Василий Звягинцев - Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою
«Хотя, — подумал Мятлев, — происходить-то события будут совсем не здесь, а там, у нас, так к чему же эта иллюминация?»
И тут же сам себе ответил: «Но происходить-то они будут именно с тобой, вот тебе знак и подаётся…»
Чёрт знает, какие глупости лезут в голову по причине сильного душевного волнения.
— А что, — ответила, выслушав самый приблизительный абрис[4] плана Вяземская своим мелодично-обволакивающим (вне строя) голосом, — мне нравится. Особенно после всего, что сегодня было. Фёст стопроцентно на нашей стороне (попробовал бы возразить! Сейчас у девушки имелось против него неотразимое оружие, которым из двух влюблённых успешно может пользоваться тот, у кого нервы крепче и выдержки больше), Секонда мы тоже уломаем, ничего сложного. (Людмила воспринимала аналога своего Фёста как человека хотя и героического, увенчанного всеми возможными наградами, кроме того, своего прямого начальника, но при этом гораздо более слабохарактерного, чем «брат», ведомого в этой странной паре.) А вот с Тархановым им самим придётся работать, нам такая фигура не по зубам. Надо бы, конечно, ещё вызвать оттуда, где они сейчас находятся, остальных девчонок во главе с «дядькой Черномором» (Уваровым), ну и Сильвию, конечно. Без неё — никуда.
— А что Сильвия? Ей как раз сейчас здесь делать нечего. С автоматом бегать — не её уровень. Сами справимся. А аналитиков и без неё достаточно, — возразила Герта.
— Да как сказать, — Людмила смотрела на вещи глубже, — не те из нас аналитики. Сегодня мы одно дело сделаем, а что вследствие этого завтра начнётся?
— Что завтра начнётся — завтра и решим, — сказал, отворачиваясь от окна, Мятлев. Ему хотелось немедленных действий, и не только мести (хотя и её тоже), а созидательной деятельности по наведению в стране настоящего порядка. Важнее же всего — возможность в последний момент перехватить инициативу, удержать власть и впредь выступать на переговорах с Императором, как самостоятельная, независимая сила. Не изучал Леонид Ефимович как следует историю Варшавского восстания, иначе не повторял бы ошибку Бура-Комаровского[5].
— Нет, так не положено, — уже более жёстким тоном возразила Вяземская. — Одно дело, когда мы там у вас импровизировали, действовали в условиях крайней необходимости. А самостоятельно в другой стране смену государственного строя всемером устраивать… Нет, так не пойдёт. На то верховное главнокомандование имеется.
— Вдевятером, — машинально поправила Герта, — если Уварова и Фёста считать. А так ты права, пожалуй. Это я погорячилась… — Она выразительно посмотрела на Мятлева. Мол, и ты в моей горячности виноват.
— Давай сначала то, что нам непосредственно приказано, исполним. Дипломатический ужин в честь главы сопредельного государства — это тебе не офицерские посиделки. Потом отзовём Фёста и предложим. Как он скажет, так и будет.
Поужинали наскоро, аппетита не было почти ни у кого, адреналин в крови ещё присутствовал в достаточных количествах.
— Я бы предложил прогуляться по вечерней Москве, — сказал Фёст, — ничего более осмысленного мы сейчас предпринять не можем. Времени у нас неограниченно. Можем хоть месяц отдыхать, а там стрелки остановлены, как на шахматных часах. Попросим местных товарищей принять бразды правления и окружить нас заботой «согласно законов гостеприимства».
Насколько мне известно, да вот и Леонид Ефимович подтвердит — этот город, ваше высокопревосходительство, во множество раз безопаснее нашего с вами. Самодеятельной преступности здесь, считайте, нет, только профессиональная, которая уличным хулиганством не занимается, наоборот, сама бдительно следит, чтобы всякие отморозки ей лишних проблем с властями не создавали. Наркомании и наркоманов тоже нет, кокаином, гашишем и опиумом больше в великосветских салонах и на богемных сборищах балуются, как у нас до Первой мировой. Ну и постовые городовые на каждом перекрёстке стоят, в пределах зрительной и звуковой (свистком) связи…
— Прямо рай земной у них здесь, получается, — недоверчиво хмыкнул президент. — Отчего же у нас, что в России, что в США, преступность непрерывно растёт, причём становится всё более агрессивной и немотивированной?
— Ну, Георгий Адрианович, — не выдержал уже Секонд. — Вы же юрист всё-таки, неужели нужно столь очевидные вещи растолковывать? Видно, на вашем факультете чему-то не тому учили. И Маркса с Энгельсом, наверное, на семинарах игнорировали. Вы же успели эпоху тотального марксистско-ленинского образования застать?
