть полк, пустых квартир девать некуда. Накормим, обогреем. А там видно будет…
Наконец, он поднялся из-за стола, отрывисто бросил на ходу.
– Павел, остаешься у радиостанции. Слушай эфир. Вдруг они что-то еще передадут. Я на берег. Антон, идешь?
Левченко вскочил, с готовностью кивая. Он все еще немного робел, когда Комбат обращался к нему. За пару недель, проведенных на острове, он не до конца освоился с окружающей обстановкой и все время робел и терялся, чувствуя себя бесполезным и ненужным на Стрелке. Конечно, об этом с ним никто не говорил, лишней его пара рук не была. Пути назад для Антона уже не было. Сделав вынужденный шаг, решившись на бегство, он понимал, что на остров уже не вернется…
Оба быстро спустились по выдвижным лестницам на улицу. И грузовой, и служебный лифты в башне давно уже не работали – провалились на дно лифтовой шахты. Налаживать их работу не стали – много возни, мало смысла. Люди поднимались по лестницам пешком. В середине двадцать первого века снова пришлось пользоваться старыми дизельными генераторами, других источников тока не было. Горючего было мало, его экономили; освещались лестницы и коридоры башни по минимуму, только чтобы можно было ориентироваться в полупотемках.
Все еще тянулся летний долгий вечер, но из-за урагана было темно, как ночью. Бешеный ветер ревел и сбивал с ног, ледяная вода заливала набережную, накатываясь большими пенящимися волнами и откатывалась, шурша и громыхая камешками, назад, лишь для того, чтобы обрушиться снова. Неву штормило третий день подряд. Опухшие черные тучи простреливало тонкими ослепительными нитями молний.
И все таки, чувствовалось, что ураган начинает стихать. Волны на реке были уже не такими высокими, однако, путешествие по Неве на катере все еще было рискованным мероприятием. Беженцы с Заячьего острова на него решились. А вот Васильевцы в свое время – нет. И теперь каждый жалел об упущенном зря времени. Не помогли, и вот теперь – конец крепости…
Маяки Ростральных колонн простреливали желтыми лучами туманную мокрую мглу – их решили не отключать. По давнишней традиции они все еще излучали холодный безжизненный свет, перемигиваясь с мощными прожекторами Петропавловской крепости, словно обмениваясь сообщениями. Это был осколок канувшей в Лету цивилизации, с которым было больно и тяжело расставаться. Со стороны Петропавловки доносились ставшие здесь очень громкими и отчетливыми хлопки винтовок, автоматный треск. Что-то в двух-трех местах полыхало на Заячьем острове, несмотря на сильнейший ливень.
На лужайке Стрелки уже стояли два прожектора, шарившие лучами по бушующей реке. Закутанные в плотные брезентовки, с поднятыми капюшонами, люди суетились, орали во весь голос, пытаясь перекричать ураган, но слышно их было лишь за несколько шагов. Дальше неистовый ветер подхватывал слова и уносил их прочь, в бушующий кипящий котел стихии.
Всегда ярко освещенная прожекторами Стрелка была единственным островком яркого света посреди погруженного во мрак огромного города. Она казалась Антону отколовшейся льдиной, на которой спасшиеся дрейфуют посреди безбрежного океана.
Антон, подбежав вслед за Комбатом к самой кромке набережной, не замечая, что одет не лучшим образом, уставился в темноту, на бурлящую реку; и тут его обдало высокой разгневанной волной. Комбат, матерясь, отступил, хотя был одет в цельный брезентовый костюм, защищавший и от холода, и от влаги, оставлявший открытым лишь лицо. Антон был в летнем камуфляжном обмундировании, полученном на базе. Он мгновенно вымок, в легких ботинках начало хлюпать.
– Куда лезешь, отойди нахрен отсюда! – заорал подбежавший Хмельницкий, оттаскивая его за руку от воды, как ребенка. Антон, не отводя глаз от клокочущей пенящейся воды, отступал, послушно идя задом наперед за Хмельницким. Вода была живой. Она бурлила, притягивала и гипнотизировала. От нее невозможно было отвести глаз. Пучина манила…
Хмельницкий отвел его подальше и снова побежал к прожекторам.
– Есть! Вижу! Два кабельтова! Их сносит к Дворцовой! – орал кто-то в мегафон, стоя сразу за яркими лучами, прорезавшими водный ад.
Антон и сам уже видел старенький катер, которого стихия бесцеремонно швыряла из стороны в сторону на волнах. Темные укутанные в плащи фигурки людей стояли по обоим бортам, вцепившись в поручни, размахивая руками или просто вглядываясь в приближавшуюся твердь. Одна из женщин вела катер. Кто-то держал зонт, кто-то закрывался от ветра и ливня картонками или руками. Впрочем, все эти действия были абсолютно тщетны. Ветер вырвал зонт из рук одной из женщин и с бешеной скоростью унес его на реку. Из-под курток выглядывали дети. Катер проплывал южнее того места, где когда-то было красивое лазерное шоу над водой. Теперь эти металлоконструкции казались руинами древнего затопленного города.
