Олег Таругин - Если вчера война...

— Серег, ты че? Чего машину трясешь, дедушке спать мешаешь? — Витек спрыгнул на землю и сладко потянулся, поддернув на плече автоматный ремень. — Перекурим, что ль?

Дембель неспешно вытащил сигареты, протянул пачку Другу:

— А че это молодняк разбегался? — Он кивнул куда-то за спину Маклакова. Внезапно его глаза заметно округлились: — Охренеть! Глянь, эти уроды палатки завалили! Все до единой! Во прикол! Ну, все, Крамар их уроет! Пипец молодым, теперь до самого дембеля будут ротный нужник чистить!

Серега непонимающе оглянулся и застыл, пораженный невиданным зрелищем: установленные позавчера палатки все до единой были повалены, а некоторые и вовсе висели на ветвях деревьев. Деревьев, которые еще несколькими минутами раньше стояли куда дальше от кромки тренировочного поля! Будучи просто не в состоянии осознать увиденное, он автоматически затянулся, тут же выронив сигарету в ответ на раздавшийся откуда-то сбоку срывающийся на фальцет крик:

— Бросай оружие, стрелять буду!

Два года срочной даром все-таки не прошли, и оба дембеля отлично знали, что бросать оружие и уж тем более стрелять в подобной ситуации должен как раз кричащий, поскольку «часовой есть лицо неприкосновенное», а часовыми сейчас являлись именно они. Коротко переглянувшись, бойцы раздались в стороны, падая в положение для стрельбы с колена: Серега слева, окончательно проснувшийся Витек — чуть правее. Коротко щелкнули, опускаясь вниз, планки предохранителей, лязгнули затворные рамы, досылая в казенники первый патрон. И только произведя эти заученные до автоматизма действия, парни разглядели кричащего - Щуплого паренька с непомерно длинной винтовкой в руках. Направленной, между прочим, не куда-нибудь, а в сторону обоих «неприкосновенных лиц»!

— Бросай оружие, говорю! — Паренек клацнул затвором, и Маклаков неожиданно узнал оружие. Ну, конечно, винтовка системы Мосина, им такую в музее ОдВО на Пироговской улице показывали, даже в руках подержать и затвор подергать разрешили. Он тогда еще сильно удивился, что в привычном ПКМе и «драгуновской» снайперке тот же патрон используется. А в том, что это именно боевое оружие, а не какой-нибудь новомодный массогабаритный макет1, он отчего-то вовсе не сомневался.

— Это ты бросай! — заорал в ответ Сергей, вдруг осознав, что очень даже может быть, сейчас ему придется впервые в жизни выстрелить не в ростовую мишень на полигоне, куда их возили аж целых семь раз, а в живого человека, в своего сверстника. — Бросай, стреляю на поражение!

Парнишка ничего не ответил, лишь поудобнее перехватил увенчанную узким граненым штыком винтовку и зачем-то расставил пошире ноги. Вот же положение, ну не станешь же первым стрелять, ведь это уже по-настоящему, это насмерть! В живого! Вот он стоит, а вот...

— Серый, — донесся до Маклакова едва слышный голос товарища, — че делать будем? Откуда он тут? Че вообще за хрень происходит, а?

— Молчать! — Со слухом у парнишки, похоже, проблем не было. — Казал же, бросайте оружие, стрельну!

— Слышь, братишка, ты это... — Старшина не договорил. Откуда-то из-за спины, со стороны тренировочного поля, вдруг донесся раскатистый выстрел. И же тут грохнула — ух ты, громко-то как! — трехлинейка в руках парня. Не прицельно и не именно в них, - скорее просто палец на спуске инстинктивно дернулся. Пуля сочно шлепнула высоко над головой в борт кунга без труда пробив тонкий алюминиевый лист, но обоим патрульным этого хватило сполна. Нервы-то не железные! Первым выжал спуск Родионов, долей секунды спустя к нему присоединился и Маклаков, и две короткие очереди отбросили изломанное тело паренька назад.

— Б...дь! — прокомментировал Сергей, инстинктивно пригибаясь, — еще одна, непонятно откуда прилетевшая пуля ударила в борт над головой и, оставив продолговатую вмятину, с противным визгом ушла рикошетом в сторону.

— Сзади! — уловив, откуда стреляли, коротко рявкнул Родионов, разворачиваясь и выпуская длинную очередь. Маклаков плюхнулся на землю, перекатился под автомобиль и, не задерживаясь, прополз еще немного вперед, выглянув между задних колес «Урала».

