Андрей Посняков - Новая Орда
– Верно, молиться пойду. В домовую церкву. И вы – молитеся, а завтрева… завтрева встретимся.
Приглашенные с поклонами удалились, а князь снова опустился в кресло. Выпил принесенную слугой корчагу сбитня, ухмыльнулся, махнул рукою духовнику – садись, мол, рядом, на лавку.
– От посольства того всякое может быть, – дождавшись вопросительного взгляда, тихо промолвил святой отец. – О чем они там с тестюшкой твоим бывшим договорятся – не знаем. Может, и о Москве, а может – об ордынских делах только. Всяко может быть, однако ж Егория-князя прыткого неплохо было б от границ наших убрать.
– О! – князь Василий обрадованно потер руки. – И я про то ж мыслю. Но… как войско-то дать? Вдруг Витовт… Ты-то что скажешь?
– Егория с войском его убирать надо – тут и спору нет, – с неожиданной твердостью заявил духовник. – Ладно, сидел бы в глуши своей, Заозерье, так он же и в наши земли подлез, и с Борисовичами, князьями нижегородскими – теми еще вражинами – задружился, и в Новгороде – донесли – палаты себе прикупил. Это плохо, что в Новгороде.
– Знамо, что плохо, – кивнув, зло бросил государь. – Ух, худые мужики-вечники. Я б вас… Места б мокрого не осталось.
Отец Варсонофий мягко улыбнулся:
– Силы надо копить, княже. Даст Бог, дойдет очередь и до Новгорода. А Егория – услать.
– Но! – Князь приподнялся в кресле, передав выпитую чашу слуге, тотчас же бесшумно исчезнувшему за покрытой дивным узорочьем дверью. – Егорка-то может на Орду и убоятися пойти без нашей-то подмоги! Недаром ведь просил. Хитер, хитер…
– Не так он хитер, как жена его, Ленка, – заметил святой отец. – Она, змея, его во всем настропаливает – и против Нифонта-князя покойного, коего, говорят, по ее приказанию и убили… и против тебя, княже! Как есть – змея.
Василий покивал и вдруг улыбнулся:
– Змея-то змея, однако ж и Нифонт тут виноват – это ж он ее в Орду продал, к трону заозерскому путь себе расчищал. Расчистил на свою голову… тьфу! А Егорка этот… Не побоялся обесчещенную девку в жены себя взять! Взял… и кто теперь хоть слово ему скажет? Когда за спиной силища воинская да струги, ушкуи, ладьи? Да хлыновцы-разбойники – они ж ему благоволят, верят…
– Вот и нужно, княже, такую занозу отсюда убрать… пусть даже на время.
– Понимаю, что нужно! – князь прихлопнул рукой. – Но – войско?
– Войска, мыслю так – с Егорием не посылать… большого. Уж больно опасно!
– Так он же не пойдет!
– А если – с посольством? Мол, поглядим сначала, что там, да как, в Орде, а уж потом…
– Он может и с посольством не поехать, – нахмурился Василий. – Хитрый. Просто верного человека пошлет, как и я б на его месте сделал.
Отец Варсонофий пригладил бороду и, перекрестясь на висевшую в углу икону Георгия Победоносца, негромко предложил:
– А мы к нему сперва своего человека пошлем – со всеми нашими предложениями… и дружиной. Яндыза!
– Хоп! – Великий князь удивленно всплеснул руками, чуть помолчал и… громко рассмеялся: довольно, радостно, с облегчением, как человек, только что решивший важную и непростую проблему. – Да! Яндыз! А пусть-ка послужит. Это парень мертвого уговорит, тем более, Егорку-то и уговаривать долго не надо.
Покуда на Москве князь Василий Дмитриевич держал совет с отцом Варсонофием, куда как севернее, в Господине Великом Новгороде, некоторые времени тоже зря не теряли – дрались! Все как обычно зачиналось – пришли парни-артельщики с вымола в корчму, неприметненькую, на Заболотной улочке Плотницкого конца, уселись, закуски не дожидаясь, хлобыстнули с устатку корчагу перевара – зараз, крякнули, по сторонам поглазели. Один – здоровущий парняга с руками, что грабли, возьми да спроси:
– А кому б нам, робяты, морду седни набить? Может, немцам?
И кивнул на гостей со двора Готского – с бритыми лицами, в платьях приметных, в кафтанчиках бархатных, темных, в плащах, теплым мехом подбитых. Сидели гости чинно – потягивали себе пивко да о чем-то неспешно сговаривались – и чего им на своем дворе не сиделось? Скучно, наверное, стало – каждый-то день одни и те же рожи видеть, вот и пошли, прогулялись, да завернули в корчму – а там артельщики: лодочники, перевозчики, рыбаки.
Морды вот вознамерились бить. Немцам. Оглоедина вроде б и спросил-то шутя, ан нет – другой отозвался на полном серьезе:
– Немцев вчерась угощали. Неможно ж каждый-то день.
– А кого другого-то? – осмотревшись, резонно возразил оглоед. – Хозяину только рази начистить рыло? Эй! Корчма! Чего пиво теплое?