— Да практически уже и нет. Во время перестройки, когда я только поступил, на эти науки уже внимания почти не обращали. Другие имена в моде были. Но вы откуда про всё это знаете? Здесь тем более «исторический материализм» и «научный коммунизм» ни к чему.
— Исключительно из чистого любопытства почитывал. Хотелось понять, как такие заумные теории к государственному перевороту и Гражданской войне привели. А когда с братцем, — он кивнул в сторону Фёста, — познакомились, пришлось всерьёз заняться. Семьдесят лет вашей советской истории — весьма увлекательный феномен…
— Так не совсем понятно, как вы Маркса с Энгельсом и проблему преступности у нас и у вас увязываете, — задал вопрос до того молчавший Журналист.
— Ничего нет проще, Анатолий. Бытие всё-таки определяет сознание, хотя последнее время политологи утверждают, что наоборот, — ответил Фёст. — Если вы помните, царская Россия по уровню уголовной преступности занимала одно из последних мест в цивилизованном мире, и число заключённых на душу населения было ровно в пятнадцать раз ниже, чем сегодня у нас в РФ. Для примера ещё напомню, что при Муссолини мафия в Италии была практически сведена к нулю и на двадцать лет «залегла на дно». А как только американцы Италию освободили, первым из демократических институтов возродилась именно мафия. Интересный факт, да? Так вот в здешней России с самой Гражданской войны шла целенаправленная борьба не только с «причинами преступности», как это декларировали большевики, а прежде всего с её носителями, поскольку победившая «белая» власть хорошо усвоила, что уголовники для коммунистов — «классово близкие» и являются своеобразной «питательной средой» для советской власти. Так называемые «честные люди» ей невыгодны и политически и экономически. Как, впрочем, и нынешней эрфэшной. Вот мелочь вроде бы, а меня наповал сразила — с появления первых личных автомобилей и по сей момент в СССР, теперь РФ, существует норма — «угон без целей хищения». Кража костюма из магазина — всегда кража, поносить ты его взял или насовсем. А машину, оказывается, можно как бы и не украсть… Всё вокруг народное, всё вокруг моё!
— Хватит, хватит, друзья, — вмешался Мятлев. — Уж это — совсем не тема для текущего момента. Собрались идти гулять — так пойдёмте. Тем более — наши дамы уже переоделись и ждут, нервничая.
Действительно, пока мужчины вели застольную беседу в сократо-платоновском духе, валькирии привели себя в вид, подходящий для намеченной цели.
…Перед выходом Мятлев с Фёстом проверили, в каком состоянии находятся оба пленника, по старой методике приковали обоих в разных ванных комнатах наручниками к трубам. От жажды не помрут и гадить под себя не будут, остальное несущественно. Пусть думают, тем более что Мятлев, не скрывая злорадства, сообщил своему бывшему коллеге Стацюку, что они все, сам Леонид Ефимович в том числе, находятся в руках людей, для которых понятия прав человека, уголовно-процессуальный кодекс и даже конвенция по обращению с военнопленными (если бы они под таковую попадали) — пустой, неосязаемый чувствами звук.
Эти слова вызвали у генерала очередную презрительную усмешку и короткий нецензурный ответ. Или он словчился перед выходом на переговоры каким-то долгоиграющим наркотиком заправиться, или от природы обладает таким идиотским упрямством, издалека похожим на настоящее мужество.
— Давай-давай, выпускай пар, — поощрил его Фёст. — Часиков через двенадцать весь гонор с тебя сойдёт, тогда и побеседуем. Строго исходя из тех же жизненных установок, которыми ты руководствовался. Так что сиди на цепи и воображай, как бы ты со мной поступил, попади я в твои руки, а потом помножь всё это на два, а то и на три. Просто потому, что я умнее и фантазия у меня богаче… Так что приятной медитации.
Выйдя из ванной, он погасил в ней свет. В темноте обычно лучше думается.
Для начала Секонд решил устроить ознакомительную поездку по Москве на открытых автомобилях. Таксомотры прибыли по вызову минут через десять, до «биржи извозопромышленников» тут совсем недалеко. При размещении возникло краткое препирательство. Секонд предложил в первую машину сесть Президенту, Журналисту, Мятлеву. И он с ними в качестве принимающей стороны и экскурсовода. Во вторую — Фёсту, Людмиле, Герте. Они составят группу сопровождения и прикрытия, на случай если и сюда проникнет какой-нибудь враг. Прецеденты случались.