Нападавших (или атакующих?) — с первыми же выстрелами заученные некогда строки Устава напрочь вылетели из головы — оказалось трое: двое с винтовками и один с пистолетом и в фуражке, видно, офицер. И отчего-то именно этот последний, державшийся чуть позади, показался Сергею наиболее опасным. Высунув между колесами ствол «калаша», Маклаков поудобнее перехватил пластиковое цевье и выцелил бегущего. О том, что сейчас он во второй раз в жизни выстрелит в живого человека, уже не думалось, равно как и о том, что вообще происходит. Прав был ротный — чем хорош Устав, так это тем, что позволяет не думать тогда, когда надо действовать. На них напали, и они обязаны оказать противнику огневое сопротивление. Все. С этой мыслью старшина выбрал слабину и потянул спуск.

Автомат привычно толкнулся в плечо, и бегущего отбросило назад. Не отпуская спускового крючка — подсознательно он помнил, что так стрелять нельзя, что это неправильно, что сбивает прицел, перегревает и изнашивает ствол и нерационально расходует боеприпасы, но палец будто бы вдруг окостенел, — он повел стволом из стороны в сторону, пересекая свинцовой строчкой еще две жизни. Грохот выстрелов привычно оглушил, и где-то глубоко мелькнула шальная мысль, что все это происходит не с ним. Да-да, точно, конечно же, не с ним! А если даже и с ним, то на самом деле он сейчас лежит на стрельбище, на расстеленном брезенте, а позади стоит с планшетом принимающий стрельбы офицер. И впереди вовсе не люди из плоти и крови, а покрытые пробоинами бездушные фанерные мишени, безропотно падающие под ударами его пуль...

В этот момент боек щелкнул вхолостую. «Семьдесят четвертый» израсходовал первый из выданных Крамарчуком — а кто это, кстати: кто-то из прошлой, уже такой далекой и нереальной жизни, да? — магазинов. Старшина автоматически отстегнул опустевший рожок, отбросил в сторону, нащупал на боку подсумок и перезарядил оружие, вскользь припомнив, что третий магазин он отдал Родионову. За спиной грохотнула очередь Витькиного автомата, грохотнула — и осеклась, завершившись коротким стоном, шорохом падающего тела и каким-то непонятным бульканьем.

Перевернувшись на бок, Маклаков обернулся. Земляк лежал, обеими руками зажимая простреленную шею, алая пузырящаяся кровь выплескивалась сильными толчками между его пальцев. Согнутые в коленях ноги яростно скребли каблуками берцев по траве, но с каждой секундой все слабее и слабее. Серега не был особо искушен в военно-полевой медицине, но отчего-то сразу понял, что тот уже не жилец — пуля, видимо, пробила не только горло, но и сонную артерию.

Извернувшись ужом, он прополз обратно под задним мостом и подтянул к себе автомат товарища. Отстегнув магазин, на ощупь определил, что тот пуст: перед смертью Витька все-таки успел расстрелять последние в жизни тридцать патронов. Что-то металлически щелкнуло несущую раму, визгнув куда-то в сторону, со смачным шлепком ударило в шину. Третьей пули — уже его собственной — Маклаков не услышал. Просто тяжелый удар в грудь, будто кирзовым сапогом со всей дури въехали. И разрывающая внутренности боль, только отчего-то вовсе не в груди, а в спине... «А, ну да — вяло подумалось старшине, — на выходе пуля всегда наносит большие повреждения, оттого и боль». Мысли стали вязкими и какими-то вовсе не важными. Входное отверстие, выходное... имеет ли это хоть какое-то значение? А Крамарчук, хоть и нормальный мужик, все же порядочный гад! Не мог эти свои дурацкие патроны – гранаты -взрывчатку в другое место спрятать? Да уж, постояли они с Витьком на посту в последний раз, называется, хорошо постояли!..

И это было последней мыслью так и не дождавшегося своего счастливого дембельского поезда старшины Сергея Маклакова.

Глава 2

Что именно произошло, сержант корпуса морской пехоты шестого флота США Джимми Джойс так и не понял. Еще мгновение назад он стоял, оперившись плечом о борт «Хаммера», и вдруг какая-то неведомая сила властно отшвырнула его в сторону. Когда он, тряся гудящей головой, поднялся на ноги и проморгался от запорошившей глаза пыли, джип уже лежал на боку, беспомощно уткнувшись в землю стволом сорвавшегося со станка крупнокалиберного «браунинга».

Как именно все это произошло, он не видел — зато хорошо видел, как погиб капрал Корнэйл. Беднягу застрелил в спину какой-то сбрендивший задохлик в странной мешковатой форме и с не менее странной винтовкой в руках. Но каким бы странным ни выглядело это оружие, оно стреляло, и стреляло неплохо Джимми видел — и, наверное, уже никогда не забудет! — как на груди бегущего капрала вспух, лопнув кровавым облачком, бутон выходного отверстия: пуля насквозь пробила грудную клетку. Корнэйл взмахнул руками и упал ничком в нескольких метрах от Джойса, нелепо выбросив вперед левую руку и широко раскидав ноги в высоких десантных берцах.