«Битлз» in the USSR, или Иное небо - Юлий Сергеевич Буркин
– У нас там в основном болота.
– Болото у нас, в Москве, – отвечал Леонид. – А у вас в Сибири – как раз жизнь!…
В этот раз они сидели в кафе «Любава» и завтракали.
– Слышал уже про «битлов»? – спросил Якубович.
– А что такое? – Мучник напрягся. Именно по поводу «битлов» он позвонил донельзя занятому другу и вытащил его на чашку кофе. Хотел, чтобы тот, пользуясь своими обширными знакомствами, похлопотал о включении Томска в список гастрольных городов, но еще не успел завести об этом речь.
– Отослали родимых в Тмутаракань, с глаз долой. – Якубович с отвращением отпил из чашки. – Главное, за державу обидно. Теперь к нам не только звезды первой величины, а даже какой-нибудь «Пудис» вшивый сто раз подумает, прежде чем приехать.
Мучник смотрел на Леонида озадаченно:
– Я не понял, ты о чем это сейчас? Я слышал, что концерты им разрешили и они начинают триумфальное турне.
Якубович едко засмеялся, его усы встали дыбом.
– Ага! Триумфальней некуда! Они сейчас в деревне, которую и на карте-то еле найдешь.
– Шутишь, – несмело улыбнулся Мучник, зная натуру друга. Но в голове у Моисея Мироновича уже образовался миниатюрный вихрь из мыслей и эмоций. Через несколько секунд он оформился в ясную мысль: это его шанс.
– Нет, Мося, – Якубович глянул на часы, – не до шуток мне.
– Леня, – прошептал Мучник возбужденно, – послушай меня. Только не отказывайся сразу, умоляю тебя.
– Давай, давай…
– Леня, ты хочешь стать знаменитым, хочешь войти в анналы?
– Да я и сейчас не жалуюсь, вся Москва меня знает.
– А я говорю про весь мир. Весь мир будет знать, кто такой Лео Якубович. Тебя в школах будут проходить, на марках выпустят, на банкнотах, самолет подарят. У тебя какой самый любимый?
– Ну хватит воду мутить, говори, что задумал.
– Давай спасем «битлов» от позора, увезем их оттуда. Ко мне, в Томск. На самолете. На маленьком, как ты любишь.
– Слишком далеко, – покачал головой Якубович. – И почему обязательно на маленьком, почему не посадить на нормальный, «аэрофлотовский»?
– Кто им, интересно, разрешит? И мне… Поездом тоже нельзя, заметят, проверят документы и вернут со скандалом обратно. Нет, Леня, это возможно сделать только тайком. Украсть! И доставить как можно быстрее. Значит – на самолетике.
– Вот что, Мося, – Леонид начал говорить с легким возмущением, – ты что-то… – Но вдруг замолчал. Теперь мини-торнадо начало бешено вращаться уже в его сознании: «Это будет приключение! Настоящее приключение! В духе Жюля Верна!… А потом я напишу про это книгу… Сценарий… По нему снимут фильм… Канны. Венеция. „Оскар"!…»
Моисей Миронович заметил, что в глазах Леонида зажегся авантюрный огонек. Так было всегда, когда тот готовился предпринять что-то рискованное – без билета провести друга в Большой театр или прямо в метро познакомиться с красивой девушкой… Теперь ничто не могло его поколебать. Мучник был в этом уверен, ведь он и сам был сделан из того же теста.
– Только одно мне объясни, Мося, чем твой Томск лучше той, как ты выразился, Тмутаракани, куда их уже отправили?
– Да тем, что у нас зал на три тысячи человек, и он будет битком. Что Москва далеко, не остановит, а журналисты непуганые напишут.
– Так, – быстро кивнул Якубович. – Самолет возьмем на «Большом Грызлове», у меня ключи есть. – Он уже генерировал конкретный план действий. – Ты в какой гостинице? – Мучник назвал. – Хорошо, жди меня в девять и оденься потеплее. У тебя есть деньги на случай несговорчивости сторожа?
– Есть водка и икра.
– Еще лучше. До встречи.
Якубович пожал Мучнику руку и торопливо ушел.
Несмотря на обещания, Йоко посадили в изолятор временного содержания недалеко от аэропорта, в городке Домодедово, поскольку в самом аэропорту ИВС был переполнен.
В камере с решеткой во всю стену было относительно чисто, в соседях у Йоко оказались две женщины азиатской внешности и, к ее удивлению, мужчина в помятой черной рясе.
Напротив решетки стоял стол, за которым сидел милиционер и без интереса смотрел телевизор без звука. На черно-белом экране показывали Брежнева за трибуной. Он смотрел в зал и экономно двигал челюстями.
Женщина-азиатка посмотрела на Йоко с подозрением, потом пригляделась, улыбнулась и спросила:
– Аньен, ирыми муосимника?* [* Привет, как тебя зовут? (нор.)]
Йоко прекрасно поняла корейскую фразу. Но воспитание и зов крови предков, веками презиравших корейцев и считавших их низшей расой, «бакачон», заставили ее высокомерно бросить по-японски:
– Вакаримасэн*. [* Не понимаю (яп.).]
Судя по глазам кореянки, в которых дружелюбие сменилось неприязнью, ей тоже не была чужда врожденная, воспринятая с молоком матери ненависть к оккупантам с острова Ниппон. Она наклонилась к подруге, и они зашептались по-русски, исподлобья поглядывая на Йоко. Та почувствовала себя неуютно.
Священник доброжелательно посмотрел на нее.
– Вы из Японии? – спросил он на английском.
– Да, я японка, но живу в Соединенных Штатах, – ответила она. – Меня зовут Йоко Оно, я супруга Джона Леннона. Из «Битлз». – Она значительно посмотрела на служителя церкви.
– Знаю их, слушал, очень нравятся, – покивал он. Он говорил медленно, долго подбирая слова. – А меня зовут Александр Мень, я православный священник.
– Рада познакомиться, – сказала Йоко вежливо и слегка поклонилась. Уважение к служителям церкви также было у нее в крови. Она решила, что обязана поддержать разговор. – Извините меня, пожалуйста, сэнсэй, быть может, мой вопрос нескромен, но как получилось, что вы очутились… Что вас поместили в эту камеру?
– Прошу вас, не называйте меня «сэнсэй», – попросил Мень. – Все мы братья и сестры. Просто Александр. А что касается этой каталажки… Вообще-то, по тюремным законам возбраняется выспрашивать о причине попадания за решетку, но вам я скажу. – Он посмотрел Йоко в глаза, чем очень ее смутил.
Но она отбросила вековые традиции этикета и так же прямо и дружелюбно посмотрела священнику в лицо. Ей почему-то стало тепло и хорошо, как в детстве, когда она сидела в деревянной офуро**. [** Японская ванна, предназначенная для банных процедур.]
– Все просто: очередной донос. Я приехал в аэропорт, чтобы встретить друга, сам я служу в Новой Деревне, недалеко отсюда. Он привез мне мои книги, изданные в Брюсселе. А в нашей стране за это наказывают.
– Как, Александер-сан, вас арестовали за то, что вы издаетесь за рубежом, а не в России?
– Именно так. Но долго я здесь не задержусь. По