Борта катера низко покачивались над водой, нагрузка была сильная, но и расстояние нужно было преодолеть небольшое. На катере находились только женщины и дети, ни одного мужчины – для них "эвакуация" была запретным словом. Но как же мало было беженцев… Лишь десяток человек. Все, кто спешно эвакуировался с Петропавловки. Мужчины все еще сражались насмерть, не желая сдаваться.
К Комбату кто-то подбежал, пригибаясь под струями дождя и залпами ветра. Высоченный, наверное, Барин. Оба они отчаянно махали руками стоявшим на катере, хотя это было совершенно излишне. Что-то они кричали женщинам, но расслышать слов Антон не мог.
Наконец, катер неловко приткнулся к пристани, покачнулся и внезапно начал заваливаться на бок. Теперь к нему бежали все, кто был на Стрелке. С катера раздавался истошный визг. Орали все, и никто никого не слышал. Кое-как катер выровняли, начали на руках принимать детей, потом начали спрыгивать женщины. Антон с жалостью вглядывался в беженцев. Измученные женщины с дробовиками, ревущие дети, баулы с самым необходимым. Эвакуация…
Две женщины, вымокшие до нитки, с растрепанными слипшимися от влаги прядями волос, с тюками, в мокрых джинсовках, за ними девушка в одном летнем платье… Какое там девушка! Девчонка лет двенадцати, только долговязая, прижимавшая к груди большую куклу. Господи, совсем еще ребенок!
Наконец, катер опустел. Людей повели к южной башне. Антон уцепил за ручонку одинокого мальчика, лет семи-восьми, в замшевой курточке, перепуганного, промокшего и дрожащего от холода. Ребенок вскинул голову, глянул на Антона затравленно и, вдруг, вырвавшись, стремглав помчался в сторону Биржи.
– Лови его, куда побег, малой! – заорал кто-то.
Антон кинулся за ребенком, поскальзываясь на заливаемой водой набережной.
Запыхавшись , он догнал мальчонку у самых дверей Биржи . Тот забился под ржавевший наверху автоприцеп и дрожал от страха и холода. Антон, встав на колени, выудил ребенка из-под машины. Пацан отчаянно сопротивлялся и цеплялся за кузов руками.
– Нееет! Нееет! Отпустите! Не хочу!
У него была истерика. Неудивительно, после всего, что пришлось пережить.
– Ну, ну. Теперь все будет хорошо, что ты… – бормотал Антон, смущенно гладя вырывающегося ребенка по мокрой голове со спутанными темными прядями. Он не знал, что с ним делать. Тот отбивался, закрывался от него руками и щипался. Потом резко вывернулся, попытался ударить Антона кулачком в лицо. Тот увернулся. Ребенок выскользнул и побежал назад, к своим. Кто-то его там в темноте и ливне подхватил на руки. Антон медленно поднялся с колен и пошел назад по тротуару, превратившемуся в бурный ручей – асфальта видно не было, он ушел под воду.
Всего беженцев оказалось девять человек – пять женщин и четверо детей- три девочки и мальчик, которого и подобрал Антон. Группа измученных людей в сопровождении Барина и Титова, взваливших на себя баулы, направилась к южной башне. Антон взглянул на нее неприязненно – мокрый темно-розовый осколок торчал посредине Базы, испещренный темными дырками, словно больной зуб.
Тут на Заячьем Острове что-то гулко грохнуло. Раз, другой, потом оглушительные взрывы посыпались, как горох из стручка. Протяжная серия ударов. Остров ярко осветился оранжевым зловещим светом. Земля дрожала, тряслась, как в припадке. Все замерли, потрясенно уставившись на гибнувший остров. Внезапно великолепный шпиль Петропавловского Собора качнулся, треснув, и с грохотом медленно свалился вниз. Удар был такой силы, что показалось, будто началось землетрясение . Потом раздалась еще серия взрывов, следовавших один за другим. Рвалась взрывчатка в Соборе. Под конец грохнул самый мощный взрыв. Он был такой силы, что от ударной волны все попадали на землю. Дети и женщины отчаянно визжали, причитали. Зазвенели вылетевшие стекла в зданиях Стрелки. Антону, повалившемуся на спину, показалось, что внезапно все вокруг сошло с ума. Это было полное ощущение царившего вокруг безумия. В ушах у него звенело, все плыло перед глазами, заливаемыми ливнем; он вымок до нитки, но уже не замечал этого. Орали мужчины, кричали женщины, дети. Все слилось в один мокрый визжащий клубок боли, страха и шока.
