Андрей Колганов - Ветер перемен
– Вопрос давно назрел! – откликается Дзержинский. – Но вы, как я понял, сами в этом деле участвовать не хотите?
– Не хочу. Категорически. Предпочел бы заниматься своим делом. – Выдержать взгляд Феликса Эдмундовича непросто, но я не отвожу глаз.
– Своим? Какое же дело вы считаете своим? – В голосе Дзержинского заметны нотки недовольства.
– Мы все делаем общее дело, – стараюсь отвести от себя прорезающееся возмущение. – И я готов работать там, где прикажет партия. Однако, полагаю, каждый человек – в том числе и ваш покорный слуга – принесет наибольшую пользу, будучи употреблен на своем месте. Там, где он сможет применить все свои лучшие способности.
– И в чем же вы видите свои способности? – Речь Дзержинского, мне на удивление, гораздо более правильная, нежели те обороты, которые он употреблял в известных мне речах, статьях и письмах.
– Прежде всего, в экономическом анализе. И вообще в аналитической работе. Организаторская работа дается мне тяжелей, но и с ней я справляюсь, если мне поручить строго очерченный участок. Мое слабое место – неумение быстро налаживать отношения с людьми. – Стараюсь быть лаконичным и в то же время достаточно откровенным.
– Кто мог бы дать отзыв о ваших деловых качествах? – Так, кажется, председатель ОГПУ все же решил меня к чему-то пристроить…
– Красин, Трояновский, Уншлихт, Котовский, Ленгник. Ну и, пожалуй, Шацкин. – Троцкого предпочитаю не называть. Деловых отношений у нас с ним, собственно, и не было. Кроме того, Дзержинский от него, мягко говоря, не в восторге, хотя и выступали вместе с одной платформой на Х съезде РКП(б).
При этом перечне фамилий Дзержинский чуть вскидывает брови, но вслух никаких эмоций не выражает.
– Хорошо, Виктор Валентинович. Перезвоните, пожалуйста, завтра, после четырнадцати ноль-ноль, моему секретарю в ВСНХ. – И он протягивает мне листочек с номером телефона. – Надеюсь, к этому времени уже будет какая-то ясность.
– Спасибо! – А что тут еще скажешь!
– До свидания!
– До свидания, Феликс Эдмундович!
Выходя из кабинета председателя ОГПУ, практически сразу сталкиваюсь с Трилиссером.
– Ну как? – тут же интересуется он.
– Шестьдесят шесть, – автоматически выдаю в ответ.
– Что – «шестьдесят шесть»? – Михаил Абрамович сбит с толку и нелепым ответом, и просматривающейся за этим ответом попыткой пошутить. В таком серьезном месте и с такими серьезными людьми… Низ-зя!
– А что – «ну как»?
Начальник ИНО наконец улыбается. Но как-то грустно.
– Шутки шутите… Как разговор прошел?
– Нормально прошел. Спросил, кто может дать отзыв о моих деловых качествах.
– Про конфликт с Ягодой ему рассказал? – понизив голос почти до шепота, спрашивает Трилиссер. Тем временем мы уже покинули приемную и идем по коридору.
– Нет. А зачем?
– Напрасно. – Мой собеседник недоволен. – Нужно было сориентировать Феликса Эдмундовича, а то ведь Ягода может сделать это первым. Хорошо, что я позаботился кратко ввести его в курс дела о ваших непростых взаимоотношениях.
– Какие там взаимоотношения… – машу рукой. – Ну поцапался с какими-то мелкими сошками. Они ведь даже не его агенты, так – временные шестерки. – На самом деле я смотрю на эту проблему гораздо серьезнее, но мне интересно узнать мнение Михаила Абрамовича.
– Ой, не знаешь ты Ягоду! – восклицает Трилиссер. Как ему удается передать восклицание, еще более понизив голос, теперь уже действительно до шепота, для меня загадка. Но удается же! – Он крепко запоминает тех, кто пытался перейти ему дорогу. Выждет подходящий момент – и ужалит. Хорошо, если не насмерть.
Вот тут решаю перестать играть под дурачка и выкладываю козырь, который до сих пор придерживал:
– Так уже. Вы думаете, с чего это чуть не вся коллегия НКВТ на меня ополчилась? С его подачи.
Михаил Абрамович шипит, стараясь, чтобы его голос все же не был слышен за пределами нескольких шагов:
– Так ты думаешь, он будет спокойно взирать, как ты пытаешься устроиться под крылышком у Феликса?! Считай, тебе уже объявлена война!
Мы уже подошли к кабинету начальника ИНО, и Трилиссер распахивает передо мной дверь в приемную, а затем отпирает свой кабинет ключом.
– Прошу!
