41 - 58 Хроника иной войны - Александр Викторович Горохов
— Завидую я вам, ребята, — дрогнувшим голосом закончил речь прославленный танкист. — Завидую тому, что вы будете воевать там, где моя бригада когда-то уже остановила Гудериана. Завидую тому, что вы там будете, а мне оставаться здесь.
Описать бесконечный аврал на станции Мисяш майор не смог бы, даже если бы его попросили. Как выражался о войне кто-то из великих, это была та самая бочка пота на стакан крови, что прольётся позже. Так что в вагонах-теплушках личный состав батальона просто отдыхал. Ну, если не считать дежурств и несения караульной службы. Пока уже далеко за Волгой среди ночи не прибыли в какую-то станцию в глухих лесах.
Там всех людей из эшелона загнали в один из больших бараков, совсем недавно построенных, и целый день пришлось потратить на баню, переодевание в форму начала войны, выдачу новых документов, согласно которым каждый из них родился ровно на 17 лет раньше. Между прочим, в них значилось, что все они служат в 1-й Уральской особой добровольческой танковой бригаде. К сожалению, практически всем пришлось остаться и без наград, полученных после октября 1941 года, так что Степан Егорович теперь щеголял в гимнастёрке, из всех «украшений» на которой имелись лишь две «шпалы» в петлицах.
Потом эшелон двинулся в прежнем направлении, но с паровозом, прицепленным к нему «раком». И лишь после того, как вагоны и платформы «отстоялись» на разъезде, поехал обратно, уже «правильным» порядком, не останавливаясь нигде, вплоть до станции Арзамас. По виду которой Лысухин и понял, что они уже в 1941 году.
Там, в Арзамасе, пока меняли паровоз, замполит бригады, полковой комиссар, как теперь значилось в его документах, Григорий Панкратович Черных, собрал на несколько минут политработников и раздал им материалы по текущему положению дел на фронтах. Очень обнадёживающему положению, следует сказать. Как и практически все офицеры, комбат в редкие свободные часы восстанавливал в памяти то, что происходило на фронте в октябре-ноябре, в те сроки, когда они окажутся на войне. Поэтому слушал доклад «комиссара» с огромным удовлетворением.
За время, пока они грузились и ехали, на севере ничего не поменялось: как немцы упёрлись в выстроенную Жуковым оборону Ленинграда, так и остались стоять. Держал оборону юго-западнее Новгорода почти по линии Старая Русса — Великие Луки Северо-Западный фронт. Начавшаяся, как и писалось во многих мемуарах, 8 октября распутица застала немцев немного восточнее Смоленска и Рославля, но западнее Брянска. Линия обороны Юго-Западного фронта на севере, в общем целом, совпадала с той, что была в «другом сорок первом» на 1 октября. А вот на южном его фланге проходила западнее: фашисты пока так и не дошли до Полтавы, а южнее Кременчуга и вовсе упиралась в Днепр. Давало знать то, что генерал Кирпонос (тоже погибший, но во время авианалёта на штаб фронта, а не в окружении) сумел организованно отвести войска из-под Киева и сохранить бо́льшую часть войск.
Имелось у фрицев несколько плацдармов на левом берегу Днепра от захваченного ими Днепропетровска до Никополя, за них шли ожесточённые бои, но 6-я и 12-я армии, не погибшие в котле под Уманью, пока держались. Чего нельзя было сказать про 37-ю и 9-ю армии Южного фронта. Если первую оттеснили от реки не очень далеко, то вторая «отползла» практически до Перекопа. К великому удивлению Лысухина, на 18 октября Одесса ещё держалась. Если там и шла эвакуация, то сдачи города ещё не произошло.
Завязнув в грязи под Смоленском, немцы, тем не менее, не отказались от планов удара по Москве. По данным разведки, подтягивали резервы и ждали, когда ударят морозы, превратив грязь в бетон, по которому можно наступать без задержек. «До самой Волги», как они мечтали.
Были и отличия в организации нашей обороны. Конечно, обо всех подробностях «местные» не докладывали, но об этом можно было догадаться хотя бы по тому факту, что Резервный фронт так и не создали. Зато уже существовал Калининский фронт, выделенный из правого фланга Западного в первых числах октября.
