Когда растает снег... - Игорь Семенов
Впрочем, Долгая зима много что принесла нового в плане экономного использования ресурсов… Что в промышленности, что в том же сельском хозяйстве или в других отраслях народного хозяйства. Чудное дело, но иногда Большая беда куда больше способствует борьбе с бесхозяйственностью, чем все метод повышения эффективности экономики и все прочие поощрения вместе взятые. Сколько раньше тех же овощей гнило на овощебазах? Сколько зерна не добиралось до элеваторов, портясь в колхозах из-за несвоевременного вывоза? Сколько металла впустую переводили в металлолом? Сколько потенциально ценного сырья отправлялось на свалку или бесполезно сжигалось? Вон взять хоть те же попутные нефтяные газы, которые раньше бесполезно сжигались… А теперь вдруг оказалось, что их можно выгодно использовать для отопления теплиц! И какого хрена, спрашивается, никто не думал об этом раньше?
Потом обсуждали с товарищем Бенедиктовым планы на ближайшие годы… Сколько еще надо построить каналов. Какие предпринять меры по борьбе с обезлесением в горных районах — и тут как нельзя кстати пришелся опыт Иранской ССР… И постепенно его надо будет внедрять и у себя. Пока климат в Средней Азии стал прохладнее и влажнее. Потом будет поздно… Уделили внимание и новым методам агротехники, и выведению новых сортов различных культур, в чем за прошедшие годы были достигнуты неплохие успехи, и новым технологиям.
А ведь как прав оказался товарищ Бенедиктов еще в 50-е — когда отстаивал интенсификацию сельского хозяйства! Когда вместо предлагавшегося некоторыми товарищами экстенсивного метода, максимального наращивания распаханных площадей, в том числе на Целине, сделали основную ставку на новые технологию, новую технику, на применение удобрений… Да, это было сложнее и дороже, чем просто нагнать побольше тракторов и распахать в два, в три раза большие площади. Тогда еще были сомнения, но теперь было хорошо понятно — этот метод не принес бы ничего хорошего. Даже в том случае, если бы не было Долгой зимы. Без лесополос, без систем орошения, без пригодной для тех мест агротехники все кончилось бы пшиком — даже если бы на первых порах удалось собрать несколько рекордных урожаев…
Но самым неожиданным было даже не это… Это все — обычные текущие вопросы, к которым давно уж привыкли. Уж сколько за эти годы было совещаний по теме развития сельского хозяйства! Сколько, наверное, не было за всю предыдущую советскую историю… Куда больше удивили его последние слова Ивана Александровича.
— Как отменим Особое положение, напишу заявление об отставке, — устало произнес мужчина. — Прошло наше время… Устал я.
— Наше? — не понял в первый миг Пономаренко.
— Да всех нас, сталинских наркомов и министров, — усмехнулся товарищ Бенедиктов. — На пенсию пора нам…
— Нашел уже кого на свое место? — спросил Председатель Совета министров.
— Помоложе кого-нибудь надо, — задумчиво произнес Иван Александрович. — Как нам когда-то было…
Имелось в виду, конечно, то время, когда сам Бенедиктов стал наркомом… В 35 лет. На тот момент в СССР было одно из самых молодых правительств в мире. Только Пономаренко понял, что не просто так Бенедиктов завел этот разговор. Это своего рода намек на то, что «пришло время молодых»… По сложившейся до Долгой зимы практике руководителей высокого уровня привыкли отправлять на пенсию в семьдесят лет. Формально по возрасту, а по факту — больше потому, что таким образом «новая метла» расчищала место для своих людей. Так когда-то отправили на пенсию Молотова, Кагановича, Ворошилова и многих других…
И вот ему уже 72 года — и пусть «новой метлы» пока нету, но ведь немалая доля правды в словах про здоровье и впрямь была… Это товарищ Пономаренко прекрасно чувствовал по себе. Вспомнился волей-неволей и последний год товарища Сталина… Когда тот, наполовину парализованный, практически не мог пошевелить левой рукой и с трудом ходил, что даже заставило Иосифа Виссарионовича отказаться от излюбленной привычки ходить по кабинету во время обсуждений. Вспомнилось и то, с каким трудом он в последний раз поднимался на трибуну Мавзолея. Медленно, с нескольким остановками чтобы перевести дух. И пусть большинство простых людей этого и не знало, но… Товарищу Пономаренко очень не хотелось, чтобы его запомнили таким же.
Так что пришла, видимо, и его очередь становиться «пенсионером союзного значения», писать мемуары про войну и Долгую зиму и рассказывать школьникам про свершения прошлых лет… Но для начала нужно все тщательно подготовить! Очень не хотелось бы, чтобы после его ухода в стране разгорелась новая борьба за власть, как то было после смерти товарища Сталина.
Только кого взять приемником? Практически все кругом — его ровесники! А кое-кто даже постарше будет… Заместители, большинство министров… Почти всем под семьдесят! А некоторым, как товарищу Василевскому, и того больше! Разве что Шелепин вон… 56 лет всего. Но он даже не первый заместитель! Выходит, пора его на повышение отправить. Лет десять-пятнадцать руководить страной он еще сможет — а там уж и состав Совета министров обновит. Да, именно так и надо сделать! А там уж придут те, кого выдвинула Долгая зима…
Невольно вновь вспомнился Михаил Солнцев из далекого Саратова… Полгода назад он прислал еще пару писем с перспективными идеями, причем по принципиально новой теме — что-то там по приборам для космической связи. И товарищ Пономаренко уж не знал, чего от него еще ждать. И почему-то все больше казалось, что даже для гения все эти его идеи — уже перебор… Порой так и казалось, что кто-то ему подсказывает эти идеи. Уж слишком быстро это все происходит! Вот только в мистику Председатель Совета министров не верил… А, значит, всему должно быть рациональное объяснение! Только найти его пока все не удавалось. И это порой откровенно раздражало… Как раздражает любой непонятный фактор в политике или экономике — когда, вроде, все делаешь правильно, но находится какая-то мелочь, что ломает все планы и дает на выходе совсем не то, чего бы хотелось.
* * *
Этот день мог бы стать обычным августовским днем. Теплым, солнечным… Но совершенно ничем не выделяющимся на фоне сотен и тысяч других дней. Разве что для кого-то он мог оказаться днем рождения или какого-то еще значимого лично для него и его семьи события… Но не более того. И все же именно этому дню суждено было навсегда войти в историю.
По привычке