Захлопнув за собой дверь, без приглашения устало опускаюсь на стул. Силы куда-то подевались – слишком перенервничал за эти последние часы. Набираю в грудь воздуха и с шумным выдохом произношу:
– Эх, Михаил Абрамович! С Ягодой нам, разумеется, миром уже не разойтись. Либо он меня в какую-нибудь интригу запутает, либо я ему ножку подставлю.
– Не справиться тебе с этим зубром, – качает головой Трилиссер. – У него и в ОГПУ авторитет, и поддержка с самого верха.
– Конь о четырех ногах, да спотыкается, – меланхолически выдаю своему собеседнику. Михаил Абрамович уже собирается то ли что-то спросить, то ли возразить, но я его опережаю:
– Вам такой молодой человек – Александр Яковлевич Лурье – знаком?
Начальник ИНО не замедлил с ответом:
– Конечно, знаком. Кажется, в восемнадцатом году Ягода взял его к себе заместителем, когда еще был управделами Высшей военной инспекции РККА. Затем, когда стал управделами ВЧК, снова Лурье к себе заместителем перетащил. Потом он работал в Особом отделе, но оттуда его выперли с выговором. А в двадцать втором мы этого субъекта из партии вычистили и уволили из ОГПУ. Правда, Ягода сунул его на теплое местечко – сначала в потребкооператив ОГПУ, а затем коммерческим директором общества «Динамо». А вас-то он чем заинтересовал?
Чем, чем… зацепочка одна есть – именно через этого оборотистого по хозяйственной части молодца можно зацепить фигуру покрупнее.
– Дело в том, что мне кое-что известно про этого Лурье. В бытность мою торгпредом в Эстонии Лурье под фамилией Киров («Тоже нашел себе псевдоним! Впрочем, у Сергея Мироновича это тоже была не своя фамилия», – промелькнуло в мыслях) работал в нашем Рижском полпредстве и был замечен в связях с сомнительными дельцами. Один из сотрудников полпредства, который был посредником в этих связях Лурье, некто Неймарк, вскоре сбежал в Германию.
Трилиссер посмотрел на меня с нескрываемым интересом. Смотри, смотри. Думаю, эти сведения для тебя не тайна за семью печатями, но вот небось гадаешь – а откуда они известны Осецкому? Слухи? Может быть… Но погоди, это еще не все.
– Так вот, этот самый Лурье продолжает ездить в загранкомандировки. Формально – для закупок по линии спортобщества «Динамо». Но, подозреваю, там дело далеко не так чисто. С визой у него сложности – так Ягода на все педали нажимал, чтобы все же протолкнуть его за кордон. Вот и сейчас Лурье оформляется в Германию. Неплохо было бы глянуть, чем он там на самом деле собирается заняться, а? – Несмотря на то что люди Трилиссера и так будут за Лурье приглядывать, причем по заданию того же самого Ягоды, предпочитаю обозначить свой прямой интерес в этом деле.
– Так вы думаете, там что-то нечисто? – задумчиво тянет Михаил Абрамович.
– Допускаю, что у Лурье вполне официальное поручение. Но вот удержится ли он от каких-нибудь проделок и не вляпается ли с ними во что-нибудь этакое… Вот что может быть интересным. Только мне-то этого не выяснить.
Трилиссер так же меланхолично-спокоен, как и обычно. Не спешит хватать наживку.
– Даже если и так, Ягода его прикроет.
– Тут по-разному может повернуться. Как это дело подать да какие фигуры вовлечь… Посмотрим, прикинем. Если пустое дело – значит, пустое. Заранее не решишь, – объясняю начальнику ИНО свою позицию.
– Ладно, посмотрим, – заключает тот и перескакивает на другую тему: – Не откажите в любезности сообщить, чем у вас дело с Феликсом Эдмундовичем закончится. Запоминайте мой телефон…
На сем мы, собственно, и распрощались.
Не скрою, всю первую половину вторника провел как на иголках. Будет ли что-то конкретное от Дзержинского и если будет, то что? Проблему с телефоном я решил просто – добрался до Бауманского райкома партии и выпросил разрешения позвонить из приемной. Поскольку телефон был в то время не слишком доступен, подобного рода просьбы в советских и партийных учреждениях были обычным делом. Едва дождавшись двух часов дня, прошу телефонистку соединить меня с номером, написанным на бумажке.
– Здравствуйте. Вас беспокоит Осецкий, Виктор Валентинович.
– Здравствуйте, товарищ Осецкий, – отвечает мне сквозь шуршание помех (все никак к ним не привыкну!) голос на другом конце провода. – Феликс Эдмундович оставил вам сообщение… А, вот: он просит вас, если не затруднительно, быть у него в ВСНХ сегодня, в семнадцать тридцать.
– Хорошо, буду, – быстро даю согласие.
– Пропуск я вам сейчас закажу. До свидания.
– До свидания. – Что же там такое? Не так уж много у него времени на личные встречи, чтобы просто взглянуть на меня еще раз. Чего хочет от меня Дзержинский?
