Первопричина 3: СССР, любовь и магия - Артём Соболь
— Где живёт эта лохудра? Я примчусь к ней и всю дурь из неё выбью. Где? Ну держись…
Понимая всю глупость, глубоко вздыхаю, бросаю телефон на стол и тянусь к сигаретам. Закуриваю…
— Ладно, ты сам напросился. Я сейчас сама искать пойду. А когда найду… Прячься лучше, Игорёк. Ты не знаешь на что способна разъярённая женщина. Я ведь и убить могу.
Убить пока неизвестно кого не получается. Сверкнув маячками у автобусной остановки останавливается милицейская машина. Из неё тут же выходит патрульный, открывает заднюю дверь и…
— Сучонок! —увидев выходящего из машины Игоря кричу. —Убью!
Как вылетаю из дома и оказываюсь у машины, сама не понимаю. Пытаюсь схватить Игоря, отталкиваю загораживающего его патрульного…
— Гражданка, да успокойтесь вы, — закрывая Игоря говорит судя по погонам и значку младший лейтенант Булатов. — Не надо нервничать. Всё хорошо, успокойтесь.
— Не надо меня успокаивать! — поймав пальцами за нос резко бледнеющего милиционера отвожу его в сторону и обращаюсь к Игорю. — Где ты был мерзавец? Куда ты снова вляпался? С кем ты подрался? Да сколько можно? У тебя вообще совесть есть?
— Спасибо, мужики, — доставая из багажника книги и букет цветов не обращая на меня внимания улыбается Игорь.
— Ты… Да ты… А как? А где ты был?
— В школе. Потом вышел на остановку, а тут офицеры подвезти предложили. Ну, я подумал, что с таким грузом книг в автобусе неудобно и согласился. Потом мы прокатились, в баре посидели…
— А телефон? Почему не отвечал?
— С беззвучного забыл снять, — подходя и отдавая мне цветы виновато улыбается он. — Прости, пожалуйста. Я так больше не буду.
— Уродец, — подхожу и обнимаю его. — Как же я переживала.
От этих объятий сразу становится легко и спокойно. Осознание того, что с ним всё в порядке, согревает и заставляет улыбаться. А его дыхание, прямо в шею, вызывает приятные волны мурашек. Отпускать не хочется. Не хочется совсем… Хочу всегда держать его. Хочу…
— Сань, поехали, — машет рукой второй патрульный. — Мы тут лишние. Всего доброго.
— Лен, ещё раз прости, — поднимает голову Игорь.
— Дурак, — крепче обнимая его выдыхаю. — Я же чуть с ума не сошла. Я же… В дом, быстро. Кормить тебя буду.
(Там же. Игорь.)
Вместе с Леной идём в дом. Затаскиваю книги в свою комнату, сажусь на кровать и прижимаю руки к голове. Творящийся здесь абсурд заставляет мозги вскипать. Страшное осознание того, что наши с Леной отношения могут зайти дальше дозволенного отзывается болью в висках. И это зайдёт дальше, в этом нет сомнения. Я не дурак, и без всякого изменения цвета глаз понимаю что Лена неравнодушна ко мне. Её зрачки при виде меня сужаются, голос даже когда ругается понижается. Движения становятся плавными. А сегодня, поскольку убивать меня Лена выскочила в топе и лосинах, я заметил совсем тревожные сигналы. Если точнее то, что её соски затвердели. Конечно это было и раньше, но сегодня как-то совсем сильно. И может быть это осталось бы без внимания, но когда эти соски упираются в лицо и по лицу же елозят, то не заметить крайне сложно. Поражает и моя реакция. Конечно, волочиться за каждой юбкой и вести себя как спермотоксикозник я не собираюсь. В руках держать себя могу и умею… Но вот сегодня… Её запах стал сильнее, свечение ярче и это просто убивает меня. На всё это организм отвечает так, что в глазах темнеет.
Сегодня, приехав домой, я вдруг понял, что она моя и я никому её не отдам. Я буду драться, убивать, уничтожать, но её не отдам. Она моя!
Мне страшно. Мне до ужаса страшно от таких вот осознаний. Но ничего поделать я не могу. Любая попытка отвлечься и подумать о чем-нибудь кроме Лены с треском проваливается. Перед глазами встаёт