– Уймись, Лутонюшко, – сосед положил орясине руку на плечо. – То не пиво, сбитень слуга корчемный принес – я просил.
– Ну, сбитень так сбитень, – Лутоня покладисто согласился, отпил… и, скривившись, заорал еще громче: – Эй, корчма! Пошто сбитень холодный принес? Совсем нас не уважает, а, парни? И не идет, вот ведь, голова коровья, небось где-то спрятался. А мы поищем! Ишь ты, чего удумал – пивом те… холодным сбитнем честных людей угощать! Да ладно бы кого пришлых, так ведь своих, новгородских.
Тут совсем бы плохо пришлось и самому корчемщику, и слугам его, а возможно, и самим драчунам-артельщикам – вдруг бы корчемные успели своих, уличанских, на помощь позвать или, пуще того, стражу кликнуть? Никому б хорошо не было, да вот Бог нынче миловал – других гостюшек в корчму заслал. Скрипнула дверь, отворилася – и завалило с улицы с полдюжины молодых мужиков, по виду – не из слабых. Вот то и славно!
Лутоня плечами повел, потер руки:
– А ну-кось! Это кто еще у нас тут шастает? Откель? – Ухмыльнулся, подмигнул своим: – Пойду, познакомлюсь.
Артельщики переглянулись и дружно кивнули – а чего ж? Теперь уж есть кому бока намять – парни не хилые, за себя постоять могут…
– Ты, Лутоша, пасись – вдруг да у них ножи?
Детинушка отмахнулся:
– Чай, и у нас кистеньки найдутся.
Новоявленные гости между тем подозвали корчемного слугу, заказав для начала кувшин стоялого медку и пирогов с сигом… отчего подошедший Лутоня аж затрясся!
– Стоялые меды заказываем, тли? На нашем конце, ни с кем не деляся?
– Отвянь! – не оборачиваясь, рыкнул один из чужих.
И обрадованный Лутоня поспешно зарядил ему в ухо! С размаху, красиво так… получилось бы, кабы чужак ловко этак не увернулся… да еще засадил в ответ оглоеду в скулу, отчего детинушка – уж на что силен! – на ногах не устоял, да так и сел на пол и, хлопнув глазами, жалобно протянул:
– Наших бьют, робяты-ы-ы-ы…
«Робяты» подскочили тут же, но и чужаки оказались не лыком шиты – живо повытаскивали ножи, а кто-то – и сабельку.
– Ух, тля! – вскочив на ноги, огорченно прорычал Лутоня. – Сабли у вас? Ножики? Ну-ну…
Не успели оглянуться, а оглоед уже хватанул ручищами скамью, единым махом сбив сидевших на ней до того людишек – немецких купцов. Схватил, махнул, напрочь сбивая стоявшую на столе посуду:
– Ужо я вас угощу!
Сверкнул клинок. Ударился в стену нож.
– Пусть скамью бросит! – резко предложил тот, что с саблей. – Тогда по-честному драться будем – на кулачках.
– На кулачках так на кулачках, – довольно загалдели артельщики. – Лутоха, бросай скамеечку.
И пошла потеха. Один другому – в ухо – ввух!!! Аж звенит! В ответ – по скуле, да по печени – ух и круто, да и больновато же. А в углу еще парочка образовалась – кулачищами машут, как мельницы, один другого мутузит – любо-весело посмотреть! Зрителей – услыхавши про драку – в корчемку много понабежало, вдоль стеночки вставши, пересмеивались, а купцы немецкие ставки делали – один на Лутоху два серебряных гроша поставил, а другой – целый гульден.
Соперник Лутохин тот гулдьден углядел, ухмыльнулся:
– Ого, паря, как тебя ценят! Н-на, лови плюху!
И ударил – с ноги, в подбородок – получай! Лутоня так плечищами в стену и въехал, закачал головой, словно оглоушенный бык. Но тут же оправился да ка-ак двинул неосторожно приблизившемуся обидчику в ухо – тот так с ног и полетел, аж к двери, едва на улицу не выкатился, да какой-то только что вошедший господин удержал его на пороге. Молодой такой парень, высокий, приятный лицом, со светло-русой шевелюрой, еще и усики, и бородка, на ганзейский манер стриженная… немец, что ль?
– Здорово, парни!
Не, не немец – ишь как выкрикнул, да так глазищами серо-стальными зыркнул, что даже драчуны обернулись, подумали, будто посадниковы люди пришли перцу задать. Не, не посадниковы… Однако ж чужаки вмиг вдоль стеночки выстроились, зарделись, ровно девицы красные…
– Мы тут это… пива зашли попить, господине.
– Попили? – Невозмутимо поставив скамейку к столу, незнакомец (а кому, судя по всему – и очень даже знакомец!) уселся и вытянул ноги, обутые в дорогущие, из тонкой телячьей кожи сапоги. – Ну, попили – и проваливайте. Чего встали? Проветритесь, а завтра с утра – ко мне на беседу.