Везли бригаду на запад, обходя Москву с севера. Значит, верно сказал генерал Катуков: драться придётся в районе Ржева и Волоколамска. Там, где он сам сейчас со своей 4-й бригадой готовится отбивать вражеские танки. Будут ли это переброшенные с юга «ролики» Гудериана или такой переброски не состоится, пока неясно. И майор Лысухин пытался вспомнить, откуда начинались и где сходились стрелы танковых клиньев начального этапа немецкой операции «Тайфун», наступления на Москву. Припомнил лишь то, что эти стрелы рисовались где-то севернее и южнее Вязьмы, сойдясь восточнее самого города и «запечатав» в огромном котле сразу несколько армий, большинство из которых так и погибло в окружении. Одно из тяжелейших поражений Красной Армии с начала войны…
Но проехали Волоколамск, поезд сделал остановку во Ржеве, а команды снимать Т-44 с платформ всё не поступало. И пока снова меняли паровоз, а Степан Егорович выходил покурить на свежий воздух, в голове всплыло стихотворенье Твардовского, правда, написанное о событиях, которые в другой истории случились уже в сорок втором:
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налёте.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней —
Ни петлички, ни лычки
С гимнастёрки моей.
Прогнал прочь мрачные ассоциации, вызванные стихотворными строчками, и поймал себя на мысли о том, что за всё время в пути их ни разу не бомбили. Нет, следы бомбёжек попадались, но их поезд ни разу не останавливали, чтобы переждать авиаудар. Конечно, нелётная погода многое объясняет, и остаётся радоваться такой везучести. Но удастся ли избежать напасти в виде пикирующих «лаптёжников» после того, как бригада разгрузится в Гжатске, куда, как стало известно, её и везут? Погода-то наладится буквально в первые дни ноября, а значит, противно завоют в небе моторы «мессеров» и «юнкерсов», а вслед за этим загрохочет немецкая артиллерия, проламывая советскую оборону на пути немецких танков.
* * *
Красноармейцы и красные командиры, кто вполголоса, а кто и во всю глотку, проклинали бесконечный дождь, превративший землю в липкую грязь, а генерал Болдин, командующий 16-й армией, радовался ему, как манне небесной. Было чему радоваться: распутица, о дате начала которой удивительно точно предупредили из штаба фронта, очень уж хорошо охладила наступательный порыв гитлеровцев.
Нет, 16-ю армию, можно сказать, не атаковали. Давили артобстрелами и постоянными атаками пехоты, чтобы «скучно не было». Главный удар танков Гота утром 16 октября пришёлся севернее, в полосе ответственности 30-й армии Василия Афанасьевича Хоменко и по правофланговой 244-й стрелковой дивизии 19-й армии Лукина. Южнее, от Рославля через боевые порядки 24-й и 43-й армий Ракутина и Собенникова в прорыв рванулся переброшенный из-под Ленинграда Гёпнер. Как раз в тот день, когда разверзлись хляби небесные, зарядили проливные дожди. Именно благодаря этому, а также насыщенности указанных армий противотанковыми средствами, противнику за два дня удалось продвинуться лишь на 15–20 километров. Но в штабе фронта командармов очень подробно проинструктировали, чем грозит это немецкое наступление, и Иван Васильевич, пожалуй, куда лучше всех подчинённых понимал, что спасение — именно в этой грязи и постоянно льющейся с неба воде.
Приказ отойти к району Холм-Жирковский — Сафоново — Дорогобуж было легко только отдать, а вот выполнить его оказалось куда сложнее. Виной тому оказались всё те же раскисшие дороги, на которых пушки и грузовики приходилось постоянно вытаскивать из грязи. Да ещё и создавать на прежней линии обороны иллюзию того, что армия целиком продолжает её держать. Но новое расположение, как значилось в директивах из штаба фронта, тоже было лишь промежуточным рубежом, поскольку армии с первых дней ноября предстояло держать оборону ещё восточнее, на подступах к самой Вязьме. Если снова не поступит приказа отступать.
К 20 октября стало ясно, что немецкие бронированные кулаки завязли окончательно. И не только в советской обороне, но и в грязище. Узкие гусеницы немецких «панцеров» вязли в земле, а поддерживающая танки пехота не могла передвигаться из-за пудовых «гирь» на сапогах. Тем более, там, где гитлеровцы всё-таки пытались атаковать, неожиданно появлялись подвижные группы Т-34, и «наводили порядок».
Неожиданным для Болдина (но, как оказалось, не для штаба фронта) оказалось и то, что в этот раз противник
